Магия пустыни
Ее сердце перевернулось, когда она вспомнила эти слова. Вере был очень страстным любовником. В его объятиях она чувствовала, словно перед ней, открывается дверь в какой-то особенный, тайный мир.
Но когда врач наконец объявил, что она выздоровела, Вере стал избегать ее.
Почему?
Сэм знала, что должна выяснить это. Близкое знакомство со смертью изменило ее, заставив почувствовать свою физическую уязвимость, но в то же время укрепив силу духа и непоколебимую веру в важность и ценность любви.
Как и к жизни, к настоящей любви нельзя относиться легкомысленно и принимать как должное. Настоящая любовь заслуживает уважения и самой нежной заботы.
У нее было время, чтобы подумать о жизни и о той роли, которую она могла бы в ней сыграть, если бы ей удалось выздороветь. И сейчас, когда у нее прошел первый шок после его признания, она попыталась превозмочь свою обиду и, забыв о прошлом, думать о том внимании и заботе, которую он проявил к ней, когда она была больна. Его внимание, говорила себе Сэм, свидетельствовало о том, что она для него что-то значила.
Вере стоял перед парадным портретом своих родителей. Этот портрет занимал центральное место в большом приемном зале дворца. По традиции сюда приходили поговорить с правителем те, кто хотел, чтобы их голоса были услышаны.
Портрет был очень удачным и казался словно живым. В первые месяцы после смерти родителей, Вере часто приходил сюда, будто, сосредоточив на портрете свой взгляд, он каким-то образом мог вернуть их к жизни. Но, конечно, он знал, что это невозможно, и всегда уходил оттуда с чувством почти невыносимой боли.
Это было в его комнате, находящейся прямо под приемным залом. Именно там он решил, что должен отделить себя от любой уязвимости ради блага своего народа, а это означало, что он никого не должен позволить себе полюбить.
Разве мог бы он разумно и мудро управлять страной, если бы постоянно жил в страхе потерять человека, которого любил? Нет, не смог бы.
Но он нарушил эту клятву, полюбив Сэм.
Он никогда не забудет, что чувствовал, когда увидел, что она умирает. Вере словно заглянул в свое будущее, и его жизнь предстала перед ним как серая бескрайняя пустошь.
Как он мог позволить себе жить с этой уязвимостью? Подобно тому, кто раз сильно обжегся, он смертельно боялся вспоминать эту боль и боялся пострадать от нее еще раз. Лучше уж жить без этого огня, чем от него погибнуть.
Он не мог позволить Сэм остаться здесь. Это слишком опасно.
Защитный занавес, окутывавший его сердце, был сорван, и он увидел то, что спрятано под ним. Бесполезно теперь притворяться перед собой, будто он чувствовал к ней только физическое влечение и поэтому мог бы спокойно оставить ее в своей жизни и в своей постели.
Но он не мог отправить Сэм прямо сейчас.
Ему казалось, что она до сих пор еще полностью не пришла в себя. И, кроме того, куда она пойдет? Что будет делать? Кто поддержит ее?
Он взглянул на портрет. Рука отца обнимала плечи матери, словно защищая ее. Этот жест в точности отражал его собственное желание удержать Сэм под защитой своей любви. Но кто тогда его защитит от боли, если он потеряет ее?
Единственный, кто мог бы это сделать, — он сам, отказавшись от этой любви.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Уже прошло два дня, как Сэм сказали, что она выздоровела, но она ни разу не видела Вере с тех пор. Сердце девушки сковала печаль. Она чувствовала себя одинокой и покинутой. Почему Вере так поступил с ней?
Она отложила в сторону книгу и с облегчением вздохнула, когда в комнату с дымящимся на подносе кофе вошла Масири — хоть будет с кем поговорить.
— Прошу прощения, я опоздала, — извинилась девушка. — Но меня позвала принцесса, и мне пришлось пойти…
— Принцесса?
Вере ни разу не говорил ни о какой принцессе, живущей во дворце.
— Да. — Масири кивнула. — Принцесса. Жена его высочества. Ее не было, она гостила в своей стране. Но сейчас вернулась.
Сэм похолодела. Вере женат?
— Принцесса — жена принца? — услышала она свой дрогнувший голос.
— Да, — подтвердила Масири. Почему Вере не сказал ей, что женат?
Но неужели ей нужно себя об этом спрашивать?
Он не сказал ей потому, что она была его любовницей, а мужчины — особенно такие, как Вере, — не обсуждают своих жен с женщинами для плотских утех.
Но Вере говорил, что любит ее…
Все мужчины так говорят своим любовницам. А сейчас, когда его жена вернулась, он хотел бы просто избавиться от Сэм. Да она, собственно, и любовницей его не была. Ведь причина, по которой он привез ее сюда, никак не была связана с его желанием к ней.
Словно два человека спорили внутри нее. Одна — отчаянно влюбленная женщина, другая — ее циничная противоположность, возмущенная до предела тем, что ей навязали столь унизительную роль.
— Принцесса…
Масири вопросительно посмотрела на нее, ожидая продолжения, но Сэм знала, что у нее нет права задавать такие вопросы.
— Это неважно, — сказала она почти беззвучно.
Вере был женат. Другая женщина имела право называть себя его женой, разделять с ним его постель и его жизнь. Другая женщина. Никогда, даже в самых удаленных уголках воображения, Сэм не представляла себя в роли «еще одной женщины». Если бы она знала с самого начала, что Вере женат… если бы он сказал ей… то она бы никогда…
Она бы никогда — что? Не влюбилась бы в него? Не занималась бы с ним любовью? Не приняла бы его предложение стать его любовницей? Это она хотела сказать?
Сэм почувствовала жгучий стыд.
Она не могла оставаться здесь. Она должна уехать. Ей было просто физически плохо от того, что она сделала. А что же Вере? Как он мог решиться на такое? Или же он думал, что его жена поймет, что он спал с Сэм, так сказать, преследуя интересы Дхурана? Смогла бы она это принять, если была бы его женой? Или же сомнения преследовали бы ее до конца жизни?
Запах кофе заставлял ее чувствовать тошноту и удушье. Ей не хватало свежего воздуха. Она почти выбежала во внутренний дворик, обогнула фонтан и пошла по тропинке, не думая о том, куда та может привести. Впервые за все время девушка заметила почти скрытую от глаз кустами вьющихся роз высокую железную калитку в дальней стене сада.
Что там за ней? — подумала Сэм, приближаясь. Она инстинктивно чувствовала потребность отвлечь свои мысли от ужасной реальности ее ситуации.
За калиткой Сэм увидела другой сад с небольшими скульптурами из камня и металла. Она уже собиралась уйти, когда увидела Вере. У нее перехватило дыхание. На нем была европейская одежда — деловой костюм, подчеркивающий ширину его плеч. Темная листва растений отбрасывала тени на его лицо.
Он повернул голову и протянул кому-то руку.
Сэм увидела женщину в белом платье и легкой шляпке. Женщина была беременна. Вере обнял ее и, наклонившись, чтобы поцеловать, бережно опустил другую руку на ее живот.
Сэм почувствовала, что сейчас ей станет плохо. Не имея сил смотреть, она повернулась и бросилась прочь.
Сэм не знала, сколько просидела в саду. Ее била дрожь, в голове ощущалась какая-то странная пустота. Пустота в голове, но тяжесть на сердце.
Был ли Вере все еще со своей женой? Все так же он покачивал ее в своих объятиях, и его рука все так же лежала на этой естественной женской округлости, несущей новую жизнь, которую они сотворили вместе? Зубы Сэм начали стучать, но совсем не о холода.
На тропинке послышались легкие шаги. Должно быть, Масири.
Сэм обернулась и вскочила, кровь отлила от ее лица. На тропинке стояла жена Вере.
— Извините, я, наверно, испугала вас. — У женщины был мягкий музыкальный голос и теплая искренняя улыбка. — Я увидела вас в саду, и мне ужасно захотелось поговорить с вами. Вы ведь тоже из Англии, верно?
Сэм кивнула, не в силах сказать ни слова.
— Мне не следовало бы этого, конечно, делать. — Она смущенно улыбнулась. — Знаю, Вере бы этого не одобрил, но мне было так любопытно, что я просто не могла устоять.