Синее золото (Роман)

Не напоминал ли ему этот блеск тех блестящих синих крупинок, которые ему удалось добыть в лондонской лаборатории?
За завтраком он сел рядом с Вороновым, посадив Дикову напротив себя. Он сделал это под предлогом, что ей одной будет свободнее.
Она опять начала непринужденную беседу с обоими спутниками, все время переходя с одного языка на другой. Расспрашивала Воронова об условиях жизни в России и не боялась обнаружить свое полное незнание ни этих условий, ни каких-либо подробностей о советском режиме.
Воронов был удивлен ее невежеству.
— Вот она, эмиграция-то. У нас всякая пятнадцатилетняя девчонка знает о пятилетке и о всех завоеваниях революции. Ну ничего, ничего, барышня, мы вас скоро научим, если только хотите учиться.
— Но неужели вы действительно ничего не знаете о пятилетке? — удивленно спросил ее Паркер.
Она подняла глаза, и они обдали его синим блеском. Чуть-чуть задорный огонек блеснул в них на одно мгновение.
— Конечно, не знаю. Никогда этим не интересовалась. Какое мне дело, что там была или есть какая-то пятилетка?
— Нет, конечно, я не ошибся, — подумал Паркер, — это не те глаза, у них не тот цвет. Те были совсем серые, а у этих синий отлив. В этом не может быть никакого сомнения.
Но какой это был отлив! Он погружал в себя собеседника, увлекал его куда-то внутрь, не позволял оторваться.
Так казалось Паркеру. Воронов тоже видел этот искрящийся взгляд, тоже окунался в него. Но потом вдруг он менялся и становился порой каким-то совсем стальным. Как у того высокого начальника, которого он только изредка видал и взгляд которого заставлял его терять самообладание. Он отворачивался. Эта переменчивость взгляда мешала Воронову поддерживать беседу с Таней. Он начинал сердиться, а в этот момент опять сноп лучей обдавал его, и он невольно тянулся к ней.
— Вот так девица, посмотрим, посмотрим, что дальше будет, — думал он.
Паркер потерял большую долю своего обычного равновесия. Он это объяснил своим неожиданным наблюдением и решил еще до русской границы окончательно разъяснить все сомнения.
Он не хочет ни маскарада, ни авантюр. Но он еще сам совершенно не понимал, что синий блеск открытого им металла уже нераздельно связался с блеском глубоких внимательно-ласковых глаз этой русской девушки и их тайну, и внутреннюю и внешнюю, для него было открыть еще важнее, чем тайну своего синего золота.
Днем, когда Воронов мирно заснул в купе, Паркер вышел в коридор и постучал к Диковой.
Они стояли у длинного окна и смотрели на плоский, быстро бегущий пейзаж Восточной Пруссии.
Паркер задал несколько незначительных вопросов. Заставил ее вскинуть на него глаза и потом в упор спросил:
— Но вы ведь не Таня Дикова? Что за маскарад? Я за вас отвечаю. Кто вы? Где Таня?
Девушка облила его лучистым блеском смеющихся глаз.
— Нет, нет, я, конечно, не Таня Дикова. Я ее астральное тело, — засмеялась она. — А Таня испарилась сквозь крышу вагона.
— Но я не шучу, — настаивал Паркер.
— А если вы не шутите, то…
— Что то? — перебил он.
— То… но я же видала, сколько вы выпили за завтраком, недостаточно для этого… Значит, у вас с Вороновым запас в купе, — и она лукаво посмотрела на него.
— Почему вы мне не отвечаете прямо на мой вопрос? — продолжал настаивать Паркер. — Я спрашиваю, вы Таня Дикова или нет?
— Странно, — ответила девушка смеясь. — Ну что с вами, м-р Паркер? Ну конечно, я Таня Дикова.
— Честное слово?
— Честное слово.
— Значит, та была не Таня Дикова?
— Нет, и та была Таня Дикова, — подчеркивая слово «та», ответила она, все еще смеясь.
— И в этом даете слово?
— Конечно, даю.
Паркер был смущен. Голос девушки звучал так искренне. Глаза были такими бездонными. Он не мог не поверить. И только удивлялся самому себе.
— «Значит, вагонное освещение так изменило их цвет, или я плохо рассмотрел их в Париже», — старался он найти объяснение своим больше чем сомнениям.
— Простите меня, мисс Дикова. Я не знаю, что со мной сделалось. Какая-то фантасмагория. Все, что связано с вашей родиной, окутано в какую-то фантастику. Вот, вероятно, в моем воображении это и сконцентрировалось на вас. Какое-то раздвоение.
— Я надеюсь, что не будет растроения и вам завтра не покажется опять что-нибудь необыкновенное в моей персоне.
— Нет, нет, не будем больше об этом говорить, тогда я приду в себя, — смеясь, прервал Паркер.
— А мне хочется довести разговор до конца, раз вы его начали, — продолжала Таня. — Теперь я прошу вас ответить на мой вопрос. Говорили ли вы что-нибудь о ваших сомнениях Воронову? — Она прищурилась и из ее глаз исчезли все синие искры и осталась только сталь.
— Но почему вы спрашиваете? — ответил он вопросом, — вы же говорите, что вы Таня Дикова. Не все ли вам равно?
— Да, я повторяю в последний раз и настаиваю, чтобы вы мне поверили, что я — Таня Дикова. Только при этом условии я поеду с вами в советскую Россию. В противном же случае я выйду на первой же станции и вернусь обратно в Париж.
— Нет, я верю. Вы останетесь. Я не буду больше спрашивать. Но все же, не все ли вам равно, что я говорил Воронову?
— Нет, не все равно! Они ведь фантазеры и полны подозрения и особенно к нам — эмигрантам. Закиньте в него сомнение в моей самоличности и он мне, да и вам, покоя не даст.
— Нет, я ничего не говорил и, если хотите, не скажу.
— Ну, тогда все хорошо, — ответила девушка и опять насмешливый огонек блеснул в ее глазах.
А в ответ на это у Паркера опять вспыхнуло сомнение. Но он старался его заглушить. Он же обещал верить.
  
III 
 
ЧЕРТА ПЕРЕЙДЕНА
 
— Татьяну Дикову требуют к начальнику, — раздался голос в коридоре вагона, когда поезд еще не успел подойти к советской пограничной станции. Статный молодец в длинной шинели с револьвером на поясе заглядывал во все купе.
Паркер вышел в коридор одновременно с Таней.
— Почему такое исключительное внимание? — спросил он некоторым беспокойством в голосе. «Зачем только ее мне навязали, придется возиться» — мелькнула у него мысль.
— Не беспокойтесь м-р Паркер, это они оказывают мне внимание потому, что я эмигрантка. Довольно необычный случай — пассажирка с таким паспортом, — засмеялась Таня.
— Идемте вместе, — сказала она, обращаясь к Воронову. — Теперь вы будете моим проводником. Я ведь боюсь начальства.
Воронов покровительственно повел ее к начальнику пограничного пункта.
— Вот, товарищ Гнейс. Вы вызвали гражданку Дикову. Познакомьтесь. Едет переводчицей при мне. Симпатичная барышня. Парижская белогвардейка. Ну ничего, я ее приучу. Останется довольна путешествием, — засмеялся он.
Гнейс очень вежливо учинил допрос Тане. Он уже все знал о ней. Он даже пошутил о парижских ресторанах, где и ему прислуживали русские, а потом, точно обрезав, сказал:
— Обыскать ее. Идите в соседнюю комнату и разденьтесь.
— Нет, я не буду раздеваться, — спокойно ответила Таня.
— Как не будете, когда я говорю, что будете? Хотите, чтобы вас раздели?
Он встал и подошел к Тане.
— Вы можете со мной сделать, что угодно. Но вряд ли ваше начальство похвалит вас. Если меня заставят раздеться, я дальше не поеду. Вы хотите осложнений с Компанией редких металлов? Что вам от меня надо? Оружие? Вызовите вашу служащую и пусть она в вашем присутствии меня обыщет. Большего вы от меня не получите.
Гнейс не привык к таким ответам, и Воронов, зная, какой властью он обладает, с удивлением залюбовался Таней.
— Ай да девица, — подумал он. — Если так будет продолжать, несдобровать у нас.
Он не смел вмешиваться в разговор. Гнейс с минуту размышлял, потом крикнул:
— Павлова, обыщите эту женщину в моем присутствии.
Таня подняла руки, и Павлова умелым движением быстро обшарила ее с ног до головы.
Револьвера на ней не оказалось.
— Идите, но помните, что вы в нашей власти.