Мой бывший враг (СИ)

Новый вопрос, заданный на ухо ехидным тоном, опаляет уже сердце:
— Белые розы? Жемчуг? Кольца «Вечность»? И отец поведет к жениху… Что, второй раз нужно сделать все как полагается, чтобы свадьба запомнилась?
И снова я молчу. Теперь уже стиснув зубы. Не говорить же, что и первую свадьбу я вряд ли забуду… Особенно если учесть, что происходило на ней, когда я не видела.
Каримов усмехается, и… мстит, похоже, за мое молчание. Прижимает меня к себе так, что я оказываюсь почти размазана по его дорогущему костюму, жестко, почти болезненно обхватывает шею и затылок, и шепчет:
— Жаль только, что жених подкачал. Он-то, конечно, будет рад жениться на твоей семье, только вряд ли эта радость передасться и тебе.
— О чем ты… — не выдерживаю.
Но в это время песня сменяется на другую, а Каримов также уверено, как вел меня в танце, уводит прочь.
Нас — его — не раз и не два останавливают, но мне не дают отойти, чтобы «не мешать разговорам». Цепкие пальцы удерживают до тех пор, пока в поле зрения не появляется отец, будто мой бывший муж действительно выполнял всего лишь роль охраны.
— Ты чего кислая такая, Майя? — широко улыбается папа. — Илюх, ты совсем старпером стал и молодую девочку развеселить не можешь?
Странно, но эта шутка искренне смешит Каримова. Хотя мне казалось, что даже за намек на свою несостоятельность он может перегрызть глотку.
Какое-то время мужчины еще беседуют, а потом, наконец, Каримов избавляет нас от своего присутствия. Я же почти не запоминаю остаток вечера. Зато вряд ли забуду свое возвращение домой, где меня ожидает взвинченный Денис, с ходу высказывающий кучу претензий на тему того, что я чуть ли не стала преградой его карьере и возможности проявить себя.
И уходит, хлопнув дверью.
Я не делаю попыток его остановить.
Чувствую себя совершенно выжатой. И устало опускаюсь на стул, пытаясь понять, в какой момент мои отношения превратились в фарс, и не было ли так… изначально? Или просто переживания о происходящем сделали меня более отстраненной и равнодушной, что это обнажило и все его недостатки?
Смогу ли я пережить расставание?
Усмехаюсь.
А может ли человек, который пережил землетрясение и потерял все, справиться с кредиторами, требующими у него отдать новую квартиру? Несопоставимые понятия, хоть второй вариант и крайне неприятен. Да, Денис стал для меня тихой и красивой гаванью, но даже из лучшей гавани корабли уходят… и не всегда возвращаются.
Я ложусь спать опустошенной, понадеявшись, что на этом мои неприятности закончатся. Но они как-будто только начинаются.
Денис не появляется дома. Ни поздним вечером, ни ночью, ни утром. У меня тоже есть гордость, чтобы названивать ему с требованиями и претензиями. Тоже есть уверенность в собственной правоте и… Неуверенность, что я не ошиблась. Что не придумала себе эту гавань просто потому, что она была мне необходима для выживания.
Почему-то постоянно вспоминается слова Ильи и Мариши по поводу Дениса. Которые у обоих были произнесены с родительской почти снисходительностью по отношению к наивному ребенку.
А еще даже в мыслях ставить два этих имени оказывается настолько болезненно, что меня скручивает. Я ведь так и не решилась узнать у подруги, встречались ли они… и чем закончилась их встреча. Я вообще старалась не думать об этом, уж слишком странно и больно. Эмоции и сомнения захлестывают меня все больше, я даже не могу на простейших рабочих задачах сосредоточиться…
И решаю, что надо разобраться.
Набираю номер Мариши. Поговорить о Денисе и его поведении — мне нужно хоть чье-то стороннее мнение. И да, заодно выведать у подруги подробности. Пусть меня и подташнивает от одной мысли, что у нее могло что-то получиться с моим бывшим. Но лучше так. Не хочется снова прятаться, как в прошлом. Однажды я уже пряталась от правды и сделала вид, что все хорошо. Фанатично верила в нарисованную в моей голове картину мира…
Тот факт, что Мариша не берет трубку, хотя звонок проходит, и снова не берет и не перезванивает напрягает до чертиков. Обеденное время — она не может спать! Не отвечает на сообщение час, два… а когда отвечает, я понимаю — с таким же успехом могла и промолчать.
«Не звони и не пиши мне больше. И увидеться даже не пробуй — не хочу иметь с тобой ничего общего».
Я смотрю на экран в полном ступоре, а потом мозг начинает лихорадочно версии строить одна другой краше, что происходит.
Да только бесполезно.
Я не понимаю что происходит. Вообще. Кроме того, что кубики из моей башенки уже разлетаются в разные стороны…
— Могу я уйти пораньше?
На своего начальника не смотрю. Мне вообще тяжело сейчас на людей смотреть — боюсь увидеть в их глазах брезгливое удивление по поводу моего странного поведения.
— Плохо чувствуешь себя? — участливо спрашивает лысоватый и полнеющий коммерческий директор.
— Да… весна, — говорит неопределенно.
— Весна, — кивает многозначительно. — Иди, конечно.
Возвращаюсь я домой сильно раньше обычного, по дороге прикупив все то, что может понадобиться для этого вечера — мороженое, шоколад, апельсины с яблоками и коньяк — и только в подъезде запоздало понимаю, что, по закону подлости, именно сейчас я должна застукать благоверного в нашей кровати с какой-нибудь надувной мымрой.
Нервно хихикаю…
Черт, кажется у меня истерика.
Но Денис и правда дома.
Один.
И…
— Ты… убрался? — недоуменно оглядываюсь вокруг.
— Хотелось чем-то занять руки, пока ждал тебя, — мрачно кивает. Он в домашних штанах и футболке, волосы еще влажные после душа, а вокруг и правда чисто. И на столе что-то стоит.
— Ждал меня? Разве… у тебя работы сегодня не было?
— Ночью была, — кривится и отводит взгляд. — Коллеги сильно удивились, застав меня там в восемь утра, обложенного документами.
Я стараюсь не показать облегчения, вызванного этими словами. Ведь его отсутствие дома сегодня ночью — не единственный повод злиться. А эта показательная уборка и даже приготовленный ужин — не единственная возможность попросить у меня прощения.
Снимаю ботинки и пальто, отношу пакеты на кухню — на столе, оказывается, спагетти и фокачча и моего любимого итальянского ресторана, что недалеко от нашего дома — и только потом поворачиваюсь к нему, глядя вопросительно.
— Майя… — Денис снова кривится от того, как тонко звучит его голос, и откашливается. И начинает уже обычным тоном. — Я был не прав в какой-то мере. Я это понял… да понимал и раньше, просто из-за эмоций крышу рвало. Просто в шестнадцать решил еще, что пробью себе дорогу на Олимп, со всех сил бегу. Всегда. Ищу поддержки, где только мог, потому что изначально этой поддержки мне не полагалось. Я может и тебя так видел… как поддержку.
Я дергаюсь.
Да так, что едва не впечаталась бедром в стол.
— Меня… или моего отца? — спрашиваю сипло.
— Только не делай сразу выводов, — он мотает отрицательно головой, — дай хоть договорить, прежде чем приговор вынести. Ты мне сразу понравилась — да как могла не понравиться? Ты же… совершенная. Красивая, милая, умная, воспитанная. Я когда увидел — подойти даже побоялся. Нас потом знакомил общий приятель, помнишь? А когда я узнал, кто твой отец… ну да, это было плюсом. Но не причиной, понимаешь? Тем более, что я почти сразу понял, что ты от него совершенно независима.
— То есть ты не собирался пользоваться новым знакомством, да? — прозвучало иронично и я поморщилась.
— У тебя все белое или черное, Майя, — устало усмехнулся парень. — Вот скажи мне, почему я не могу воспользоваться тем, что знает и умеет твой отец? Или не могу предложить ему или его друзьям свои собственные проекты? Что в этом плохого? Тебя устраивает роль секретарши — это я услышал. Но почему ты мне отказываешь в праве продвинуться дальше? И при этом поговорить об этом «дальше» с умными людьми? Я просил кого-то о чем-то хоть раз? Просил о проекции или кредите? Нет. Каждый раз я всего лишь высказываю свои идеи и предположения и внимательно выслушиваю ответы. И да, надеюсь, что-то выстрелит. И каждый раз я вижу это отстраненное выражение у тебя на лице, стоит мне о делах заговорить. И черт с ним, скучно бы тебе было… Ты просто в меня не веришь.