Танец страсти
Возле кровати послышалось слабое шуршание. Малин поднялась посмотреть, что происходит — это Мимир дополз до нее. За прошедшие сутки он ожил и, хотя каждое движение давалось ему с трудом, начал потихоньку обследовать помещение. Кот переползал из угла в угол на локтях — ступать на обгоревшие подушечки пальцев он еще не мог. Принюхиваясь и поминутно чихая, потому что нос тоже пострадал, он проползал немного и, быстро уставая, засыпал прямо в том месте, до которого ему удалось доползти. Малин дважды обрабатывала его раны днем, еще раз перевязала их, когда вернулась домой. После процедуры Мимир, чуть подергивая хвостом, добрался до подстилки и затих. Теперь, видимо, он решил устроиться на ночлег, но запрыгнуть на кровать ему не удавалось, так что осталось только лечь поближе к человеку — на всякий случай.
Малин протянула руку и погладила кота по спине. В темноте полоски казались не рыжими, а бледно-серыми. В ответ на ласку Малин услышала тихое, но очень внятное урчание — после всех страданий и треволнений у этого героя еще оставались силы на благодарность. Она решила, что ляжет спать к нему головой — вдруг ночью Мимиру станет хуже? Девушка переместила подушку, накрылась одеялом и почти сразу же провалилась в темную пустоту.
ГЛАВА 8
Будильник должен был прозвонить в шесть, но Малин проснулась сама, на несколько минут раньше. Когда такое случалось, девушку охватывало какое-то смутное беспокойство — сон исчезал мгновенно, но во всем теле появлялась безвольная слабость, не позволявшая подняться сразу. Малин выключила ненужный будильник — в голове и так стоял какой-то электрический треск.
Нужно было собираться и бежать на репетицию. Две минуты под душем, десять — чтобы выжать грейпфрут и позавтракать двумя бутербродами с тресковой икрой, три — перед шкафом с одеждой и три — перед зеркалом. Малин наспех покормила и перевязала Мимира — кот перенес экзекуцию безропотно и, только когда она накладывала на обожженные места мазь, несколько раз слабо ударил хвостом. Оставалось вытряхнуть вещи из сумочки и переложить в небольшой холщовый рюкзак, который Малин брала с собой, когда ездила на велосипеде. На кровать упали косметика, мелочь и странички из распадавшейся на части записной книжки. Давно пора завести новую, автоматически отметила про себя девушка. Из потертой кожаной обложки выглядывал желтоватый листок, сложенный вчетверо. Развернув его, Малин увидела руны, которые перерисовывала вчера.
Ей вспомнилась серая рябь фьорда, по которой ползут маленькие суденышки, — вид из кабинета Йена. Дощечка, пролежавшая в воде неведомо сколько лет… То, что надпись на ней до сих пор никому не удалось расшифровать, подстегивало интерес. Может, подкинуть эту задачку Юхану? Для таких, как он, единственное лекарство — работа. Насколько Малин знала, ее сосед уже месяца три не занимался ничем стоящим. Еще до того, как его стали мучить приступы страха, он жаловался на скуку — куда-то начала уходить та увлеченность, с которой он раньше часами просиживал в архивах и библиотеках. Наверно, чем бы ты ни занимался, есть какой-то запас интереса, и когда он исчерпан, начинаешь чувствовать себя усталым или, того хуже — впадаешь в депрессию. Вот и Юхан, похоже, просто устал от истории шведского флота. Зато сейчас самое время возобновить изучение древней скандинавской письменности, на несколько лет заброшенное — корветы, шхуны и фрегаты занимали слишком много времени, и сидеть над языческими надписями он уже не успевал. Малин надеялась, что если ей удастся увлечь соседа загадочной находкой, то он быстрее придет в норму.
Все еще держа бумажку в руке, она стала рыться в рассыпанных по всей кровати листках — позавчера она где-то записала номер приятеля Юхана, у которого он собирался некоторое время пожить. Телефон долго не отвечал, и Малин, поглядев на часы, уже хотела повесить трубку, когда наконец услышала долгожданное “халлё”.
— Улоф? Здравствуйте, этот телефон мне оставил Юхан, он сказал, что будет у вас.
— Доброе утро, — удивленно протянул низкий и, похоже, сонный мужской голос. — Юхан проснулся, сейчас он подойдет.
Малин и забыла, что половина седьмого — невозможная рань для Юхана и его друзей! Ничего удивительного, если он вообще не поймет, о чем она ему толкует. Но отступать поздно, нужно постараться объяснить все как можно более внятно.
— Малин? Привет. Что-то с Мимиром? — Получилось, что она не только разбудила его, но и напугала.
— Нет-нет, кот чувствует себя вполне прилично. Просто мне нужна твоя помощь в одном деле.
— Да?
— Мы репетируем спектакль, — Малин пришла в голову идея, которая в эту секунду показалась ей просто блестящей, — и мне в руки попал один рунический текст, который может иметь отношение к сюжету.
— А что за сюжет?
— Ну… девять миров Иггдрасиля. — Малин стало неловко от того, как неубедительно это прозвучало. А она еще собирается показывать постановку на фестивале! Если ее заявку не примут, то и правильно сделают.
— Что же ты раньше молчала?! Это же страшно интересно! Текст — какая-то сага?
— Н-не знаю… — Она сообразила, что даже приблизительно не представляет, что там написано. — Один специалист утверждает, что речь идет о конце света, — Малин ухватилась за спасительное воспоминание, — но ему никто не верит.
— Хорошенькую работу ты мне подкидываешь, — усмехнулся Юхан. — Я правильно понял, что ни о происхождении текста, ни о его содержании никто ничего не знает?
— Ну, в общем, да… Его нашли на дне залива — небольшая плоская деревяшка и руны на ней.
— А сейчас она где?
— У одного человека… Он собирается передать ее в музей “Васы”.
— “Васы”? — голос Юхана дрогнул. — Причем здесь “Васа”?
— Таблицу с рунами нашли, когда поднимали корабль. — Малин уже жалела, что затеяла этот разговор. Теперь все может обернуться гораздо хуже: если страхи действительно связаны с “Васой”, то они могут перекинуться и на эту дощечку. А Юхан не отступится — уж это точно…
— Я заеду к тебе сегодня. Когда ты вернешься из театра?
— В девять.
Вечером она застала соседа у двери своей квартиры. Юхан ходил по коридору из угла в угол, глядя себе под ноги. Давно не стриженные белесые волосы свисали вниз, закрывая лицо и даже кончик длинного носа. Услышав, как Малин хлопнула дверью лифта, он остановился и, вместо приветствия, сразу приступил к расспросам: откуда она узнала про надпись, что значит — конец света, почему до сих пор никто этой таблицей не заинтересовался… Малин ничего не отвечала и, лишь кивками и мотанием головы реагируя на натиск вопросов, открыла дверь и пропустила своего инквизитора внутрь.
Мимир уже сидел у входа, и на некоторое время он занял все внимание Юхана. Пока хозяин кота чесал своего спасителя за ухом и разговаривал с ним, Малин на скорую руку готовила ужин — выложила четыре куска замороженного лосося на сковородку, присыпала его какой-то немецкой смесью, достала из холодильника начатую банку консервированной свеклы и два помидора. К этому моменту сцена встречи кота и Юхана завершилась трогательной картиной: Юхан сидел на табурете у кухонного стола, а Мимир — у него в ногах, поглядывая то на Малин, то на холодильник. Получив свою порцию кошачьих деликатесов, он принялся за дело, оставив сантименты на потом.
Малин включила чайник и подсела к столу.
— Я постараюсь рассказать все, что знаю сама.
За ужином она изложила Юхану большую часть событий, опустив, конечно, то, что произошло между нею и Йеном. Впрочем, достаточно Юхану захотеть познакомиться с этим человеком, и она вынуждена будет как-то объяснять, почему больше не может с ним встречаться. К счастью, историка интересовало другое.
— Ты говоришь, она пролежала в воде триста-триста пятьдесят лет?
— Так сказал Йен.
— И текст полностью сохранился?
— Мне кажется, большую часть можно разобрать. Доска вся растрескалась, но там, где что-то вырезали, углубления выглядят по-другому. Ну, если окажется, что я срисовала вместо рун годовые кольца, — извини.