Обольщение
— Поцелуйте меня, Софи, — требовательно попросил Джулиан, приподняв пальцами ее подбородок.
Она послушно подняла голову, встала на цыпочки и нежно скользнула губами по его рту.» Ну сколько еще ждать?«— нетерпеливо спрашивала она себя.
— Еще раз, Софи.
Ее пальцы вцепились в ткань его халата, когда она еще раз коснулась губами его губ. Он был горячий, сильный, и ему так трудно противостоять. Ведь она могла бы провести всю ночь, тесно прижавшись к нему, как сейчас, но она понимала, что он будет настаивать на большем, чем поцелуи.
— Уже лучше, моя дорогая, моя сладкая… — Его голос становился все более хриплым. Действие снотворного? Или желания? — Как только мы поймем друг друга, нам будет хорошо, Софи.
— Вы так же поступали со своей любовницей? — храбро спросила Софи.
Его лицо напряглось.
— Я несколько раз предупреждал вас не упоминать об этом.
— Вы меня все время предупреждаете о чем-то, Джулиан. Я устала от ваших предупреждений.
— Неужели? Возможно, вам пора понять, что я способен не только на слова, но и на действия.
Он взял ее на руки и понес к кровати, бережно положил ее на постель. Она торопливо поправила задравшуюся ночную сорочку. Подняв глаза, увидела, что Джулиан не сводит глаз с ее груди: очертания ее сосков проступали сквозь полупрозрачную ткань.
Джулиан сбросил халат, скользя взглядом по ее телу.
— Какие красивые ноги. Я уверен, что все остальное не хуже.
Но Софи уже не слушала. Она с удивлением рассматривала его обнаженную фигуру. Ей никогда не приходит лось видеть обнаженного мужчину, да еще в боевой готовности к занятию любовью. Это зрелище было ошеломляющим и захватывающим. Она считала себя довольно зрелой и хорошо осведомленной, не то что несмышленые девицы, падающие в обморок по малейшему поводу. Она, как не раз напоминала Джулиану, росла в деревне. Но орудие Джулиана, воинственно угрожающее из-за черных завитков, казалось огромным. Кожа на его плоском животе была натянута, широкую грудь покрывала густая поросль. Софи понимала, что ему не составит труда с ней справиться.
В пламени свечи Джулиан выглядел очень опасным. Но его дикая мужская сила приводила Софи в волнение и трепет.
— Джулиан, нет, — быстро проговорила она. — Пожалуйста, не делайте этого. Вы дали мне слово.
Страсть в его глазах сменилась гневом. Он произнес нетвердым голосом:
— Черт побери, Софи, я был чрезвычайно терпелив. Не говорите мне больше ни слова о нашем так называемом соглашении. Я не собираюсь его нарушать.
Он опустился на кровать, потянулся к ней, большие сильные руки схватили ее за плечи. Наконец она заметила, как его взгляд подернулся туманом, и поняла, что он вот-вот уснет. Но облегчения не почувствовала.
— Софи, — продолжал он полусонно. — Какая мягкая, какая сладкая. Вы моя… — Длинные темные ресницы медленно опустились, скрывая смущение в глазах Джулиана. — Я позабочусь о вас, я не позволю, чтобы вы ускользнули от меня, как та дрянь, Элизабет. Скорее я задушу вас.
Он наклонился, чтобы поцеловать ее. Софи напряглась, но он не дотронулся до ее губ, со стоном рухнув на подушку. Его сильные пальцы не отпускали ее еще несколько секунд, потом разжались.
Сердце Софи билось часто-часто, пока она лежала рядом с Джулианом. Какое-то время она боялась шевельнуться. Наконец успокоившись и убедив себя, что он не проснется — вино и травы заставят его проспать да самого утра, — Софи выбралась из постели, не спуская глаз с величественной фигуры Джулиана. Он выглядел сильным и грозным на нежных белых простынях.
Что она наделала! Стоя у кровати, Софи попыталась собраться с мыслями. Сейчас было невозможно сказать с определенностью, что вспомнит Джулиан утром. Гнев мужа будет ужасным, если он поймет, что жена опоила его. Поэтому надо убедить Джулиана, что он достиг своей цели.
Софи рылась в своем аптекарском хозяйстве. Однажды Бесс рассказывала ей, что, после того как женщина впервые занимается любовью, появляется кровь. Особенно если мужчина не очень заботлив и нежен. Джулиан утром будет искать кровь на простыне — свидетельство того, что он исполнил обязанности мужа.
Софи смешала красноватые листья травы с чаем. Потом с сомнением оценила свою работу. Цвет был подходящий, но очень бледный. Плеснула на простыню. Не очень-то убедительно, — может, из-за того, что ткань сразу же промокла. Она добавила жидкости на простыню, где только что лежала. Ткань снова промокла, и осталось маленькое красноватое пятнышко. Но достаточно ли этого, чтобы успокоить мужчину, жаждущего убедиться в девственности избранницы?
Она напряженно нахмурилась и, решив, что пятнышко слишком маленькое, добавила еще. Рука задрожала, когда она склонилась к кровати, и жидкости пролилось гораздо больше, чем следовало. Испуганно она отступила назад и пролила еще. Теперь мокрое пятно было внушительных размеров. Софи в сомнении покачала головой: не перестаралась ли.
Остатки смеси она вылила в заварочный чайник, задула свечи и осторожно скользнула в кровать рядом с Джулианом, стараясь не касаться его крепких мускулистых ног. И ей не оставалось ничего другого, как попытаться заснуть в ею же сотворенной большой луже на простыне.
Глава 4
Джулиан услышал, как открылась дверь и в спальню проникли приглушенные женские голоса. Дверь снова закрылась, и он уловил веселое дребезжание подноса с завтраком, который опустили рядом с кроватью на столик. Он медленно пошевелился, чувствуя необычную сонливость. Во рту был отвратительный привкус. Он нахмурился, пытаясь вспомнить, сколько портвейна выпил прошлым вечером.
С большим усилием он открыл глаза и в первый момент ничего не мог понять. Похоже, стены его комнаты перекрасили за ночь. Он уставился на незнакомые китайские узоры и долго смотрел на них, пока память медленно возвращала к нему события прошлой ночи.
Джулиан лежал в постели Софи. Он медленно приподнялся на подушке, ожидая, что представшая перед ним картина вызовет приятные воспоминания. Но ничего не приходило на ум: мешала непроходящая раздражающая боль в голове. Он снова нахмурился и потер виски.
Не может быть, чтобы он не помнил, как занимался любовью со своей женой! Хотя его слишком долго продержали в болезненной готовности к этому — он страдал почти десять дней в ожидании счастливого момента. И уж конечно, результат должен был вызвать у него самые приятные воспоминания. Он обвел взглядом комнату и увидел у гардероба Софи. Она стояла к нему спиной в том же пеньюаре, что и накануне вечером. Он улыбнулся, заметив, что кружевная оборка ее сорочки подвернулась под воротничок. Джулиан испытал сильное желание подойти к ней и поправить оборку, но потом решил, что лучше вообще снять с нее пеньюар и вернуть ее в постель.
Он попытался вспомнить, как выглядят ее маленькие нежные груди в свете свечей, но единственное, что у него возникло перед глазами, — это темные напрягшиеся соски под мягкой тканью шелковой ночной рубашки.
Подталкивая свою память дальше, он вдруг обнаружил, что помнит, как его жена лежала в постели в ночной рубашке, как обнажились ее стройные изящные ножки, и он вспомнил, какое волнение испытал при мысли, как они могли бы обхватить его бедра.
Он вспомнил также, как сбросил с себя халат, почувствовав безумное желание. В глазах Софи стоял ужас, когда она смотрела на него. Он разозлился, подошел к кровати, сел рядом с ней, полный решимости переубедить ее и заставить принять его. Она была насторожена, и беспокойство застыло в ее глазах, но он знал, как убедить ее расслабиться и насладиться его ласками. Она уже отвечала ему взаимностью.
Он помнил, как потянулся к ней и…
Джулиан потряс головой, пытаясь собраться с мыслями. Конечно, он не мог опозориться, не справившись с обязанностями мужа. Ему просто необходимо было сделать Софи своей, и не мог же он, в конце концов, заснуть на полпути, независимо от количества выпитого портвейна.
Ошеломленный провалами своей памяти, Джулиан попытался выбраться из-под одеяла. И вдруг увидел на простыне большое пятно, высохшее за ночь. Он с облегчением улыбнулся. Конечно, он должен был его увидеть. Нет, он не опозорился!