Южная страсть

— Лон…
— Это не наваждение.
Он погрузил палец в ее тело, туда, где было еще теплее, где было влажно, и исследовал ее.
— Лон.
— Мы еще не подъезжаем.
— Целуй меня, — проговорила она отчаянным шепотом и вцепилась в его пояс. — Дай мне любовь. Сейчас.
— Развяжи мне пояс.
Она ослабила узел на поясе. Он приподнялся, и шелковые брюки соскользнули с его бедер.
Она отдалась его рукам, соприкосновению голых ног. Когда он снова сел, она скользнула на его колено. Ей никогда не доводилось занимать позицию сверху, но ею двигало любопытство, интерес ко всему, что касалось Лона, и она не протестовала, когда он усадил ее на себя.
И Софи издала стон, когда он начал наполнять ее.
Он чувствовал ее отклик, лаская ее бедра, изгиб спины.
— Все хорошо, — приговаривал он. — Просто твоему телу нужно время. Поверь мне.
— Я верю.
— Тогда целуй меня.
Она наклонилась к нему. Его большое тело всегда представлялось ей сильным, крепким, полным энергии. Так оно и есть, он силен и полон энергии, но взять ее не торопится. Спешка не в его характере. Он удивительно осторожен… сдержан… Но он поднимает ее, направляет вверх и вниз. А Софи стремится к плотному, близкому контакту…
— Пожалуйста, давай снимем теперь это платье, — прошептала она ему в рот.
— Безусловно.
Лон приподнял ее, развернул, расстегнул молнию на спине и стянул белые кружева с ее плеч. Платье скользнуло по бедрам и упало на пол.
Лон положил Софи на кровать и без конца целовал ее, наполняя ее собой и выходя из нее, словно время остановилось и на свете не было никого, кроме двоих. И с каждым медленным, глубоким проникновением жар усиливался, пламя покрывало пламя.
Для Софи пламя означало энергию. Оно вспыхивало внутри, билось в ней, разжигало ее, закаляло Лона, делало его, проникающего внутрь, массивнее и тверже. А он все рос, и тело Софи поглощало его, электризуясь, наслаждаясь, удерживая его, стремясь и будучи не в силах задержать удовольствие на столько времени, на сколько ей было необходимо.
Это чудесно. Это сумасшествие. Тело превратилось в реку чувств, нервов, эмоций, мыслей. Голова наполнилась картинами минувшей ночи, звуками водопада, шумом теплого дождя и неумолчной перекличкой птиц.
Софи молилась о том, чтобы Лон остался с ней навсегда. Она изгибалась под ним, обвивала руками его шею. Ей не хватало его. Она хочет его целиком. Она хочет, чтобы он был в ней как можно глубже.
— Еще, — прошептала она.
Ее тело изогнулось, подалось вверх, трепеща. Никогда прежде чувство так не переполняло ее. Но это, подумала она, только вершина айсберга.
— Ты улыбаешься.
Лон поцеловал ее, раздвинул ее губы, пощекотал языком изнутри ее щеку, и она опять задрожала под ним.
— Мне хорошо.
— Ты не ожидала, да?
Софи нравилось, что Лон подтрунивает над ней, несмотря на все происходящее. И вот он отодвинулся, после чего опять медленно вошел в нее.
Софи приближалась к той точке, откуда нет возврата, и на какой-то миг ее охватил страх: так нельзя, нельзя допустить, нельзя… А потом она увидела его, почувствовала его, сообразила, что это же Лон, он движется, его строгое лицо сосредоточено, его ресницы черны и густы, они резко выделяются на фоне выдающихся скул.
Она не видела другого столь прекрасного и чувственного мужчины.
Добравшись до его губ, она поцеловала его, глубоко и страстно, впивая его жар. Она все поднималась и поднималась на кровати. И вот она уже освобождается от собственного тела, а внутри у нее продолжается бешеная скачка, сотрясающая ее до основания. Но не только ее. Тело Алонсо живет в ней своей жизнью, и их обоих встречает такое удовольствие, какого она никогда не знала, не могла представить, что оно существует.
До этой минуты.
А потом Софи, удовлетворенная, сонная и теплая, свернулась калачиком возле Лона.
— Ты знаешь, что делаешь, — прошептала она.
Она все еще не могла восстановить дыхание. В бессильном теле не действовал ни один мускул. Омертвели все нервные окончания.
Лон поднял голову. Взял в руки ее лицо, поцеловал.
— Только с тобой, carida.
А еще позже, уже в полусне, Софи почувствовала, как Лон потянулся к ней, и она совершила самый естественный на свете поступок: устремилась в его объятия. Снова наступил сеанс любви, а потом она, устроившись на его груди, ласкала его теплую кожу.
— Скажи мне, каким образом Клайв связался с Федерико и с этим типом, Вальдесом?
Пальцы Лона ласково перебирали волосы Софи.
— Всему виной деньги. Как ты знаешь, Клайв испытывал финансовые затруднения. Он плохо играл на бирже. Тогда он испугался и залез в банковский счет Луизы.
— Почему Луиза ничего не знала?
— Клайв нашел другой способ управиться с долгами.
— Федерико, — прошептала Софи.
Лон кивнул.
— Клайв понятия не имел, во что впутался.
— А когда он понял?
Лон нервно пожал плечами.
— Наверное, в самом конце.
В самом конце. Жуткие, безнадежные слова. В конце… И нет ни надежды, ни выхода, ни мирного завершения. Только конец. Противоположность началу. Оптимизму нет места.
Софи содрогнулась.
— Кто ему сказал? — все так же шепотом спросила она и тут же почувствовала, как Лон застыл.
— Я.
Перед мысленным взором Софи встали картины той ночи. Страшные, жестокие картины. Она не понимала, как Лон сумел все это выдержать.
— И ты тогда же узнал о его чувствах к тебе?
— Да.
Больше он ничего не сказал, и Софи поняла, что не скажет. В ту ночь в Сан-Паулу он тоже прошел через ад. Не только физический, но и эмоциональный, мысленный, душевный. Мысли о потере Клайва будут преследовать Алонсо всю оставшуюся жизнь. От этого кошмара ему не избавиться, и он не станет его обсуждать.
Софи дотронулась до его щеки.
— Я люблю тебя. Я виновата в том, что поняла это так поздно.
— Лучше поздно, чем никогда, — ответил Лон и теснее прижал к себе Софи.
Наутро Софи проснулась одна. Шторы были задернуты, но кондиционер глухо гудел. Софи подумала, что за окном, должно быть, уже жарко.
Она зевнула и потянулась.
Приняв душ, Софи завернулась в шелковый халат Лона, все еще лежавший около кровати, завязала пояс и направилась в кухню, чтобы отнести себе в комнату чашку чая.
Из столовой доносились голоса. Говорил Флип:
— Вы уверены насчет вертолета? Если мы им воспользуемся, то выдадим себя.
— Это самый быстрый способ вывезти ее отсюда, — коротко ответил Лон.
— Ну да, и при этом самый быстрый способ получить снаряд, — возразил Флип.
Софи, ошеломленная, вжалась в стену. Выходит, они говорят о ней. Они намерены отправить ее прочь, а Лон останется.
— Меня снаряд не дожидается, — возразил Лон. — Это для Вальдеса слишком просто.
Он засмеялся, но от его смеха у Софи по спине поползли мурашки. Настроение у Лона невеселое. Он холоден. Невозмутим. Исполнен решимости.
Заговорил третий участник совещания, австралиец:
— Приятель, мы не можем просто так оставить тебя здесь. Если тебе охота пойти на ужин крокодилам, добро пожаловать в Квинсленд  [9].
— У меня нет выбора. — В голосе Лона Софи слышала признание обреченности. — Отцу Пересу нужно скоро вылетать. Я обещал ему, что он успеет к предрождественской мессе. Вы оба полетите на вертолете с Софи…
— Я тебя здесь одного не оставлю, — прервал его Флип. — Ты нанял меня для работы. Я обязан эту работу закончить. Мы разделимся. С Софи полетит Турок.
— Это можно, — согласился Турок. — Я доставлю ее к твоим родным в Буэнос-Айресе. Со мной ей ничто не будет угрожать.
Задвигались стулья: мужчины вставали из-за стола.
— Вертолет вылетает через двадцать минут, — напомнил товарищам Лон. — Я пошел за Софи.
Далеко идти ему не пришлось. Едва выйдя из столовой, он ее обнаружил. Она даже не успела дойти до своей комнаты. Он ухватил ее за предплечье, развернул и прижал к стене.