Нежданчик для Биг-Босса (СИ)

— Все, что, возможно, зарождалось, тут же погибло, как только ты женился, Глеб. Кажется, это не стоит даже обсуждать, — проговорила она сквозь зубы.
— Ты обиделась? Тебя задело? Задело же. Значит, чувства все же есть, — настаивал я на том, что лично мне казалось кристально ясным.
— Какая разница! Обиделась — это не то слово. Я недоумевала. Пойми, мне ничего другого не пришло в голову после новости о женитьбе, кроме того, что ты воспылал любовью к бывшей жене и женился на ней. Весь офис гудел по поводу прозорливости Маргариты: подкинула ребенка — вернула мужа.
— Дуры, — выругался я вполголоса, делая мысленную пометку потребовать у Даши список болтливых коллег, а потом уволить всех к чертовой матери. Раз находят время на болтовню, значит, его слишком много!
— Дуры — не дуры, это не суть. А суть в том, что я не могу прыгать из состояния в состояние по щелчку твоих пальцев. Может, ты и привык, что люди безропотно выполняют твои команды, но мне нужна передышка, не могу и не хочу ничего решать в спешке, под давлением.
— Да, я привык брать все нахрапом, — невольно согласился, вспоминая, как все в жизни удавалось, когда действовал решительно, без промедления. На ринге. В бизнесе. — Жизнь научила не медлить, если чего-то хочешь. Но я понимаю, к чему ты ведешь. Тебе нужно время, ты хочешь ухаживаний, красивых жестов…
— Господи, Глеб, все, чего я хочу, это чтобы мне дали просто подумать! Собраться с мыслями, прийти в себя. Я только что уволилась с хорошей работы, прекрасно понимая, что при этом должна платить ипотеку, да и еще за съемную квартиру. Я упала во все это, как в пропасть, с обрыва будто прыгнула, и нечем дышать… А ты, а ты…
И она вдруг зарыдала, громко, так отчаянно, надрывно, будто кто-то умер и она не может смириться с потерей, будто хочет вместе с этими слезами выпустить наружу все свои горести. Закрыла лицо руками и пыталась сдержаться, но ничего не получалось. А я, ни секунды не думая, сгреб дуреху в объятия и перетащил к себе на колени, баюкая, словно маленького ребенка.
Никогда не любил женские слезы и истерики, мне они казались непонятными, всегда чересчур, всегда как-то показушно, игра на публику, попытка чего-то добиться исконно женским способом. Наелся в жизни этого вдоволь.
Но сейчас я понимал, что стал одной из причин этих рыданий, довел эту самую девушку в своих руках до такого состояния, что она задыхается от переживаний. Оттого внутри будто кто-то сильно сжал все в кулак и не отпускал, пока я не почувствовал, что мне тоже не хватает воздуха, я тоже не могу дышать полной грудью от осознания, что жутко виноват перед Дашей.
Но дать ей свободу, избавить от себя — ни за что. Не отпущу, никому не отдам, возьму все ее невзгоды на себя, не позволю в одиночку страдать и биться с превратностями судьбы. Мне отчаянно захотелось заботиться об этой женщине, чтобы больше она никогда не пролила ни одной слезинки. Только слезы счастья. Искупить свою вину. Я пообещал себе это именно в эту секунду и скрепил обещание печатью «слово мужчины».
— Дашуля, дуреха, хватит плакать, как ты будешь со свекром и свекровью заплаканная знакомиться? — спросил тихо, ожидаемо добившись нужной реакции. Даша сначала замерла, потом резко вскинула голову, впиваясь в меня взглядом прозрачных от слез глаз. Опухшее лицо, но такое красивое, что будто под дых дали. — Да, хочу свою невесту с родственниками познакомить. Шок — это по-нашему!
— Жданов, ты знаешь, что ты сумасшедший? — покачала она головой из стороны в сторону, теребя пуговицы на моей рубашке.
— Ты привыкнешь, Даш, — безапелляционно заявил, кивнув головой, — даже не сомневаюсь. И обязательно начнешь получать удовольствие, очень скоро. Я тебе обещаю. А теперь будь хорошей девочкой, вытри слезы и поехали обратно.
— Или ты привыкнешь не бить тараном, а проявлять чуточку терпения, — отозвалась она, перебравшись на соседнее сиденье.
Ощущая пустоту и нехватку тепла оттого, что она покинула мои объятия, я завел мотор и глянул на нее с озорной улыбкой.
— Где-то на пересечении тарана и терпения родится удачный компромисс, как считаешь?
— Буду только рада, — судорожно вздохнув, улыбнулась вымученно Даша. — Не люблю бодаться…
***
— Если что, насчет родителей я тебя предупреждал и спасти пытался, но ты мою попытку не оценила, — шутливо упрекнул я Дашу, когда мы подъехали к дому и выбрались из машины. Не буду врать, волновался до чертиков, потому что мои родители — то еще испытание. Долгое время мы с Мариной пытались им всячески угодить, пока не поняли, что их авторитарность не позволяет принять неподчинение.
— Просто мне кажется, что так правильно. Они потом будут упрекать тебя за этот побег, мне кажется. Зачем давать людям оружие против тебя? — рассуждала Даша, поднимаясь на крыльцо дома.
— Логично. Правда, в случае с моими родителями можно ждать упреков за самые маленькие провинности. Не поймешь даже, что накосячил, а уже огребаешь по полной.
— Это всегда так было? Всегда родители предъявляли жесткие требования и были недовольны?
— Сколько себя помню. Мама — перфекционистка. И если что не по ее, просто обязана это исправить. Ничего, Даш, справимся.
Дом встретил полумраком и тишиной, говорящими о том, что детский бандитский отряд спит по койкам. Протяжно выдохнув с облегчением, пропустил Дашу вперед, и мы прошмыгнули на кухню, где, отчего-то едва сдерживая смех, уселись за стол, чтобы перекусить. Напряжение выходило медленно, уменьшалось по мере того, как на нас расслабляюще действовал уют дома.
Даша с удовольствием накинулась на еду, а я любовался тем, как она совершенно естественно поглощает пищу, не изображая из себя инста-богиню. Марго проигрывала этой искренней девушке во всем. Я постоянно их сравнивал, вспоминая свои титанические усилия в течение того периода, когда был вынужден проживать на одной территории с бывшей-нынешней женой. Скажи мне кто в конце прошлого года, что жизнь таким макаром извернется, я бы ни за что не поверил!
Возвращение в мою жизнь Марго вместе с ребенком, сумасшедшие приключения с Дашей и, наконец, зарождение наших чувств. Мне так хотелось всего и сразу, но я убеждал себя, что надо радоваться одному лишь тому, что Даша рядом и у меня есть шанс приблизиться к ней и завоевать ее сердце. Меньшего не потерплю.
— Явился — не запылился, — в кухню вошла мама в домашнем светлом спортивном костюме и с недовольным лицом. Бросила взгляд на Дашу, демонстративно поморщилась, перевела его на меня и вопросительно приподняла бровь, намекая, что неплохо бы представить мне сидящую за столом незнакомку. Быстро встав из-за стола, я неосознанно прикрыл Дашу собой и смело встретил грозный взор родительницы. Чай, не мальчик. Ей меня не запугать.
— Не нужно скандалов, мам. Ситуация и так непростая, поэтому давай не будем усложнять. Это Даша, Данькина няня и…
Мама не дала закончить, громко фыркнув:
— Няня! Мать шляется неизвестно где! Отец — трудоголик! Конечно, вы наняли няню, но прежде нужно было позвонить матери и отцу! Не находишь? Почему я все узнаю от Марго? Почему она в отъезде, режет себя вдоль и поперек? А как же ребенок, Глеб? — Мать заметно начало колотить, и тут до меня дошло, что в своем нежелании соприкасаться с ней в сложный для себя период жизни больно обидел, заставил нервничать, волноваться и недоумевать.
Совесть взыграла, и я подумал, что наступил момент, когда неплохо бы, наконец, примириться с близкими. Бывает же так, что со временем резкие черты характера сглаживаются, люди становятся добрее и более понимающими. Вдруг у нашей семьи появился такой шанс? Вдруг мое заветное желание исполнится? Как бы я ни отрицал, что наивные желания мальчишки несвойственны взрослому мужчине, все равно в глубине души желал одобрения матери и отца.
На душе потеплело, и странно запершило в горле. Не хватало тут расчувствоваться до слез. Необходимо было срочно переключиться.
— А где Данька? Уснул? — спросил я, заваривая маме кофе в турке, как она любила. Еще больше задобрить вдруг подобревшую родственницу не помешает. Мимоходом обернулся к Даше и спросил: — Даш, а ты кофе хочешь?