Полтора метра безобразия. (СИ)
С тех пор, как Серый вернулся, мы практически не виделись, потому что он взял короткий отпуск и постоянно следил за перемещениями сестры. Позавчера, он пригласил меня в гости, и это было просто ужасно. Мы сидели с ним и Кирой за одним столом. Она сидела совсем близко, время от времени, задевая мою ногу своей. Каждый раз я вздрагивал и ловил на себе взгляд друга. Он не понимал, что происходит, а я чувствовал себя предателем. Чувствовал себя вруном и трусом. Я не мог признаться ему. Я слишком хорошо знал, как он любит сестру. А я в его глазах явно не лучшая партия.
Несколько раз я порывался поехать к нему и все рассказать, но как представлял его реакцию, меня охватывало такое море сомнений, что я застывал на месте. Я боялся. Нет, я не боялся его гнева. Я боялся, стать яблоком раздора между братом и сестрой. Я слишком хорошо знал, какой настойчивой бывает Кира, и как упрям Серега. Все могло привести к ссоре, не только нашей, но и их. И это меня пугало. Я не хотел просить от Киры такого. Но я и не хотел ее отпускать. В голове постоянно прокручивались варианты решения этой проблемы, но я никак не мог выбрать подходящий. В конце концов, я решил повременить. И пореже видеться с Кирой, несмотря на то, что это раздирало меня изнутри.
Она дулась на меня. Я это знал. Это ощущалось в каждом ее сообщении, в каждом нашем телефонном разговоре. Она еще ребенок и не понимает, что нельзя просто делать, что хочется. Не думает о последствиях. Черт возьми, я тоже так хочу! Я не хочу в сотый раз объяснять, почему мы не можем встретиться. Почему она не может прийти ко мне. Не понимает, каким виноватым я себя чувствую, когда Серый жалуется, что у Киры появился какой-то кавалер, и что у них вроде как все серьезно. Его беспокоит то, что она постоянно смсится, часами висит на телефоне, а о том, как мы один раз сходили вечером в кино, я вообще молчу.
Нет, я, конечно, очень люблю Серого, но его материнская опека – это уж чересчур. Он звонил ей раз двадцать, а когда она вернулась, хватался за сердце и пил валокордин. И звонил мне, чтобы рассказать, как он переживает. Меня подмывало сказать, что ее парень – это я, что все хорошо…но мне казалось, что тогда он точно свихнется.
Сигарета, пятая за это утро, обожгла горло горечью. Черт, нельзя столько курить! В кармане завибрировал телефон.
“Слушай, я знаю, что ты опять будешь читать мне лекции и полоскать мозг, но все же спрошу…давай встретимся? Я не могу больше.”
Пальцы автоматически набрали уже привычное “Нет”, а потом….не знаю, как, но отправил я следующее:
“В три, у дома за школой.”
Сердце билось как бешенное, губы сами по себе расплылись в дебильной улыбке.
“Не опаздывай.”
“Я бы не посмел)”
Только сейчас я понял, чего мне стоило сдерживать себя все это время. За две недели я видел ее три раза, два из них в обществе ее брата. И это было ужасно. Я не знаю, как, но я должен предпринять что-то в ближайшее время. Но это все потом. Осталось всего-то жалких шесть часов и я увижу ее. Бросив недокуренную сигарету, я пошел собираться на работу, надеясь, что меня не задержат.
***
Я стоял, прислонившись к машине и курил. Возле ног валялось штук пять бычков, один из которых еще тлел. На автомате вдыхая дым, я глазами искал ее. Она появилась из-за угла дома, увидела меня, замерла на мгновение, а потом бросилась ко мне. Застыв, я смотрел, как она бежит ко мне, широко раскинув руки. Длинные черные волосы развевались за спиной, как крылья, сумка через плечо билась о бедро, а на губах улыбка. Мгновение, тонкие руки обвились вокруг моей шеи, а она прижалась ко мне всем своим тоненьким телом.
- Ты знаешь, что ты засранец? – рычит она, прижимаясь щекой к моей груди. Нежные руки осторожно касаются щек, носа, очерчиваю контур губ, а я просто смотрю в ее синие глаза, не в силах отвести взгляд.
- Зараза, - тихий шепот, прямо в ее губы, за секунду до того, как я утягиваю ее в поцелуй. Она злится, кусает за нижнюю губу, словно мстя за то, что я так долго с ней не виделся, а потом скользит языком, зализывая ранку. Беспорядочные движения рук, сбивчивое дыхание, губы к губам, тело к телу – я чувствую свой пульс где-то в висках. Кровь несется по венам, внутри словно зарождается огонь, который сметает все: запреты, морали, совесть и чувство вины.
- Больше никогда так не делай, слышишь? – бормочет она, утыкаясь носом мне в шею.
- Я не смогу… - честно отвечаю, путаясь пальцами в волосах цвета нефти. Она жмурится, и прикусывает кожу на шее, от чего по телу дрожь. Замираю, пытаясь прийти в себя, но она не позволяет. Горячий язык скользит к ключицам, ощущаю шелк ее губ где-то в районе выреза футболки. Пальцы цепляют застежку и неторопливо расстегивают куртку. – Что ты делаешь?
- Наверстываю упущенное, - жаркое дыхание опаляет покрытую мурашками кожу, - пойдем домой?
Она отступает назад и смотрит на меня. Пристально, прямо, словно насквозь. Я не знаю, как реагировать на ее неожиданную смелость. Она берет меня за руку и тянет за собой, как тогда, тем вечером. Воспоминания о том, что последовало после, мешают дышать. Я смотрю на нее и боюсь задохнуться, от охвативших чувств. Нежность и страсть, восхищение и беспокойство, желание обладать и страх перед последствиями.
- Идем, - настойчиво повторяет она, и я понимаю, что она ведет меня в сторону своего дома.
- Серый…
- На работе, - сказала, как отрезала. – Никаких “а если”, вернется в десять. Тебя уже там не будет. – Заметив, что я собираюсь что-то сказать, останавливается и твердо смотрит мне в глаза, - даже не думай сбежать сейчас. Я тебе не позволю.
Она категорична, а я и не хочу спорить с ней. Ее слова словно снимают с меня ответственность, позволяя отпустить тормоза и просто следовать за ней. Я не могу отказаться от нее, несмотря на вялые попытки, и она это знает. Знает, что никуда я не денусь. Знает, что не могу без нее. Что так же, как и она, сходил с ума, все это время, которое, мы не виделись.
Погрузившись в хоровод чувств, которые все еще были непривычными, и немного пугали своей силой, которая словно магнит тянула меня к Кире, я не заметил, как мы оказались около обитой дерматином двери, которую она быстро открыла ключом. Она снимает обувь и бросает сумку на пол в прихожей. Я скидываю кеды, а она уже стягивает с себя синий кардиган, бросая его на пуфик, и отступает назад.
Я стою в дверях ее комнаты, чувствуя, что вхожу в святая святых. Какие-то плакаты на стенах, одноместная кровать, застеленная розовым пледом, письменный стол, заваленный тетрадями, книгами и какими-то безделушками. На книжной полке вижу потрепанного жизнью зайца и замираю, чувствуя себя последним педофилом. Она перехватывает мой взгляд и облизывает губы, медленно скользя по ним влажным языком.
Не осознавая, что делаю, оказываюсь рядом с ней, обвивая руками тонкую талию.
- Наконец-то, - улыбается Кира, а я целую ее улыбку. Сначала легко, еле касаясь губ, а потом глубже, вкладывая в этот поцелуй всю страсть, которая закипала внутри. Она усмехается и толкает меня в грудь, подталкивая к кровати.
- Хочешь быть сверху? – не узнаю в этом хриплом, срывающемся голосе себя. Усмехаюсь, когда она кивает, вспыхивая стыдливым румянцем. Она словно развратный ангел, в полупрозрачной белой тунике, алыми щеками, зацелованными губами и дерзкой улыбкой. – Как скажешь, - киваю, и усаживаюсь на кровать, предоставляя ей действовать по собственному усмотрению.
Она садится мне на колени, лицом ко мне, и неторопливо гладит плечи руками, разминая. Ее дыхание обжигает мои губы, но она не спешит, медленно опускаясь ниже, гладя меня через ткань футболки. Краска не сходит с ее щек, а глаза влажно блестят. Кира смущена, но не отводит пристального взгляда от моего лица. Когда прохладные пальцы забираются под край футболки, невольно вздрагиваю, и она довольно улыбается, стягивая ткань к верху, снимая и отбрасывает в сторону. Ее руки снова изучают меня, расчерчивая кожу узорами. Она пересчитывает кубики пресса, опускается ниже, касаясь пояса джинсов, и снова наверх. Маленькая ладонь замирает на груди в районе сердца.