Роза на алтаре (Цветок страсти)

– Отец. Правда, не знаю, здесь ли он. Мне не сказали, куда его повезут.
Женщина махнула рукой.
– Тогда тем более уходите! – Потом окинула ее проницательным взглядом. – Вы бывшая дворянка?
– Да.
Женщина кивнула.
– Сразу видно.
– А вы? – спросила Элиана.
– Я – нет. Я жена торговца. Мой муж не смог доказать, что мы существуем на честно заработанные средства.
Элиана хотела еще что-то спросить, но толпа увлекла собеседницу вперед, и в следующую минуту та забыла о существовании девушки.
Элиана вернулась домой. Прошло около недели. Она никуда не ходила, даже за пайком. Все казалось бессмысленным. Оставалось одно – ждать.
И вот однажды вечером в дверь резко постучали, как тогда, когда приходили за Филиппом.
Элиана еще не легла, она открыла: на пороге стоял все тот же комиссар Конвента.
– Гражданка Элиана де Талуэ?
– Да! – молодая женщина обрадовалась, подумав, что ей принесли весть об отце.
Комиссар разглядывал ее. Выражение его лица было сосредоточенное и суровое.
«Интересно, есть ли у него сердце?» – мелькнула у Элианы мысль.
– Чем вы занимаетесь? На какие средства существуете? Вы бывшая дворянка?
– Да.
– Чем вы можете доказать свою преданность Республике? Ее решительный взгляд словно бы уперся в невидимую стену.
– А почему я должна это доказывать?
Вероятно, такой вопрос показался комиссару непростительно дерзким. Он нахмурился.
– Если вы не трудитесь на благо Республики, значит, вы безразличны к республиканскому делу, а это является преступлением против нации.
Элиана молчала.
– Вы девица?
Молодая женщина покраснела.
– Я вдова. Мой муж погиб в августе девяносто второго года.
– Он участвовал в контрреволюционном мятеже?
– Нет. Его… просто убили.
– А еще у вас есть родные?
– Отец. Его арестовали несколько дней назад. И сестра. Но она давно уехала из Франции.
В глазах комиссара вспыхнул интерес.
– Эмигрантка? Вы поддерживаете связь?
– Нет. Мы не получаем писем уже больше двух лет. А какое это имеет…
Но комиссар, очевидно, счел предварительный допрос завершенным и перебил:
– Элиана де Талуэ, вы причислены к подозрительным гражданам, потому вас отвезут в Люксембургскую тюрьму.
Элиана вздрогнула.
– Сейчас?
– Да. Спускайтесь вниз.
Молодая женщина замешкалась. Она не испугалась, возможно, потому, что была подсознательно готова к этому.
– Можно, я возьму хотя бы щетку для волос и платок?
– Хорошо.
Элиана подошла к столу и взяла то, что хотела, а потом ее взгляд упал на случайно оказавшийся здесь небольшой ножичек. Сама не зная, зачем, она схватила его и, обернув платком, сунула в лиф платья. Потом повернулась.
– Я готова.
Когда они вышли на улицу, Элиана заметила лица людей, со страхом и любопытством выглядывавших из окна первого этажа.
У ворот ждала повозка, в которой уже сидело несколько арестованных: трое мужчин, судя по одежде, рабочие, женщина-мещанка и две проститутки с накрашенными лицами, в мантильях, накинутых прямо на ночные сорочки, и с босыми ногами. Все молчали и имели какой-то странный сонный вид. Один из рабочих подвинулся, чтобы дать Элиане место.
Она залезла в повозку, и та, уныло скрипя колесами, пустилась в свой обычный невеселый путь.
Люксембургская тюрьма представляла собой огромное помещение с высокими каменными стенами, под темными сводами которых раздавалось гулкое эхо. Отдельных камер не было, но существовали закоулки и лабиринты – своеобразные тюремные трущобы, мрачные и опасные. Из стен сочилась сырость, воздух был влажный, спертый, местами даже зловонный. Возле стен лежала грязная солома, на которой и сидело большинство заключенных. Свет из забранных решетками узких оконец почти не проникал внутрь, и помещение освещалось колеблющимся пламенем двух факелов, прикрепленных у входа. Слышался ровный гул голосов, где-то капала вода, и вся открывшаяся перед Элианой картина казалась порождением чьего-то больного воображения.
Молодая женщина ступила на холодный пол, покрытый слоем черной известки. Ее подтолкнули в спину, и она вошла внутрь, испуганно озираясь, еще не привыкшая к мраку и духоте, а потом медленно побрела вдоль стен, не смея навязать кому-либо свое присутствие и украдкой заглядывая в лица: она искала, нет ли здесь отца. Люди разговаривали, плакали, что-то ели, лежали, спали, накрывшись тряпьем, кое-кто читал, шил, некоторые играли в карты.
Внезапно старуха с изжелта-бледным как у призрака лицом и седыми волосами протянула костлявую руку и указала Элиане на место рядом с собой.
Молодая женщина присела на краешек, ожидая, что старуха заговорит с ней, но та отвернулась и молчала.
Элиана почувствовала, что начинает дрожать. Тревожная неизвестность вцепилась ей в горло когтистыми лапами и не желала отпускать. Грядущее погрузилось в беспросветный мрак, и мысли о нем вызывали гнетущее смятение, заставляя сердце сжиматься в предчувствии чего-то непоправимого. Молодая женщина ощущала глубочайшую подавленность от этого давления неосязаемого и неведомого: ей казалось, что на нее надвигается какая-то огромная страшная глыба.
В это время старуха открыла рот и произнесла несколько слов, звук которых пронзил Элиану до самого сердца:
– Да здравствует святая гильотина!
 
ГЛАВА V
Утром Элиана пробудилась с тем же ощущением тревоги и страха, ибо то, что привиделось ночью, лишь усугубило ее состояние. Власть потустороннего мира казалась безграничной: до такой степени и явь, и сон были населены кошмарами смерти.
Молодая женщина встала, отряхнула смятое платье, плеснула в лицо воды из стоявшего в углу жестяного бака и, подойдя к слуховому окну, выглянула на улицу.
Она увидела черные дома на фоне алого неба, длинные тени печных труб и деревьев на мостовой… Этот привычный, знакомый до мелочей мир казался удивительным и прекрасным отсюда, из окон мрачной неволи.
Тюрьма просыпалась; слышался звон посуды, плеск воды, кашель, беспокойные шаги. Начали раздавать жидкую, мутную, подозрительно пахнущую похлебку.
– Я не буду это есть, – сказала Элиана, вспомнив, что говорила женщина из очереди в тюрьму Форс.
Старуха-соседка неодобрительно посмотрела на нее.
– А ты что, лучше других? Здесь не подают деликатесов. Элиана замолчала в замешательстве и внезапно услышала голос:
– Вы правы, не стоит рисковать своим здоровьем. Лучше возьмите мой хлеб.
Молодая женщина подняла взор и увидела незнакомого мужчину. Он сделал шаг навстречу – сначала из мрака показалось лицо и блеснули глаза, а потом в полосе света возникла вся фигура.
Элиана заметила, что он пристально вглядывается в нее.
– Мне не нужен ваш хлеб, – довольно холодно произнесла она, – ешьте сами. Я не голодна.
– Вам так кажется, – возразил он. – Если вы не будете есть, то начнете терять силы, а они вам еще понадобятся.
Элиана внимательно посмотрела на него. На вид ему было не более двадцати пяти лет, и он не походил ни на одного из знакомых ей мужчин: смуглая кожа, темные глаза, черные, прямые, спадающие до плеч волосы. Она не смогла бы назвать этого человека красивым, но его лицо выглядело необычным, оно запоминалось: и резкая линия прямого носа, и как-то по-особому властно изогнутые чувственные губы. Он был высок и строен и казался очень гибким и сильным. Элиана почувствовала, что в нем таится кипучая энергия жизни, энергия, какой у большинства окружающих людей уже не осталось. В его облике было что-то хищное и страстное: такие мужчины с одинаковым безрассудством сражаются с врагами и любят женщин, без промедления и опаски бросают вызов и другим, и самим себе.
Молодой женщине стало неловко и даже немного страшновато под острым, немигающим взглядом черных глаз незнакомца. Он все еще протягивал ей хлеб, и она взяла.
– Спасибо.
– Принести вам воды?
– Да, если можно.