Мы из будущего (СИ)

— Утро-то какое ласковое, доброе. Как глупо так умирать.
— Да закрой же ты пасть, и без тебя тошно.
Над позициями взлетела осветительная ракета. Ее жидкий свет был едва виден в утренних лучах солнца.
Командир взвода Демин встал в полный рост и громко закричал:
— За Родину! За Сталина! В атаку! Ура!!!
На дно окопа полетели недокуренные самокрутки. Солдаты с протяжным воем поднялись в атаку, вразнобой крича жидкое «ура».
В окопе остались только следопыты и Демин. Некоторое время взводный, моргая, смотрел на следопытов, и стало очевидно, что этот девятнадцатилетний мальчишка боится не меньше, чем они. Демин направил на следопытов наган. Его рука дрожала.
— Вперед! Застрелю!
— Бежим! — выдохнул Борман.
Не сговариваясь, следопыты вылезли из окопа и побежали вперед с протяжным криком: «Ааааааааа».
Бежали пригибаясь, держа винтовки наперевес. Рядом бежал Демин. Крики солдат тонули в утренней тишине открытого пространства и казались неуместными, пока не раздалось тяжелое уханье крупнокалиберного пулемета. В несколько секунд мир преобразился. С немецких позиций открыли плотный огонь, засвистели пули, послышались взрывы снарядов.
Взвод залег на землю. Атака захлебывалась. Оказавшийся впереди других следопытов Борман обернулся, чувствуя что-то неладное — ему в спину целился Чуха, залегший метрах в десяти сзади. Они встретились взглядами, Чуха нервно облизнул губы и медленно отвел винтовку в сторону.
Обстрел усиливался. Пули ложились рядом с вжавшимися в землю следопытами. Очевидность того, что атака бессмысленна, росла с каждой секундой. Часть солдат, лежащих впереди, встала и побежала обратно. Многие из них снова падали на землю уже убитыми или ранеными. Спирт и Борман мелкими перебежками тоже побежали в сторону окопа.
Череп пополз назад. Мимо пробежал Демин, на лейтенанте не было фуражки. На мгновение он остановился, обернулся и посмотрел на Черепа. В этот момент Череп увидел, как спину младшего лейтенанта с глухим ударом прошили две крупнокалиберные пули. Демин вздрогнул, опустился на колени и упал на живот рядом с Черепом. Захлебываясь от недостатка воздуха и от боли, лейтенант открыл рот:
— Я не струсил… Ты видел — я не струсил. Больно-то как, мамочка… Мама.
Слабеющей рукой Демин достал из планшета исписанный сложенный лист и протянул его Черепу.
— Передай, пожалуйста, ма…
Демин замолчал, взгляд его застыл, сохранив выражение удивления и страха. Череп схватил листок. Уголок оторвался, оставшийся зажатым пальцами Демина. Череп быстро добрался до окопа. В нем уже были Борман, Спирт и Нина.
Неожиданно раздались истошные крики Чухи, залегшего в воронке в пятнадцати метрах от траншеи:
— Помогите! Пацаны! Умоляю, помогите! Меня же убьют.
Нина перевалилась через бруствер окопа и поползла к паникеру.
Плотность огня возрастала. Борман, высунувшийся из окопа, закричал ей:
— Дура, вернись, убьют же… Нина, стойте!
Спирт посоветовал:
— Ты голову-то убери, а то пуля в башка попадет.
— Нина, вернись, я прошу тебя! — продолжал кричать Борман.
Череп, тяжело дыша, уставился немигающим взглядом на письмо Демина с оторванным уголком.
Пулеметная очередь пробежала по брустверу, подняв пыль рядом с головой Бормана. Он быстро опустился на дно окопа.
  * * *  
Чуха затравленно смотрел на медсестру. Нина, не заметив видимых повреждений, перевернула Чуху на спину:
— Куда ранило?! Миленький, не волнуйся, сейчас перевяжем.
Чуха молча смотрел прямо в глаза Нине, которая склонилась над ним. Невольно он вспомнил, что именно такой оттенок голубого цвета он безуспешно искал, когда рисовал глаза ангела в работе, посвященной окончанию художественной школы. Под этим взглядом страх таял, и его сердце наполнялось любовью с горькой примесью стыда за свое малодушие.
— Вы не ранены, — не без укора сказала Нина.
Чуха отвел взгляд в сторону. По его щеке соскользнула слеза.
Рядом раздался взрыв. Нина машинально прикрыла собой солдата от летящих комьев земли. Затем села рядом, встряхивая с волос песок и пыль.
— Надо выбираться отсюда.
Волна страха снова накатила на Чуху.
— Я не могу.
— Миленький, ну давай, не бойся. Давай вместе.
Не дожидаясь ответа, Нина взяла его за руку и потянула за собой к краю воронки.
  * * *  
Нина с Чухой перекатились через бруствер и упали в окоп. Тут же подбежал Борман и помог запыхавшейся девушке подняться.
— Я думала, он ранен. Ладно, мальчики, побегу дальше, работы много.
Медсестра быстро прошла дальше по окопу, и следопыты снова остались одни. Чуха затравленно смотрел на товарищей. Сквозь запах пороха и гари все явственней ощущался запах человеческих фекалий.
— Что-то дерьмом запахло, — принюхался Череп.
— Теперь я знаю, зачем солдату сапоги: чтобы говно из него не вытекало. — Спирт похлопал Чуху по плечу и добавил: — Что, «адреналин стекал в ботинки»?
В ответ никто не рассмеялся. Раздался особо сильный взрыв. Следопыты невольно выглянули. Воронка, в которой прятался Чуха, стала еще шире, в нее медленно опускалась поднятая взрывом пыль. Чуха позеленел и, шатаясь, побежал в сторону медсанбата.
Череп опустил взгляд на письмо лейтенанта, которое продолжал держать в руке. Неожиданно он сказал:
— Передам. Обязательно передам…
— Я войну по-другому представлял. А оказалось — сплошная антисанитария и дерьмо… — Спирт сплюнул.
  * * *  
Откинув грязный брезент в сторону, Чуха осторожно вошел в палатку медсанбата. Матерчатая перегородка делила ее на две части: приемную и палату, в которой лежали раненые. У входа в палату на ящике от снарядов сидела Нина и ловко сматывала в мотки стираные бинты. Пахло лекарствами, кровью и немытыми человеческими телами.
Чуха нервно оглянулся, кроме него и медсестры в приемной никого не было.
— Нина, вы знаете, у меня, похоже, пищевое отравление… У вас от живота ничего нет?
— Вы не обижайтесь, но это не отравление, у вас просто очень чувствительная нервная система. — Девушка вежливо, с пониманием улыбнулась.
— Как это верно вы подметили. Я, знаете, ведь художник. Вернее, до войны им был. Натура творческая, и…
— Да?! А я до войны в театральный поступать хотела.
— А я как вас увидел, так сразу и подумал. Из вас получится замечательная актриса. Вы вся такая возвышенная, неземная. Ангел… У вас такие руки изящные. Нежные. Признаюсь честно, я красивее рук не видел. — Неожиданно для самого себя Чуха дотронулся до кисти девушки.
Все так же вежливо улыбаясь, Нина отдернула руку.
— А что вы рисуете? — поинтересовалась она.
Чуха загадочно улыбнулся, собираясь сказать нечто весомое, — и в приемную зашел Борман; он нес ведра с водой. Чуха замолчал на полуслове.
— Что, дурная голова трусам покоя не дает? — Борман посмотрел на Нину: — Ниночка, вы меня извините, но мне с этим бойцом Красной рабоче-крестьянской армии поговорить надо.
Борман поставил ведра и, зло улыбнувшись, положил руку на плечо Чухе.
— Выйдемте, товарищ!
— Серега, ты чего? — Чуха попятился, уперевшись спиной в столб, удерживающий купол палатки.
— Мальчики, не деритесь!
— Ну что вы, Ниночка, мы же интеллигентные люди, — успокоил Нину Борман, а затем подтолкнул Чуху из палатки.
За перегородкой раздался приглушенный стон. Нина вскочила с ящика и бросилась в палату. Борман, продолжая улыбаться, еще раз жестом предложил Чухе выйти. Надежды на мирный финал встречи таяли. Чуха медлил, подбирая объяснение визиту.
Очутившись за брезентовым пологом, они нос к носу столкнулись с Черепом и Спиртом.
— Вот вы где, — сказал Череп, заметив бледную физиономию Чухи.
— Ну, я вашей нервной системе поражаюсь. У нас тут, как бы между прочим, война, а они романы крутят. — Спирт подмигнул Черепу.