Жизнь после Жары (СИ)
— А, это ты, — кивнула ей Наталья Юрьевна, — Проходи. Я доложу Гургену Григорьевичу, что ты здесь, — и, заглянув и тотчас выйдя от директора, добавила, — Заходи, не бойся. Никто тебя не съест.
Олива, дрожа от страха и волнения, вступила в кабинет директора. Гурген Григорьевич сидел за столом.
— Присаживайтесь, — строго сказал он.
Олива повиновалась.
— Итак, с какого времени вы у нас работаете? — спросил он.
— С первого октября, — еле слышно пропищала Олива.
— С делопроизводством вы хорошо ознакомлены? — продолжал он свой допрос.
— Да, — прошелестела Олива пересохшими губами.
— Видите ли, в чём дело, — озадаченно произнёс директор, — Ваш начальник, Игорь Константинович, попал в больницу с инсультом. По всей видимости, он нескоро вернётся на работу, если вообще вернётся. Кандидатуры на должность нового руководителя отдела у нас пока нет. Между тем, дела отдела капитального строительства находятся сейчас в таком состоянии, что откладывать их в долгий ящик просто нельзя. Известно ли вам, что договор на три миллиона рублей, заключённый нами с Вилюйской научно-исследовательской мерзлотной станцией, может быть расторгнут из-за невыплаты данной суммы вследствие внезапно возникших проблем с финансированием нашего учреждения?
Конечно, Оливе это должно было быть известно, как никому другому — ведь она сама печатала этот договор в двух экземплярах, в присутствии обеих сторон, которые при ней же и подписывали это соглашение. Конечно, она не могла не помнить, как на прошлой неделе в их офис пришла факсограмма с жёстким требованием срочно оплатить счета, какая из-за этого поднялась суматоха, и как шеф орал кому-то по телефону, словно резаный кабан, что если Федеральный бюджет не выделит им в ближайшее время достаточно средств, чтобы погасить долги, то… и дальше шла откровенная нецензурная брань, которую начальник отдела на её памяти ещё ни разу не употреблял. Кто знает, возможно, именно из-за этого бедного старика хватил инсульт, но Оливе до сего момента все эти служебные передряги были так глубоко параллельны, что она даже не потрудилась вникнуть в суть дела, как будто её это абсолютно не волновало и не касалось.
— Итак, я даю вам два дня, чтобы войти в курс дела, — продолжал гендиректор, — Пока что вы у нас остались одна на весь отдел, поэтому именно вам придётся взять на себя всё делопроизводство. Девушка вы серьёзная, ответственная, так что временно исполнять обязанности руководителя отдела капитального строительства будете вы.
И тут Олива наконец-то ощутила, какая карта попала в её руки. В этот же вечер она не преминула сообщить о своём повышении Майклу и, естественно, приукрасила, сказав, что её назначили начальником отдела, а не временно исполняющей его обязанности. Это был ход конём против Салтыкова: Олива знала, что Майкл, конечно же, не преминет доложить ему об этом.
«Ничего, ничего, пусть… — ехидно думала она, — Пусть Салтыков знает: он меня бросил, а я вон теперь какая стала! Теперь он ко мне на хромой козе не подъедет…»
Однако чаяния Оливы относительно Салтыкова так и не оправдались. Майкл, конечно же, передал ему, что Оливу повысили, но реакция Салтыкова была на это более чем спокойная.
— Ну что ж, я рад за неё, — равнодушно сказал он Майклу и тут же перевёл разговор на другую тему.
Глава 26
— Ты разговаривал с Салтыковым? — спросила Олива Майкла.
— Да, хазговахивал…
— Ну и как? Он обо мне что-нибудь говорил?
— Да ничего особенного, — ответил Майкл, — Сказал, что хад за тебя, а больше ничего и не говохил.
— То есть как рад? — обескураженно произнесла Олива.
— Ну, я сказал, шо тебя повысили, а он сказал: ну что ж, я рад за неё…
— И всё?
— И всё.
— И так-таки больше ничего не сказал, ни слова, ни полсловечка?
— Пхо тебя больше ничего. Его тепехь дхугая тема интехесует…
— Какая же, Майкл?
— Да вот, говохит, в Гехманию собхался… — Майкл понял, что ляпнул лишнее, и тут же поспешно добавил, — А так он мне ничего особо не хассказывает, так что я не знаю.
Закончив разговор с Майклом, Олива вся как-то сникла. Убийственное равнодушие Салтыкова сбило с неё всю спесь. Она ожидала, что новость о её повышении как-то затронет его самолюбие, заставит его пересмотреть своё отношение к ней, но тщетно: Салтыкову она стала так параллельна, что его абсолютно не интересовала ни она, ни её дела.
«Ну вот, повысили меня, а что толку? — думала бедная Олива по дороге к метро, — Мне-то что от этого, если ему насрать? Да если б на него это хоть как-то могло повлиять, я бы горы свернула! Только это ведь никому не нужно… Даже если б я добилась таких высот, что обо мне узнал бы весь мир — ему было бы похрену, а для себя мне ничего не надо…»
Она пришла домой и тут же, не снимая одежды, легла на кровать. Ей было плохо. Вспомнила, что в кошельке осталась зарплата, но встать и вытащить её не было ни сил, ни желания.
«Пятнадцать тысяч в кошельке плюс семьдесят в конверте… — зачем-то стала подсчитывать в уме Олива, — Если не считать, что всего на руки восемнадцать триста двадцать девять с копейками — пятнадцать в конверт, остальные на расходы, мне ведь много не надо… Семьдесят и пятнадцать это будет… это будет… Сколько же это будет? Восемьдесят пять… Да ещё плюс надбавка, это будет девяносто… Боже мой, так много?! Когда же это я успела столько накопить? Куда мне столько? Что я с ними буду делать, ведь мне ничего не надо…»
«Однажды кто-то из моих друзей сказал — кажется, Яна — что деньги это ключ, который открывает любые двери. Деньги исполняют желания. Что я могу пожелать на девяносто тысяч? Могу купить плазменный телевизор. А зачем он мне? Мне он нужен как собаке пятая лапа, — рассуждала Олива сама с собой, — Или, например, могу поехать в путешествие по Европе. А толку? Что я там забыла, в этой Европе?.. Нет, — вздыхала она, — Вот и выходит, что не в деньгах счастье. Разве буду я счастлива, путешествуя по Европе в одиночестве, зная, что Он меня бросил? Разве буду я чувствовать себя счастливой, позволяя себе покупать всякую дорогую херню, которая мне, в принципе, не нужна? Единственное моё желание — чего там греха таить — это то, чтобы Салтыков не смог без меня жить, так же, как и я без него, чтобы он искренне раскаялся, и чтобы его любовь ко мне была истинной, а не той показухой, в которую он играл всё это время… Но настоящее чувство за деньги не купишь…»
Тинькнул сотовый телефон. Олива схватила его — эсэмэска была от Салтыкова! Радостное волнение охватило её несмотря ни на что — всё-таки, вспомнил… написал… Дрожащими руками вскрыла она эсэмэску, но тут же с проклятием швырнула телефон на кровать.
Эсэмэска была пуста.
«Конечно… — горестно усмехнулась Олива, — Я-то, дура, понадеялась, что он мне написал — как же, держи карман! Эта пустая эсэмэска — просто досадная случайность, так ведь часто бывает, если нечаянно нажмёшь не ту кнопку в телефоне…»
Потом, конечно, уже было непонятно, так ли уж случайно нажал Салтыков эту кнопку в телефоне, но даже если это и была случайность, то впоследствии она обошлась Салтыкову очень и очень дорого.
«Ты издеваешься надо мной?! — написала Олива ему в ответ, — Я понимаю, что тебе абсолютно похуй на меня, но зачем же так издеваться?! Что я сделала тебе, я не могу понять?! Я же всегда любила тебя, а ты взял и развалил мне всю жизнь! За что?!»
Ответа не последовало.
Олива неподвижно лежала на кровати и видела, как набухали за окном синие сумерки июньской ночи.
Он не ответил.
Позвонила Яна, предложила съездить в Питер к Майклу на выходные. Олива машинально согласилась: ей было всё равно, в Питер так в Питер, лишь бы не оставаться дома, в этих постылых стенах, из которых она так и не смогла вырваться этой зимой.
С горя Олива уснула, как только закончила телефонный разговор. Она ещё смутно надеялась, что ответ придёт хотя бы к утру. Но тщетно: наступило утро, а ответ от Салтыкова так и не пришёл.