Королевские шахматы (СИ)

Зачастую бывают и казусные ситуации, например, когда перспективного источника разрабатывают две разведки одновременно. Так было с помощником военного атташе Великобритании во Франции. У меня появился к нему подход через его любовницу, но на мой запрос в Москву об изучении его как кандидата на вербовку, пришёл категоричный отказ с жёстким приказом свернуть всю деятельность вокруг данного тела. Потом, в отпуске, уже шепнули на ухо, что наши военные вокруг него круги год как нарезают.
Одно время я подвизался на общении с бывшими сотрудниками министерства обороны и военной разведки Франции. Добыл списки у кого из них были неизлечимые болезни, и под видом писателя, за щедрое вознаграждение, опрашивал дедушек.
Многие старые тайные операции мне были поведаны. Заодно, по косвенным признакам, в Москве и Санкт-Петербурге были задержаны агенты военных разведок стран НАТО. Некоторых удалось перевербовать. Во время перестройки и девяностых они активно сотрудничали со многими разведками.
Ну, и больные старики рассказали немало компрометирующих материалов на современных руководителей разведывательных органов. Тогда они были ещё юными, начинающими сотрудниками, делающими первые шаги, совершающие ошибки, о которых они были готовы позабыть сейчас. А старикам, на краю могилы, хотелось поговорить. Вспомнить молодость. Свои достижения, промахи, что хотели бы изменить, показать себя с наилучшей стороны, покритиковать нынешнее руководство за мягкотелость. Очень много интересного можно узнать, набравшись терпением и энной суммой денег.
Не поверите, но деньги нужны даже тем, кто одной ногой стоит в чистилище. Дедушки вскорости умирали из-за болезни, а их воспоминания анализировались, сопоставлялись с имеющейся информацией. Часть информации использовалась как выводная, чтобы не совершать ошибки, выявлялись новые признаки ведения подрывной деятельности разведслужб на территории России и сопредельных государств, с целью дестабилизации политической и экономической обстановки. И резидентуры иностранные в России не сворачивали свою деятельность, а в последнее время, наоборот, активизировались. Даже стали "расконсервировать" агентуру, замороженную десяток лет назад. Один из признаков или переворота или "особого периода" - предвоенного периода.
Запомнился мне разговор с одним из полковников. Это был старик, родившийся в годы Второй Мировой войны в шале на юге Франции. Здесь же он коротал свой оставшийся век.
Мы сидели во дворе под цветущей яблоней. На столе стоял большой глиняный кувшин с домашним вином, сыр, отварное мясо.
Полковник налил вино стаканам, не по изящным бокалам, а грубым, крестьянским стаканам. Посмотрел на свет цвет вина, покрутил немного, понюхал:
-- Вот, что я скажу тебе, молодой человек! На излёте жизни, я считаю, что жизнь человека подобная бочке с вином. Господь Бог наполняет её, кому доверху, кому-то наполовину. В детстве мы пьём виноградный сок. Наши матери нам щедро наливают его, мы хватаем его стаканами. Один, другой, третий и бежим во двор, чтобы поиграть с ровесниками или помочь отцу. Потом вино становится молодым. И мы, как молодое вино, которое ударяет в голову, пускаемся во всяческие приключения, авантюры, полагаем, что мир создан для нас и только для нас. Нет авторитетов, и Эверест - это не вершина мира, а всего лишь макушка горы, которую мы покорим запросто. Потом приходит время шампанского. Женщины, романтика, снова авантюристические приключения. Драки, служба, войны. Но всё равно, считаем, что мы всего добьёмся, всё одолеем, всех победим. Ну, и, конечно же - женщины. Много женщин. Вино и женщины. Ни того ни другого много не бывает. Затем приходит время выдержанного вина. Мы уже осознаём, что вина в бочке жизни остаётся всё меньше. И уже не так шалим, более сдержаны, рассудительны, более взвешенные. Оглядываемся назад, понимаем, что слишком много сил потратили впустую, в погоне за миражами, которые сами себе придумали или чтобы кому-то понравиться, зависели от чьего-то бесполезного мнения. Но всё равно продолжаем упорно идти вперёд, в надежде достигнуть чего-то. Пусть уже менее призрачных, но реальных целей, взвешенных целей и достижений. И вот приходит время коньяка. Уже реально понимаешь, что особых подвигов у тебя не получится сделать, да, и нет особого желания. Но хорохоришься, мнишь себя мудрецом, которому идут за советом, хотя им не совет нужен, а требуется лишь, чтобы ты договорился о решении чей-то проблемы со своим боевым товарищем, который стал политиком или банкиром, после выхода в отставку. Вы знаете, что коньяк хранится и выдерживается в дубовых бочках семьдесят пять лет. Потом его уже нет смысла это делать. Он не набирает силу, не обогащается ароматом. Нет столетнего коньяка. Точно также как и наша жизнь, после семидесяти пяти не набирает силу, крепость. Приходит лишь осознание простой мудрости, что счастье оно всегда было рядом. Вот так сидеть вечером в кругу большой семьи вечером, возвратившись с виноградника с заходом Солнца. Вино на столе, как вот это - он кивнул на кувшин на столе - без оксида серы. Сыр, отварное мясо, хлеб. И говорить. Просто говорить, Вечером, прихлёбывая из стакана десятилетнее вино с собственного погреба, неспешно пыхтеть трубкой с домашним табаком, с добавлением вишни и чернослива, читать книгу, бросая иногда взгляд на большую семью. Чтобы все были рядом, перед глазами. Это и есть счастье. Качаешься в кресле-качалке, которое сделал ещё мой прадед, оно неказистое, грубое внешне, но очень удобное. Вы пейте вино, юноша, пейте. Ему больше сорока лет. Оно живое. Если оставить в тепле - заплесневеет. Плесень, она же живая, и живёт и размножается только там где живая культура, например, как сыр, как домашнее вино. То вино, что в бутылках - мёртвое. Чтобы не было плесени, добавляют окисленную серу. А сера, как известно, она от дьявола. Из ада. Вот и получается, что люди - глупые создания, от дара Божьего отказываются - от вина, созданного трудом и любовью, политое потом крестьянским, и убивают его дьявольским порошком, пьют мёртвое вино. Сами себя отдаём на откуп аду. Поэтому, пока молодой, не совершайте самую большую глупость - не транжирьте время, отпущенное Всевышним. Либо займитесь крестьянским трудом, или трудитесь на благо окружающих вас людей, родственников или просто тех, кто попросит у вас помощи. Нам неведомо, какая у нас бочка вина. Мне повезло. Я почувствовал весь процесс, от виноградного сока, до самого старого коньяка. Вот и пью свою жизнь -выдержанный коньяк маленькими глотками, с оглядкой на прожитое. С каждым днём его всё меньше и каждый глоток всё слаще и желаннее, изысканнее, утончённее. Мало коньяка осталось на дне бочки. А сколько моих ровесников не попробовали даже выдержанного вина. Окончили свой жизненный путь на шампанском. Многие на войнах. Сейчас я оглядываюсь назад, на колониальные войны, в которых принимал участие, и не понимаю, а зачем и кому это надо было и не понимаю для чего. Это не принесло ни славы, ни богатства никому. Ни солдатам, что погибали, ни Франции. Те, кто жил в колониях, тоже не в восторге от того, что было. Они хоть свою землю защищали, свой уклад жизни. А мы? Ладно, мсье, я сам стал по-стариковски болтлив и суетлив, и время уходит в моём пустословии. Поэтому, давайте нальём ещё по стаканчику из этого глиняного кувшина, который сделал мой отец своими руками, я очень люблю те вещи, которые сделали сами мои предки. Для окружающих они не представляют никакой ценности, а для меня - история. История моего рода, моей семьи, тот самый мостик, который двигает меня что-то оставить после себя. Точно также и кусочек моих мемуаров, который вы вставите в свою книгу.
И этот старик честно, откровенно, порой с излишними подробностями поведал мне нелёгкий путь службы от лейтенанта в Алжире до полковника военной разведки.
Если написать настоящую книгу и издать её, думаю, что многие писатели, подвизавшиеся в жанре шпионского романа, кусали бы себе локти. Настолько увлекательна была жизнь и служба пожилого служаки.