Не случится никогда? (СИ)
«Вот ведь блять», — ругнулся про себя Ваня и зябко поежился — его куртка почему-то не грела. Или это приболевшее тело хулиганило?
Саня, не останавливаясь, поманил за собой к рядам припаркованных машин, и омежка послушался, пошел, куда ведут.
Вскоре альфа тормознул перед серебряной маздой средней потертости. Пикнув вынутым из кармана брелоком сигнализации, альфа шустро забросил в багажник Ванину сумку и распахнул перед переминающимся с ноги на ногу, мерзло трусящимся омежкой переднюю левую дверцу.
— Прошу, — он приглашающе взмахнул рукой. — Залазьте, сударь, карета ждет-с!
Зараза, скалился настолько задорно и белозубо, что Ване очень захотелось улыбнуться в ответ. Что ж, парнишка не стал сдерживаться.
— Спасибо, — искренне поблагодарил он, ныряя в спасительное тепло салона, а сам, с недоумением, вздохнул.
«Хм, — мелькнула мыслишка, — а Саня-то — ничего такой, оказывается, симпатичный. Почему я раньше не замечал, какая у него улыбка здоровская»?
Альфач аккуратно захлопнул за омежкой, устраивающимся на сиденье и нервно принюхивающимся к до сих пор висящему внутри запашку собственной, въевшейся в обивку, течки, дверь и гибко скользнул за руль. Для своей крупной комплекции он двигался более чем изящно.
— Ты занимался танцами? — вопрос у наблюдающего, засмотревшегося Вани вылетел самопроизвольно, без участия мозга.
Саня глянул из-под густых, загибающихся на кончиках черных ресниц и утвердительно хмыкнул.
— Ага, — в голосе альфача зазвучали мягкие, бархатные нотки, породившие в солнечном сплетении у замершего рядом паренька копошение мурашек. — А как догадался?
Ваня очнулся и пожал плечами.
— Не знаю, — фыркнул. — Просто подумалось. А это важно?
Саня более не улыбался, чуть поджал губы. Их вкус омежка помнил отлично. И рождаемые ими, припадающими к ямочке за ушком, щекотные ощущения, тоже. Приятно было, и возбуждало…
«А может, и не зря папа озаботился, позвонив Сане? Может, папа умный и прав, а я — слепой глупышка, и ошибаюсь»?
Открытие озадачило.
Чтобы скрыть накатившее смущение, Ваня опустил внезапно порозовевшее скулами лицо и уставился на свои обломанные, требующие маникюра ногти. Совсем в больнице руки запустил. Безобразие.
— Сань…
— Да, Иви?
— Я домой хочу, Сань. Пожалуйста…
Звякнули воткнутые в замок зажигания и прокрученные ключи, мотор заурчал, и мазда тронулась.
Саня и Ваня, под перестук по стеклам и крыше машины припустившего дождя и взвизги снующих туда-сюда, сгоняющих воду дворников, ехали домой. Они молчали всю дорогу, просто молчали, наслаждаясь идущим от включенной печки теплом.
Но это было особое, новое, неведомое омежке ранее, насыщенное молчание. В нем слова оказались как-то странно не нужны и лишь разрушили бы создавшуюся уютно-интимную атмосферу близости. Не телесной, нет. Иного рода-племени.
Заботливый, не желающий, чтобы и без того нездоровый Ваня промок под льющим, словно из ведра, дождем и расхворался еще пуще, Саня подогнал машину к самому парадному, но выходить не спешил. Повинуясь его знаку, омежка убрал уже положенную на ручку двери руку и повернулся вполоборота, готовый слушать. Похоже, не один он хотел бы перетереть без свидетелей.
Убедившийся во внимании парнишки альфач немного помолчал, собираясь с мыслями, покусал себя за фалангу большого пальца и, наконец, решился заговорить.
— Иви, — от устремленного в зрачки изучающего пристального взгляда Ваня внутренне съежился. — Насколько я тебе нравлюсь?
Ваня понятия не имел, как ответить на сей вопрос внятными словами, потому — между прочим, прелестно и очаровательно — покраснел, перестал ежиться и нерешительно потянулся губами к альфячьему близкому рту. Коснулся. Слегка углубил. И — смутился порыва и тянущего сладкого отклика в низу живота, прикрылся ладонью. Облизнулся украдкой — и довольно муркнул — надо же, а память-то не подвела, вкус тот же, приятно знакомый.
— Иви?..
— Да, Саня?.. — почему усилился запах кофе? Течка же еще далеко?..
— Я тебе нравлюсь. — Не сомнение уже, утверждение, и отчетливые удовлетворенные нотки в упавшем почти до хрипа низком альфячьем голосе. — Расскажешь про выкидыш?
«Выкидыш?! Какой еще выкидыш?! Это был вовсе не выкидыш, аборт»!
— Так расскажешь, Иви? Посмотри на меня!
Ну, Ваня посмотрел — разве можно не посмотреть, когда так нежно поглаживают подушечками горячих пальцев подбородок — и ответил, глядя в устремленные на него сияющие, серые — он только теперь разобрал точно — глаза, предельно честно:
— Это не был выкидыш, Саня. Тебя неверно информировали. Мне сделали аборт, или я бы умер. Впрочем…— А внутри, там, внизу живота, продолжало разливаться нарастающее желание… — Я все равно бы не оставил ребенка. Не хочу детей, совсем. Хорошо, что у меня их никогда больше не будет…
Саня моргнул, и его лицо, только что прекрасное, одухотворенное, потухло, словно выключили спрятанную в черепе лампочку, и стало прежним, грубоватым.
— Не понял, — парень выпустил запястье омеги. — Что значит — не будет?!
Ваня дернул плечом и равнодушно оскалился.
— То и значит, — сказал. — Врачи уверены, я теперь бесплодный. Эка проблема, бля, зачем нам с тобой мла… — и осекся, оборвав фразу на полуслове — такое странное выражение исказило черты Сани.
Несколько секунд альфач молчал, размышлял. Потом спросил:
— А не пожалеешь, малек? Без детей? Пожалеешь же!
«Уже не Иви. Лови, омежка, непостоянство чужака. А так замечательно целовались»…
— Может быть, ты и прав, — Ваня, не желающий больше поддерживать кажущийся ему бессмысленным, надоевший разговор, отвернулся к окну и чиркнул пальцем по запотевшему от двойного дыхания стеклу. — Но сейчас я ни о чем не жалею. Ясно?!
Саня резко отпрянул, бледный, заморозившийся, миг, и он уже распахнул дверцу и вывалился из машины. Тоже закончил разговор? Да?
«Саня! Вернись»!
====== Часть 8 ======
/Спустя три года/
— Ванюшааа!
Никакой реакции.
— Да Ванька же!
Щекотное перебралось с верхней губы, где шалило до этого, по носогубной складке к носу, дремлющий омега сморщил мордашку, тихонько-недовольно простонал и чихнул. Открыв глаза, сонные и расфокусированные, он в упор уставился на лежащего рядом, опирающегося на локоть, в пальцах белое перышко из подушки, любовника.
— Сима! — укорил хрипловато, но ласково. — Вот чего тебе надо, а? Скучно, что ли?
Альфач радостно, широко ухмыльнулся и продолжил щекоталово, вызвав у омеги еще одно звонкое «апчхи».
Отчихавшись, Ваня рассмеялся, очень музыкально, провоцирующе, и обвил шею играющегося Максима руками, потянул на себя, целовать. Перышко оказалось забыто, скользнуло, выроненное, на ковер, и осталось в полосе падающего из щели неплотно прикрытой двери света.
Двое тонули в поцелуе, глубоком, мокром и страстном, их языки и тела сплелись, а руки неспешно загуляли, оглаживая и пощипывая доскональнно уже изученные за почти полтора года связи чувствительные местечки.
— Ванюшка, — шептал альфач с жаркими придыханиями между вычмокиваниями. — Ванечка, мальчик мой хороший… Люблю тебя…
— Симка, — не менее горячо отвечал омега, не веря ни единому сказанному партнером слову, — Симка, еще…
Между прочим, правильно не верил — не любил его Максим, совсем. Просто Ваня жил один, в собственной угловой, без стучащих в стены соседей, квартире, был удобен и не скандален, отзывчив в сексе даже между течками, ну, и нравился альфачу, конечно, стройненький, хорошенький. Плюс — вкусно готовил и не требовал постоянных ухаживаний и дорогих подарков. Что еще можно пожелать от омеги? Почти идеал для отношений!
— Ванечка…
Перевернутый на спину Ваня развел пошире согнутые в коленях, в меру длинные, стройные ноги, демонстрируя готовность принять и тяжесть, и таран и, возбужденно облизывая припухшие, пунцовые губы алым кончиком язычка, нетерпеливо заерзал по простыням ягодицами, каждым своим