Жизнь после Жары (СИ)

  
Глава 38
 
Поезд из Москвы прибывал на станцию Исакогорка с опозданием на десять минут, вследствие чего стоянка была сильно урезана. Пассажиры уже сдали своё постельное бельё проводнице и теперь сидели на своих кушетках, подавляя нетерпение, смотрели в окна, ожидая, что вот-вот за поворотом блеснёт на солнце кусочек воды, как предвестник скорой радости от встречи с любимым городом, где каждого ждали на перроне родные, любимые или друзья — у кого как — и, по въезде на мост, их жадным взорам откроется милая сердцу панорама города с величавым белым Кремлём-высоткой на противоположном берегу широкой Северной Двины.  
Олива отнесла проводнице постельное бельё и, кинув его ворохом на пол, не спеша вернулась на своё место. «Ну что ж… — подумала она, вытаскивая косметичку и устанавливая перед собой зеркало, — Пора приводить себя в порядок перед приездом. Сейчас я должна выглядеть как никогда…»  
Олива быстро надела своё новое ярко-лиловое платье со стразами и распустила по плечам пышные кудри только вчера завитых в парикмахерской и выкрашенных в фиолетовый цвет волос. Быстро накрасившись и вдев в уши серьги-кольца, осмотрела свои ногти, выкрашенные фиолетовым лаком с блёстками. «Ну что ж, вроде ничего… — удовлетворённо подумала она, — Жаль только, загореть не успела, но так даже и лучше: к фиолетовым волосам больше идёт бледная кожа…»  
На перроне Оливу должны были встречать её друзья: Никки, Гладиатор, Флудман, Хром Вайт. Им она накануне сказала, что приезжает, да ещё Денису и Кузьке, но Кузька сейчас работал, а Денис был на военных сборах в Печенге. Наверное, кто-то из них доложил о её приезде и Салтыкову, поскольку вчера днём от него пришла эсэмэска: «Мелкий, ты собираешься в Архангельск?»  
«А с какой целью ты интересуешься?» — спросила Олива.  
«Ну, я просто спросил. Думаю, ты вряд ли согласишься со мною встретиться…»  
Олива ничего не стала отвечать. «Много чести… — подумала она, самодовольно улыбаясь, — Если хочешь со мной помириться, завоюй меня сначала…»  
То, что Салтыков писал ей в последнее время о своей любви, просил прощения за свои измены, значительно подняло самооценку Оливы. Всё-таки, уже жалеет о том, что потерял, и хочет меня вернуть, думала она, тщеславно улыбаясь. Олива вспомнила, как ровно год назад Салтыков встречал её на этом же перроне с букетом алых роз — и заулыбалась ещё тщеславнее.  
Между тем, поезд уже проехал мост через реку и, сбавив скорость, запетлял среди знакомых домов-пятиэтажек, утопающих в зелени тополей. Эти торжественные минуты въезда в город всегда были самыми радостными и волнующими для Оливы; она вспомнила, как полгода назад, зимой, ехала сюда с Яной, и какое радостное нетерпение охватило её в последние минуты перед прибытием, что она, забыв о приличии, прыгала как девчонка туда-сюда по всему вагону, временами останавливаясь, и, прижавшись лбом к обледеневшему окну, вглядывалась в темноту, ожидая, что вот-вот покажутся фонари моста, отражающиеся в тёмной воде Северной Двины, за которой город Архангельск приветливо засверкает ей своими волшебными огоньками.  
И сейчас Олива, как тогда, задохнулась от радостного волнения и нетерпения. А вдруг и Салтыков придёт встречать её на перрон? Если он знает, что она сегодня приезжает, ему нетрудно будет узнать и во сколько, и в каком вагоне. Наверное, уже стоит там с цветами, затерявшись в толпе друзей, и с волнением ждёт прибывающего поезда. Олива представила себе, с каким трепетом и волнением, не хуже, чем год назад, будет смотреть он, как хлынут пассажиры из вагона, жадно отыскивая взглядом среди них её, Оливу, которую он любит так, как никого и никогда не любил, и как замрёт его сердце в трепетной надежде, когда она выйдет из поезда в своём лиловом платье, и, оправляя тонкою рукой свои длинные блестящие кудри, рассыпающиеся на ветру, прошествует навстречу друзьям, шикарная и сияющая, как кинозвезда.  
На перроне Оливу встретили её друзья. Перецеловав всех и отдав свой чемодан Флудману, она заметила, что Салтыкова среди них нет, и самодовольная улыбка медленно сползла с её лица.  
— Что такое? — спросил проницательный Хром Вайт, — Вроде мы все здесь на месте. Или ты ещё кого-то ждала помимо нас?  
— Да нет, — Олива вымученно улыбнулась, — Всё в порядке. Это тебе показалось. Кстати, ребята, знакомьтесь — это Никки. А это, Никки, мои друзья: Флудман, Гладиатор…  
— Очень приятно, — улыбнулась Никки.  
Флудман галантно поцеловал у Никки ручку; Гладиатор, по своему обычаю, покружил на руках Оливу и, опустив её на землю, покружил Никки.  
— Ну, вот… Меня, как всегда, забыли, — обиделся Хром Вайт, исподлобья глядя на церемонию приветствия.  
— Никто тебя не забыл – тебя представим особо. Итак, Никки, знакомься: это… — и Олива, театрально раскланиваясь, напыщенно провозгласила: — Мистер Хром Уайт!  
— Вот так-то лучше, — смягчился Хром, и, довольный, пошёл вместе со всеми по направлению к дому Никки.  
У Никки дома была только кошка Муся. Придя в квартиру и закинув в спальню чемодан Оливы, ребята уселись на кухню ужинать. Никки отварила всем макароны с сосисками, поставила чайник. Флудман сперва принялся было отказываться, ссылаясь на неудобство; однако Олива настояла на том, чтобы он поужинал вместе со всеми.  
— А где Саня Негодяев? — вспомнила вдруг Олива, — Надо бы его тоже к нам сюда позвать…  
Флудман подумал и набрал номер Сани. Поговорив с ним в коридоре минуты две, вернулся на кухню.  
— Саня сейчас по набережной катается на велосипеде. С девушкой, — уточнил Флудман, — Просил передать тебе привет, сказал, что если успеет освободиться до одиннадцати часов, что маловероятно, то, конечно, зайдёт…  
— А давайте сами пойдём после ужина на набку! — кинула идею Олива, — Может быть, и их там встретим…  
— Отличная мысль! — вдохновился Хром Вайт, — Заодно купим пива, чипсов, орешков всяких… Я знаю у реки одно местечко под берегом — там можно неплохо посидеть на бревне возле самой воды и даже поплавать.  
Ребята с удовольствием приняли эту идею и вскоре, допив свой чай, отправились всей компанией в сторону набережной. Стоял тёплый и тихий летний вечер: один из тех сонных, подёрнутых дымкой речного тумана и тополиного пуха летних вечеров, которые бывают только в Архангельске и никогда не бывают в Москве. Олива шла вместе с друзьями по гулкому деревянному тротуару меж зелёных домов-«деревяшек», вдыхала запах листвы и вечернего тумана, и была почти счастлива. Почти — потому что её всё ещё занимала мысль о том, почему же всё-таки Салтыков, зная, что она приезжает, не пришёл её встречать и даже ни разу не позвонил и не написал со вчерашнего дня. Однако она не решалась спросить об этом друзей; ей по понятным причинам вовсе не хотелось, чтобы они поняли, что Салтыков ей по-прежнему небезразличен. Впрочем, Олива недолго держалась: уже на пляже, выпив с ребятами пива, её волей-неволей потянуло на откровенные разговоры.  
— Вчера Салтыков мне пишет эсэмэску, собираюсь ли я в Архангельск… — начала она, как вдруг Флудман, недоуменно переглядываясь с Хром Вайтом, перебил её.  
— Как? Он тебе ещё и пишет?  
— Ну да, — ответила Олива, — А почему тебя это так удивляет?  
— Ну не знаю, странно как-то, — сказал Флудман, — Насколько я знал, между вами всё кончилось ещё зимой, и меня очень удивило, что Андрей тебе до сих пор ещё что-то пишет…  
— Не только пишет, но и звонит, — словно хвастаясь, сказала Олива. Однако от неё не ускользнули недоуменно-жалостливые взгляды ребят, которые они в эту минуту все как один постарались от неё отвести.  
— Он надеялся встретиться тут со мной, но почему-то струсил, — продолжала она, наливая себе в стакан банановый сок, — Только и может, что языком трепать, на большее его не хватает…  
— Андрей сегодня уехал на машине в Питер, — подал голос Хром Вайт, — Мы ещё в пятницу договаривались с ним пойти сегодня играть в боулинг, но он почему-то уехал так неожиданно…