Король говорит!

И таким образом, когда 27 октября дело слушалось на выездной сессии суда присяжных в Ипсвиче (выбранном потому, что слушания в Лондоне привлекли бы излишнее внимание прессы), Уоллис разводилась со своим мужем по причине его супружеской неверности, а не vice versa[91]. Этот город никогда прежде не видел ничего подобного[92]. Уоллис примчалась в Ипсвич в канадском «бьюике» с королевским шофером за рулем на такой скорости, что машина фотокорреспондента службы новостей, следовавшая за ней со скоростью 65 миль в час, осталась позади. Охрана плотно окружала здание суда: все группы кинохроники были удалены из города, а у двух фотографов полицейские разбили аппараты дубинками. Все места на балконе в зале суда, обращенные в сторону миссис Симпсон, стоявшей на свидетельском месте, были пусты. Билеты выдавались лишь на те места, к которым она стояла спиной. Представители персонала «Отель-де-Пари» сообщили в своих показаниях, что, принеся чай в номер мистера Симпсона, они обнаружили там женщину, которая не являлась миссис Симпсон, в двуспальной кровати.
Через девятнадцать минут все было кончено, и Уоллис получила свое decree nisi[93] с оплатой судебных издержек ее мужем. После того как она покинула зал суда, полиция на пять минут заперла за ней двери, чтобы попридержать репортеров. Ее «бьюик» понесся прочь из Ипсвича с той же скоростью, с какой влетел в него, и полиция, развернув одну из своих машин поперек дороги, перегородила ее на десять минут.
Но Эдуард и Уоллис еще не могли пожениться. По законам того времени decree nisi мог стать окончательным только по истечении шести месяцев. Формально это означало, что Уоллис будет под наблюдением официального лица, известного как королевский проктор, до 27 апреля 1937 года. Если в течение этого времени ее обнаружат при компрометирующих обстоятельствах в обществе какого-либо мужчины, она будет доставлена в суд, и, если судебное решение окажется не в ее пользу, она навсегда лишится права развестись со своим мужем в английском суде. Это была лишь формальность. Как сообщалось в журнале «Тайм», примерно через тридцать шесть часов после того, как было вынесено решение суда, Уоллис «весело ужинала во дворце с королем в узком кругу друзей». После этого Эдуард «сопроводил» ее домой, на Камберленд-Террас.
Теперь время ускорило ход, и правительство оказалось в затруднительном положении. В то время как американские газеты публиковали пикантные и подробные отчеты об этом романе, британская пресса продолжала проявлять чрезвычайную сдержанность. «Таймс», газета солидная, информационная, поместила известие о разводе, но только в самом низу колонки новостей из провинции, на внутренней странице. В американских и других иностранных газетах, ввозимых в Британию и содержавших публикации об отношениях между королем и миссис Симпсон, цензура вымарывала соответствующие колонки или изымала страницы.
Невозможно было бесконечно скрывать происходящее, и не в последнюю очередь из-за англичан, путешествующих за границей и читающих и слушающих по радио о том, что происходит дома. 16 ноября Эдуард пригласил Болдуина в Букингемский дворец и сказал ему, что намерен жениться на миссис Симпсон. Если он может сделать это и остаться королем, то «и прекрасно», но если правительства Британии и ее доминионов против, то он готов «уйти».
Надо заметить, что некоторые значительные лица были на стороне короля, и среди них Уинстон Черчилль, будущий британский премьер-министр военного времени, который был ошикан палатой общин, когда высказался в поддержку Эдуарда. «Какое преступление совершил король? — спрашивал позже Черчилль. — Разве мы не присягнули на верность ему? Разве мы не связаны этой клятвой?» К тому же поначалу он, видимо, считал, что отношения Эдуарда с миссис Симпсон закончатся ничем, как и прежние связи монарха[94].
Лог следил за развитием декабрьских событий 1936 года, удивленный и шокированный не меньше, чем другие подданные короля Эдуарда. Отношения с герцогом Йоркским почти прекратились, хотя он и получил приглашение на прием в саду в Букингемском дворце 22 июля.
Произошли значительные перемены и в семейной жизни Лога: его старший сын Лори, бывший вторым лицом в отделе мороженого в компании «Лайонз», женился на Джозефин Меткаф из Ноттингема. Его второй сын Валентин, моложе Лори на пять лет, ставший врачом, состоял теперь в штате больницы Святого Георгия, где был удостоен почетной Брэкенберийской премии в области хирургии. «Я хотел, чтобы он пошел по моим стопам, но он твердо решил стать хирургом», — писал Лог герцогу.
Между тем он не отказывался от попыток возобновить контакт с королевской семьей. 28 октября, через день после того, как Уоллис Симпсон получила постановление суда, он вновь написал герцогу, предлагая встретиться. «Я имел честь в последний раз беседовать с Вашим Королевским Высочеством в июле 1934 года, и хотя я с большим интересом слежу за всем, что Вы делаете и говорите, это не то же, что увидеться с Вами лично. Быть может, Вы смогли бы найти немного времени в Вашей очень занятой жизни на то, чтобы побывать на Харли-стрит — просто убедиться, что все „механизмы“ работают должным образом»[95].
Герцога можно извинить за то, что он не ответил Логу. Кризис, вызванный отношениями его брата с миссис Симпсон, почти достиг своей высшей точки и по крайней мере на время более настоятельно требовал к себе внимания, чем его собственный речевые затруднения.
3 декабря британская пресса нарушила обет молчания по поводу королевского романа. Толчком к этому послужило недоразумение. Выступая на церковной конференции, Альфред Блант, вполне оправдывавший свою фамилию[96] епископ Брэдфордский, говорил о том, как нужна королю милость Господня, что было истолковано — ошибочно, как потом выяснилось, — присутствующим местным журналистом как прозрачный намек на королевский роман. Когда его репортаж был опубликован национальным агентством новостей Пресс Ассошиэйшн, газеты увидели в этом сигнал, которого все давно ждали: можно писать о любовных делах монарха.
В предшествовавшие несколько месяцев лишь сравнительно немногие англичане знали о том, что происходит. Теперь газеты быстро наверстывали упущенное время, заполняя страницы сообщениями о чрезвычайных совещаниях во дворце, фотографиями миссис Симпсон и интервью со случайными прохожими, высказывающими свое мнение. «У них много общего, — так начинался пространный очерк в „Дейли миррор“ от 4 декабря. — Оба любят море. Оба любят плавание. Оба любят гольф и работу в саду. И вот они обнаружили, что любят друг друга».
Герцог и герцогиня Йоркские накануне были в Шотландии. Сойдя с ночного поезда на вокзале Юстон утром 3 декабря, они увидели газетные афиши со словами «Королевский брак». Оба были ошеломлены тем, что это могло означать для них. При разговоре с братом герцог нашел его «в состоянии крайнего возбуждения». Король, по-видимому, еще не решил, как поступить, говоря, что обратится к народу и спросит, какова его воля, а потом на некоторое время уедет за границу[97]. Пока же он отослал Уоллис ради ее безопасности. Ей присылали анонимные враждебные письма, и в окно дома, который она снимала в Риджентс-парке, бросали кирпичи. Были опасения, что худшее еще впереди.
В тот же вечер герцог позвонил брату — который затаился в Форт-Бельведере, своем уединенном убежище в Ричмонд-парке, — с тем чтобы условиться о встрече, но безуспешно. Он продолжал звонить в течение нескольких дней, но король отказывался от встречи под тем предлогом, что все еще не решил, как поступить. Несмотря на огромной важности последствия, которые его решение должно было иметь для судьбы брата, Эдуард не искал его совета.
Многие люди на протяжении всей своей деловой карьеры мечтают стать начальниками, но у герцога не было ни малейшего желания стать королем. Его дурное предчувствие росло. Он был «молчалив и подавлен» и «в состоянии ужасной тревоги оттого, что Дэвид не желал видеться с ним и говорить по телефону», как утверждала принцесса Ольга, жена югославского принца Павла и сестра герцогини Кентской[98]. Вечером воскресенья 6 декабря герцог позвонил в Форт, но получил ответ, что брат на совещании и позвонит ему позже. Звонка не последовало.