Моя и точка! (СИ)
Моя и точка!
Алекс Чер
Пролог
Декабрь…
Он стоял на бордюре спиной к кафе. Тёмные волосы, римский профиль, чёрное пальто. Прижатый к уху телефон. Позади торопились мимо пешеходы, перед ним проносились машины. Сверху летели снежинки, а он стоял, склонив голову, нахмурив брови как непобедимый полководец у осаждённого города и отвечал изредка и немногословно.
— Ниѐ то ва̀ша. Нѐго мо̀я брѝга, — прозвучал его обманчиво мягкий бас, когда Ия поравнялась с широкой спиной, и неведомая сила толкнула её в кафе.
Вернее, она лишь нерешительно подошла к двери, не зная, почему вдруг решила остановиться, когда мелькнул чёрный кашемировый рукав и сильная мужская рука открыла ей тяжёлую застеклённую дверь.
— Спасибо, — ответила она машинально, но дежурная улыбка повисла без ответа — дверь за ней закрылась, а мужчина остался на улице, продолжая свой незаконченный разговор.
Запах кофе сделал выбор за неё. Она ткнула в меню. Бариста понимающе кивнул. Машина шумно захрустела обжаренными зёрнами. Поставив на барную стойку прозрачную коробку с розовыми ёлочными шарами, Ия обернулась — его мощная атлетическая фигура всё ещё темнела за стеклом двери.
Вдоль окон стояли уютные диванчики. Небольшие столики, украшенные милыми композициями из еловых веточек.
Она выбрала тот, на который падали лучи встающего из-за домов солнца. У стойки с журналами. Выудила глянцевую обложку наугад, положила на стол. Игривым котёнком на спинке диванчика пристроила шубку. И розовые шары перекочевали к окну как раз к веточке ёлки, заставив улыбнуться. Она так долго искала идею как же украсить дом к празднику в этом году и вот нашла. Пепельно-розовый так красиво смотрелся с восковым налётом голубых еловых лап. Теперь она знала, что ответить дизайнеру.
Когда её заказ был готов, как раз позвонила младшая дочь. Ия всё ещё прижимала телефон к уху, успокаивая Аришку, и машинально выкладывала на барную стойку содержимое сумочки в поисках банковской карточки.
— Нет, малыш, ты его не потеряла, оставила на сиденье в машине, — как раз положила Ия рядом с ключами от машины потрёпанного плюшевого медвежонка, из-за которого рыдала её восьмилетняя растеряшка. — Не плачь, зайчик, твой Пухлик у меня. Мы сейчас попьём с ним кофе и пойдём покупать подарки. Папе, бабуле… Да где же она? — этот вопрос она пробубнила тихо себе под нос. Похлопала рукой по карманам. Улыбнулась терпеливо ждущему баристе: — Видимо терять вещи у нас семейное. — И снова полезла в сумочку, когда над ухом прозвучал знакомый мужской голос, низкий, глубокий, с мягким акцентом:
— Я оплачу.
— Спасибо, я… — Ия обернулась, — я… я… найду.
Его взгляд завораживал. Открытый. Прямой. Откровенный. Твёрдо сжатые губы едва заметно скривились. Мужчина упрямо качнул головой:
— Не беспокойтесь. Мне то же самое, — постучал он ребром матово чёрной карточки неизвестного Ие банка по стойке. Заросший тёмной щетиной жёсткий подбородок качнулся, подтверждая заказ.
Ия опомнилась, что слишком долго рассматривает это волевое лицо, услышав в трубке требовательное: «Ма-ам?»
— Да, зайчик. Куда пойдём обедать? — она вежливо кивнула, забирая свой кофе. — А куда ты хочешь? А знаешь, что? Давай дождёмся Нику и вместе решим.
Её неугомонная второклашка щебетала всю перемену, пока Ия проверяла карманы шубы. С облегчением опустилась на диванчик, когда нашла свою потерю — наспех сунутую в карман на новогоднем базаре карточку.
«Ну я же знала, что не могла её потерять», — отключилась она, попрощавшись с Аринкой, и положила пропажу на стол. Развернула кружку с кофе так, чтобы нарисованная на пенке капучино ёлочка встала ровно. Сделала снимок на фоне купленных шаров, осталась довольна и сразу сбросила фото студии декора с пояснениями. Пусть работают. Вздохнула, прищурившись на слепившее в окно солнце: «Хорошо!» и открыла журнал на странице «гороскоп».
— Позволите? — его голос прозвучал снова, когда она дошла до знака Девы.
— Конечно, — гостеприимно показала Ия на место напротив. И гордо продемонстрировала карточку. — Я же говорила: найду. Давайте я вам тоже что-нибудь куплю, раз уж за своё кофе вы тоже заплатили сами.
— Не лишайте меня маленького удовольствия — поступить как джентльмен. Кофе — это просто кофе. Просто комплимент для такой красивой женщины, — улыбнулся он.
Ему так шёл этот небольшой акцент. Он смягчал «ж», а мягкую «е» наоборот округлял до «э». И пока раздевался, требовательный вкус Ии одобрил: и его широкую мускулистую грудь, обтянутую тонким бежевым свитером, из ворота которого по одной стороне шеи змеями вился узор татуировки; и скульптурно жёсткие линии скул и подбородка; и красивые руки с выпуклостями вен, тоже покрытые причудливой вязью цветных чернил за поддёрнутыми рукавами; и узкие бёдра, венчающие стройные длинные ноги; и даже значок «EMPORIO ARMANI» на изнанке небрежно брошенного на спинку диванчика пальто.
«— Строго и демократично, — вспомнила Ия свои же слова, когда заставила мужа примерить эту классическую однобортную модель за сто тридцать пять тысяч.
— Не хочу выглядеть как член итальянской сборной по футболу, — парировал он и предпочёл скучный серый мешок за триста двадцать от короля кашемира Брунелло Кучинелли».
Но больше всего в незнакомце Ию поразили глаза.
Они были похожи на тлеющие угли, которым только дай правильный ветер, и они разожгутся: ненавистью к врагам или нежностью к любимой. И эта сила, что таилась в глубине, делала их невероятно красивыми. Тёплыми и склонными к горению, несмотря на головокружительную синеву. И в этих потрясающе живых глазах она видела то, чего лет десять уже не видела: интерес.
Подкупающий своей прямотой интерес. Так смотрел на Ию муж, когда только начал ухаживать. Так неприкрыто откровенно. Так непристойно жадно, что Ия невольно вцепилась пальцами в обручальное кольцо как в спасательный круг, чтобы не утонуть в этой сини.
— Любите гороскопы? — мужчина провёл рукой по лежащим мягкими волнами волосам с мелкими каплями растаявшего снега.
— Что? — удивилась Ия, когда за твёрдостью его обветренных губ блеснула полоска зубов. — Ах, это? — опустила она глаза в журнал и заскользила глазами по строкам, не разбирая слов. — А вы?
— Предпочитаю составлять своэ.
— Свои? — скорее спросила она, чем его поправила.
— Да. Свои. По месяцам года. Вот вы какой месяц? Не тот, в какоэ вы родились, а каким себя ощущаете?
— Я… — она задумалась. — А как вам кажется?
— Вы смотрите февралём.
— Это как? — хмыкнула Ия. — Жёстко? Холодно? Неприветливо?
— Скорее уже по-весеннему ярко, но ещё по-зимнему неприступно.
— Возможно, — улыбнулась она. Или это потому, что у меня голубые глаза, но тёмные волосы? — А вы? Какой месяц вы?
— Я Август, — ответил он, не задумываясь, и откинулся к спинке, не сводя с неё глаз.
«Ия, тебе тридцать два года. Ты замужем. У тебя всё хорошо. Любимый муж, красивый и щедрый. Две чудных малышки десяти и восьми лет. Шикарный дом. Достаток. Ты счастливая мать, любимая жена, единственная дочь состоятельных родителей. Ты отказалась от карьеры и полностью посвятила себя мужу и семье — и это то, о чём ты всегда мечтала. Зачем думать о том, о чём думать не следует?» — предупреждал внутренний голос.
— Август… Месяц поздних поцелуев, поздних роз и молний поздних… — вслух процитировала она, кажется Цветаеву и посмотрела на часы.
— Торопитесь?
— Да, — кивнула она уверенно. — Сейчас у меня массаж. Впрочем, как и каждый понедельник, среду и пятницу, во вторник и четверг у меня занятия с тренером. Потом покупка подарков для всей семьи, — посмотрела на слегка отросший френч на ногтях. — На маникюр я записана завтра, впрочем, как и каждое десятое число месяца. Затем я заберу заказанное мясо: звонили из мясного бутика, свежее утром прилетело из Дании. Куплю продукты, чтобы приготовить ужин. Потом заберу из школы девчонок, — она посмотрела на мужчину, что слушал её молча и сидел не шелохнувшись, — покормлю их в каком-нибудь приличном ресторанчике, выслушаю как прошёл их день и повезу домой. Как и каждый будний день. Каждое утро я привожу их в школу. Пока они учатся занимаюсь «своими» делами. Иногда захожу в какую-нибудь кафешку по пути, — Ия набрала воздуха в грудь после того как выдохнула всё сказанное скороговоркой. Вышло же не слишком? Назидательно? Откровенно? Отчаянно? Но она только хотела сказать, что в её жизни нет для него места. Ему ли, себе…