Снегурочка в беде (СИ)

— Леся, — Воронов посмотрел на меня с обаятельной усмешкой и искорками задора в глазах. — Трусишка.
— Забудь обо мне и своих интригах, — я развернулась и направилась к двери.
— А ты забудь о неприкосновенности своей попы, если снова увижу тебя на стремянке, — донеслось вслед ехидное, когда закрывала дверь. Щеки загорелись.
  
9. Ночь длиной в жизнь
 
Без семи минут пять.
Потирая висок, я заканчивала работу, вздыхала.
Народу в офисе было вдвое больше обычного. За порогом приемной гудели голоса, то и дело раздавался смех — возбужденные сотрудники, явно в самом удалом расположении духа, готовились к вечеринке. Даже Алина, давно уже выключившая свой компьютер, приплясывала, развешивая фонарики, цепляя провода за полки, аппаратуру. При этом она еще и напевала, поражая своим отличным настроением и энтузиазмом:
— А-а-а, белая зима началась внезапно, вышла и метет, метет, метет. А-а-а, я решу сама, что мне делать завтра, а завтра Новый год.
«Новый год, положим, и не завтра», — раздраженно подумала я, поглядывая на начальницу из-за монитора.
Тем не менее, мама уже интересовалась сегодня, какие у меня планы на новогодний вечер. Сказала, что они с отцом собираются отмечать большой компанией у друзей, предлагала присоединиться.
А какие у меня планы? Забыться, естественно. В прямом смысле…
Потом она обратила внимание на круги под моими глазами, начала расспрашивать о здоровье, настроении, выспалась ли я.
Выспалась…
Вчера где-то до половины двенадцатого ночи мы с Мишей общались во «ВКонтакте». Воронов посчитал нужным внести в сценарий несколько изменений, дополнив общую программу парой номеров офисных артистов (от игры на расческе и декламации стихов, слава богу, он отказался). После мы еще раз обговорили каждый пункт. Кроме того, я контролировала, полоскал ли этот упрямец горло, сделал ли себе очередную порцию теплого чая, какие именно лекарства купил, принял ли их.
Боже… Вот же я наседка! Влюбленная глупышка.
Хотя нет. Я ведь действовала исходя из того, какая ответственность лежит на нас обоих: вечеринка, корпоратив. Все это нужно сделать хорошо, без всяких оплошностей и простуд.
Последнее сообщение Воронова, на которое не стала отвечать, совсем не касалось организационных вопросов. Не было оно и очередным аргументом в нашей полемике (ставшей больше провокацией и способом поддразнивания) о том, делать или не делать нам совместный номер в караоке.
«Скучаю по тебе. Мы поговорим сразу же, как ты будешь готова. Я не стану напирать и вытаскивать из тебя правду клещами. Я готов ждать. Спокойной ночи», — написал он.
Скрипнув зубами, я закрыла окно чата, выключила ноутбук и легла в постель.
Не смыкала глаз до трех часов… Нет, я не размышляла, не тосковала, не баюкала ноющее разбитое сердце.
Я просто злилась, давила воспоминания, лезущие в сознание с проворством и наглостью тараканов, и уговаривала себя сказать Мише правду, чтобы уже прекратить все это. И тряслась от страха, потому что открытие истины грозит унижением. А еще болью нового разрыва…
— Ну перестань кривиться, — воззвала с сочувствием Алина, остановившаяся у моего стола. — Вечеринка на подходе! Ура!
— Ура, — безэмоционально повторила я, встала из-за стола. — Кто-то будет развлекаться, а кто-то — развлекать, — добавила с нажимом.
— Ох, — девушка закатила глаза. — Сорок минут поразвлекаете и айда с нами куражиться!
Я кивнула, убирая папки с документами в ящик.
— Хорошее предложение, только я…
Меня перебил телефон. Внутренний вызов. Без сомнений, это Воронов. Потерял меня…
Отвечать не стала, а Алина, покосившись на меня, многозначительно фыркнула и вернулась к тонким проводам гирлянд, заждавшимся ее внимания на рабочем столе. В приемную зашли двое агентов, которые накануне вызвались ей помочь.
Достав из сумки косметичку и зеркало, я пошла в кабинет Миши.
Там первым в глаза бросились оба наших костюма, разложенные на диване. Утюг стоял на небольшой брифинг-приставке к столу, а рядом с ним — наполненная кофе чашка (из которой обычно пила, когда мы с Вороновым уединялись в его кабинете). Сам мужчина разговаривал по сотовому, и с голосом у него, к счастью, было все в порядке.
Аромат кофе и бодрый тон Миши, в чем-то убеждавшего собеседника, чуть-чуть встряхнули меня, помогая сбросить апатию.
«Что ж, этот день вполне можно пережить. У меня и варианта-то другого нет», — устало подумала, раскладывая содержимое косметички возле поставленного на брифинг-приставку зеркала. Взяла чашку, сделала глоток — да, Воронов сделал напиток таким, каким и люблю…
— Ты как? Морально готова? — спросил Миша, закончив разговор и рассматривая меня привычным цепким и жадным взглядом.
— Если я пережила детей, то сотрудники «Мегаполиса» и подавно не страшны, — проговорила тихо, уселась.
— Спешу предупредить: они вдвойне опаснее детей и даже неуправляемых подростков, — усмехнулся он.
В ответ безразлично пожала плечами.
Пока он заканчивал работу, я успела уложить волосы, приступила к макияжу. Все делала механически, воспринимая происходящее как нечто далекое от действительности. Воронов несколько раз начинал разговор, но поддержала только темы, касающиеся предстоящей вечеринки.
Волнения никакого не было. Пытаясь проанализировать свое состояние, я поняла: просто ни на что не осталось сил. Эмоциональное напряжение и события последних дней оставили меня исчерпанной и желающей только того, чтобы поставить точку во всем и забыться. Отключиться, отрешиться от мира и себя самой.
А дальше будь что будет.
Минут десять мы молча готовились к своему выходу. Мужчина снял пиджак, аккуратно повесив его на спинку кресла, стянул галстук, расстегнул сорочку. Между тем праздник уже начался: за дверью кабинета звучала плавная музыка, громкие голоса, хохот.
Миша взялся за утюг, чтобы погладить наши костюмы, когда я заканчивала макияж. Наблюдала за ним, то и дело отвлекаясь. Не то чтобы впервые видела его за столь прозаичной и женской работой… Но происходившее так прочно ассоциировалось с домашним уютом, непринужденностью и покоем, что казалось странным в обстановке офиса и набирающей обороты вечеринки за дверью.
А потом Воронов, выключив утюг, уселся в соседнее кресло и выжидающее воззрился на меня. В уголке рта дрожала знакомая довольная ухмылка.
Я отложила кисть, посмотрела в карие глаза, блестевшие смешинкой:
— Что?
— Ничего, — он с улыбкой покачал головой. — Ты будто прекрасная греза. Поможешь мне собраться?
Вздохнула, подумав: «Куда ж я денусь?» Все самое жуткое между нами уже случилось, опасаться больше нечего, а помогать напарнику — моя обязанность, хочу того или нет.
Пододвинув кисти, пудру и румяна ближе к мужчине, я встала с места, приблизилась к нему.
Миша тут же вручил мне парик, непрозрачно намекая, что в этот раз процесс по его надеванию доверяет мне.
Секунду-другую разглядывала белые синтетические локоны.
— Лучше с лица все-таки начать, — вынесла вердикт и отложила парик на стол к бороде и шапке.
— Тебе виднее, — хмыкнул Воронов. Он не сводил с меня смеющихся хитрых глаз.
Явно что-то у него на уме. Но ведь и я не лыком шита.
Взялась за кисть и пудру, каждую секунду проверяя качество своей работы, всматривалась в лицо напарника. Рассеянно размышляла, что же нашла в Воронове такого, отчего не смогла выкинуть из головы? Ведь есть мужчины красивее? Безусловно. Но… Люблю именно этот нос с горбинкой, складочку между бровей, темные глаза, пронзительно смотрящие в мои, будто поглощающие целиком, тонковатые упрямые губы, жесткие линии подбородка, вот эту крошечную родинку у виска…
В какой-то момент поймала себя на том, что увлеклась преображением Миши, нашла это приятным, необычным, волнительным.
Потянувшись, взяла парик, начала его вертеть, пытаясь сообразить, как правильно надеть. И в этот миг почувствовала руку Воронова на своем бедре. Ладонь, лаская, стремительно и уверенно двинулась вверх, проникнув под подол юбки, коснулась обнаженной кожи над резинкой чулка, большой палец чувственно провел вдоль нее. По моему телу электрической искрой пробежала дрожь желания.