Главное управление
По обилию информации, выложенной на голом чувстве, мне окончательно стало понятно, что вломились ко мне неучи и неумехи, еще не постигшие основы сомнительной профессии, на которую сподобились по убожеству своему и темноте. И веяло от них неуверенностью, угловатостью и неслаженностью, что, впрочем, не уменьшало нависшей надо мною опасности. Эти, в отличие от профессионалов, были непредсказуемы, они полагались на экспромт и не скрывали эмоций, а потому могли обрушить все кипевшие в них страсти на мою безвинную голову.
– Что же, – оборвал словопрения мрачный главарь, – давай позвоним ему в Америку, где тут у тебя телефон?
– Слушай, – сказал я, преисполняясь злости и мигом вспоминая стиль своего общения с хулиганами. – Я тебе повторю: я не при делах. И если ты здесь с вопросами, а не с гоп-стопом, то вспомни понятия и звони со своего аппарата, я не фраер локшовый, чтобы ваши заморочки своими бабками закрывать.
– Ты чего там о понятиях базаришь? – взвизгнул психованный голос за спиной. – Ты кто, тля, в натуре?!
– У меня три приговора, и как слова говорить, научен, – отозвался я. – Вон шкаф. Первый ящик. Там копии судебных бумаг, ознакомься.
Тут я уяснил, что по оплошности и той же лени своей природной не уничтожил ни старый свой паспорт, ни иные документы, должные находиться или в состоянии бездоказательной золы, или по крайней мере вдали от места моего обитания.
Изучить документы группировщики не побрезговали. Я же, в опасении нечаянной порчи моей шкуры по недоразумению, продолжал давить монологом.
– И если надо, – вещал я мерным голосом, – на вопросы ваши за меня ответят воры. Слепой и Татик. Только надобно знать, с кем я сейчас непонятку разруливаю.
Известные воровские клички я произнес с полной внутренней уверенностью, ибо этих неведомых мне персонажей хорошо знала деловая Лена. Кроме того, ее муженек-итальянец принимал их в Штатах по общим мутным делам, и коснись чего, на их протекцию я мог бы теоретически рассчитывать. Хотя для залетевших ко мне ершистых воробьев калибр этих пушек был несообразно масштабен.
– Так у тебя все условно… – произнес бандит, вскользь ознакомившись с финальными строками документов.
– Потому что по уму разведено, – жестко ответил я.
Глава кодлы очевидно озадачился и резко сдал командные позиции, обратившись ко мне уже вполне дружеским тоном:
– Да я вижу, что ты парень правильный и очком не жидкий, чего заводиться? А что у мента хату купил – бывает. А он это… Знакомый твой?
– Опять ты меня на дешевку… – вздохнул я горько. – Еще скажи – дружок закадычный. Купил через барыг этих… Риелторов, вот.
– Ты извини, но, может, каких близких корешей его знаешь? Сильно он нас, брат, киданул, по-живому порезал, падла…
– Ты когда что-нибудь покупаешь, продавцу анкету даешь заполнять? – спросил я.
– Ладно, пиши телефон в Америку, – сказал главарь, грызя губу.
И я, не испытывая никаких угрызений совести, добросовестно начертал номер мобильного телефона Юры, передав клочок бумаги бандитам.
– В Штаты он слинял, падла! – ворчал главарь, удаляясь со своей кодлой в прихожую и далее – на выход. – Думает, не достанем мы его там, вылупеня шершавого! У меня там такие знакомые черти сидят, они ему задницу наизнанку вывернут! Не знает, с кем связался!
Включив экран домофона, я еще с минуту наблюдал за уголовниками, в ожидании лифта размахивающими руками и проклинающими кинувшего их мошенника. В посулы ему несусветных и неотвратимых кар, равно как и во всемогущество всякого рода заокеанских дружков-уголовников мне абсолютно не верилось, поскольку и найди они Юру, вытащить из него деньги на территории США виделось мне задачей практически невыполнимой. Во-первых, в силу его изворотливости и отваги, а во-вторых, в мгновенном реагировании на факт вымогательства тамошних правоохранительных органов, расправлявшихся с публикой, только что меня покинувшей, скоро и безжалостно.
Но так или иначе, а тесным общением с сегодняшними незваными гостями из крысиной социальной ниши я был немало удручен и понимал, что легко отделался, если еще и отделался. И ни малейших теплых чувств к Юре не испытывал. Вот так подставил!
Едва сдерживая клокочущее во мне негодование, позвонил ему и, не стесняясь в выражениях, изложил события недавнего былого и думы о нем.
– Кто-то меня, видно, засек, – пропустив мою тираду мимо ушей, задумчиво откликнулся Юра. – Но что было – то было. Не серчай, не думал, что доберутся. Видишь, как вовремя я свалил, а ты сомневался… Хе-хе!
Ну, как и о чем говорить с этим моральным уродом?!
Я запер дверь на все замки и завалился спать. Завтра предстоял нешуточный денек. Решит ли проблему с необходимым мне назначением вице-премьер? Меня с головой накрывала волна страхов и беспокойств, зародившаяся в неведомых пространствах чужих человеческих страстей.
Однако следующий день прошел спокойно и сонно. Толклась прежняя водичка в нашей секретарской ступе, генерал вращался в сферах, шестерки травили байки, витийствовали о жизни и вообще, отрываясь от компьютеров, на чьих экранах высвечивались карточные пасьянсы и эротические пейзажи, но вот стукнули из комендатуры: «Прибыл!» – и погасли экраны, лица облагородились усердной сосредоточенностью, зашелестели бумаги, совершил первый оборот маховик пустой суеты, а следом по-хозяйски широко отворилась дверь и вошел шеф: в форме, с серпастым, еще советским знаком почетного сотрудника, орденской планкой, золотыми трехзвездными погонами и в струящихся к лакированным узконосым башмакам лампасах. Обозрел суетную ущербность нашу лакейскую, прижмурился на миг досадливо, суть ее уяснив привычно, но, найдя в ней соответствие величию своему, смилостивился. А после, будто припомнив что-то, повел набрякшим желтым веком в мою сторону, сказав кратко:
– Ты… За мной! – И – секретарше, уже проходя кабинетные двери: – Чай и прочие пряники…
Я побрел следом, загривком ощущая стылые взоры сфинксов канцелярии. Как бы хотелось им сейчас да туда, к двери, чтобы прильнуть хоть к щелке скрипучей, ухом с лакированным дубом сродниться, вибрациям речи внимая… Но! Много народа в секретариате, и, несмотря на общность желания, разобщенность карьер сговора не допустит. А если родится сговор, то и иуда в нем появится непременно.
– Ну, ты, присаживайся, – небрежно, по пути к своему командному креслу тиснув мне руку, сказал генерал, но внезапно поменял маршрут, подошел к настенному шкафу, открыл створку, достал оттуда початую бутылку коньяка и две рюмки. Далее, наклонившись к селектору и ткнув кнопку, брякнул грозно: – Лимон порежьте!
Ну, конец мне от нашей братии, приговор уже зреет, наливается завистливыми желваками на всех рожах…
Уселся начальник в кресло, жирной спиной потянулся, по волосикам височным реденьким кончиками пальцев прошелся и вдруг помягчел лицом, морщинами деятельными разгладился и засмеялся ласково, нежно даже. И с прищуром глаз посветлевших обратился ко мне, головой дернув в игривости:
– Ну, плут ты, Юрка, плут. Но – спасибо, удружил. Был сегодня у Николая Ивановича, вызывал… – Тут в голосе его проскользнула торжественная нота, участливо подчеркивающая величину упомянутой всуе власти. – Взгрел, понимаешь, меня за этот твой… протекционизм, понимаешь… Майор, говорит, у нас, оказывается, государственными назначениями дирижирует… А я ему: виноват, поделился проблемой… Ну, все подписал, короче. – И не дожидаясь ухода хлопочущей над подносом секретарши, продолжил: – А я на тебя тоже подписал бумагу. Полчаса назад, у самого министра. Поздравляю, подполковник. Ну, чего ты, как в ступоре? Давай пять!
Я пожал его маленькую энергичную кисть, никак не соотносящуюся с тучностью сложения и хоть заплывшей жирком, но явной тренированной мускулатурой то ли бывшего боксера, то ли борца: нос и уши у него были плотно и ломано приплюснуты явно не с рождения.
Пронесло. Ай да Юркин дядя! Сыграл по писаному номенклатурному правилу: взъярился картинно на зарвавшегося родственника через третье лицо насчет протекционизма, дав понять через генерала мне, что этот трюк ему не по нраву, а самому генералу тем самым обозначил, чтобы впредь с таким номером на арену большого цирка тот не совался.