Невеста напрокат, или Дарованная судьбой

Слезы душили меня, я скорчилась на сиденье и все говорила, обнажая накопленную боль. Борисович и Леонид были со мной. Два лучших хирурга стояли рядом со мной, готовые помочь. Я так была спокойна и уверена.
Я выла, как раненая волчица, потерявшая свое дитя. Боги, как же больно! Кровь стучала в ушах… и я рыдала навзрыд. Моя первая потеря. Я тогда вышла из операционной и спрашивала:
— Что я сделала? Что я сделала неправильно? Что я пропустила? — Боясь задать самый страшный вопрос: — Это я убила мальчика?
Агония… Он был маленький… Я была его врачом, и он умер… Потом случались и другие потери, и каждый раз я испытывала физическую боль от незаданного вопроса: «Это я?» Я пыталась справляться с этим, жить с этим. Борисович тогда запер меня в кабинете и долго утешал, что так бывает:
— Ты не убила, ты его потеряла, но не убила. Все хорошие хирурги теряют пациентов. Не замыкайся, не застревай, чтобы суметь помочь еще одному ребенку…
Два лучших хирурга были со мной, а потерю я все равно ощущала своей личной. Это был мой пациент.
Я рыдала, не в силах больше рассказывать, кажется, моя душа проходила все круги ада, переживая заново накопленную боль, несправедливость потерь… Пронзительная исповедь на тайной дороге в сгущающихся сумерках.
А потом пришел свет. И боль стала отступать. Машина стояла на обочине, а я была на коленях у аттара. Даже не заметила, как он перетащил меня к себе. Он обнимал меня и гладил по волосам. Спокойно так. Вскоре тело перестало сотрясаться от рыданий. Я прижималась к груди Тангавора и беззвучно выплакивала последние слезы. Внутри была светлая опустошенность.
Наверно, мы долго так просидели — вокруг уже разливалась густая темнота ночи среди молчаливых гор. Прекрасные и неприступные. Я ошиблась… Это я подарила горам свой страх, а они его приняли, сделав мою ношу легче. Только теперь я поняла слова психотерапевта — взять болезненную ситуацию и пройти ее насквозь. От начала и до конца. Только тогда она перестанет тянуть силы и станет просто историей. Если бы не этот перевал, я бы так и не нашла в себе силы вытащить те истории и пройти их целиком. Я развернулась лицом к Тангавору и прошептала:
— Спасибо.
Он в ответ стал целовать мои заплаканные глаза и щеки, словно вытирая последние слезы. Так сладко и так горько.
И он не говорил, что это «ерунда и пустое».
Я не шевелилась. Тихо принимала его ласку, наполнявшую меня светом. Ни в чьих руках я не ощущала такой щемящей нежности. Аттар прижал меня крепко, прикоснулся губами к уху и спросил:
— Ты ведь уже догадалась, что я рассказывал вовсе не легенду?
Я кивнула. Рыдая над потерями, я оплакала и прежнюю картину мира. Жестокая легенда, терзавшая весь день мое сердце. На перевале я наконец осознала, чем она меня так испугала — едва уловимыми намеками, что миф вовсе не миф. Мое подсознание поняло сразу и, как птица в клетке, билось в ужасе и пыталось достучаться до меня всю дорогу.
— Ты настоящая… самая живая и самая настоящая девушка из всех, что я видел… Ты не призрак. И не важно, что твоего мира больше нет, не важно, что ты девочка из мертвого мира… ты живая… невероятная…
Тангавор все говорил и говорил. Тигр, прячущий когти, звериным чутьем уловил самый главный мой страх и зализывал его словами. Я выплакала горе по потерянному миру, это было несложно, ведь, по сути, я его и не знала. Но страх, что я тоже ненастоящая…
Нет, я живая. Столько эмоций за последние несколько дней… Определенно — живая. Я вцепилась в аттара, впитывая его ласку и его слова. Если бы не перевал, который выпил мои тревоги, вряд ли я бы приняла правду так легко. Я снова с восхищением подумала, что Тангавор — блестящий стратег. Внутри одного события спрятать другое. Кто знает, может, там и вовсе матрешка с кучей слоев.
Извернулась в его руках, нащупала пальцами его лицо, обхватила и прижалась к губам, выражая благодарность за то, что его игра не ранит меня и пока дарит больше, чем я могла бы ждать. Такая сладкая и такая горькая игра…
Отстранилась. Спасибо темноте, я не видела глаз аттара, и мне не пришлось краснеть. Неловко выпуталась из его рук и вышла из машины.
Как же хорошо и легко. Мы где-то высоко-высоко. Тихая гармония. Это чувство так необыкновенно. Шаг, шаг и еще. Вдох-выдох. Мне бесконечно хочется вдыхать этот невидимый свет, дарующий успокоение. Где-то высоко надо мной сияют созвездия.
— А звезды тоже ненастоящие?
— Я покажу тебе настоящие. — Голос аттара раздался над моим плечом.
— Что такое Идайн-Тсури?
— Это центр. Центр вашего осколка мира. Знаешь, что такое око бури?
— Да, зона затишья в середине тайфуна, штиль…
— Долина Идайн — око в центре сил, которые берегут ваш мир. Восходящие потоки маши, которые поддерживают купол над осколком, повлияли на обычное дерево, растущее в центре. За тысячелетия дерево напиталось магией. Так что теперь Идайн-Тсури и правда Древо Жизни.
Разглядывая фальшивые звезды, я пыталась представить себе фонтан магии, бьющий из центра «тарелки», на которой лежал наш осколок мира. Как мощные струи силы поднимались вверх, а потом распадались веером вокруг, до самого края, создавая купол. Купол, дающий защиту. Купол, дарующий иллюзию и фальшивое небо.
— В долине видны настоящие звезды? Из-за этого не пускаете сюда людей?
— Да.
— А вы кто?
— Хранители.
Я обернулась к Тангавору, стоящему так близко.
— Ты видел богов?
— Никто не видел.
— Почему ты тогда в них веришь?
Аттар ничего не ответил. Снял с себя куртку и набросил на мои плечи. А я и не заметила, что замерзла и дрожу от холода.
— Едем дальше?
— Смотреть на звезды?
— Позже, сначала нужно отдохнуть. Внизу у спуска стоит дом.
Мы вернулись в машину. Потирая озябшие пальцы, я спросила:
— И каждый раз такое при переходе через барьер?
— Только в первый раз. Потом будет лишь легкое беспокойство, на которое можно не обращать внимания.
При слабом свете фар был виден лишь кусочек дороги. Я какое-то время бесполезно вглядывалась в мягкую темноту за окном, а потом уснула.
Тангавор остановил машину у крыльца дома и заглушил двигатель. Открыл дверцу и позволил ночи заполнить салон пряными запахами и теплом. В долине всегда лето.
Аттар долго сидел в оцепенении, слушая ровное дыхание спящей Варвары. Ее неловкий поцелуй обжег запахом земляники и вкусом моря, привнеся в его душу смятение.
Тихо скрипнула дверь, на крыльцо вышла Ханна-Мэй и включила маленький фонарь. Верная помощница, неизменно идущая по жизни впереди него.
— Спальни готовы.
Он обошел машину и аккуратно поднял Варвару на руки. Ханна-Мэй открывала и придерживала двери, пока он нес девушку до кровати. Тангавор попросил позаботиться о гостье и вышел из дома. Быстрыми шагами он преодолел расстояние до небольшого отдельного здания с высокой стеклянной крышей. В тренировочном зале ждала груша, готовая принять на себя его злость.
Он больше не управлял происходящим. Словно во время бури на воде, рывками подставлял паруса под непредсказуемые порывы ветра, лишь бы не терять курс и держаться на плаву. Он затеял игру, чтобы сблизиться, подружиться. А девушка, ничего не делая, снесла его границы напрочь, проникая куда глубже, чем он был готов. Ее губы так невероятно пахли земляникой. Она была такая живая…
Советник рассказал, что, судя по докладу, именно в момент карнавала Варвара находилась в больнице на другом конце материка. У них в приюте был карантин, сама Варя лежала под капельницами. Есть медицинская карга, заполненная сухими фразами. История болезни, дата поступления, процедуры, лечение, дата выписки. «Практически невозможно».
Удар, удар и еще. Вдох-выдох. Где-то высоко сияют настоящие звезды, с осуждением вглядывающиеся в его лицо. В лицо аттара, который привык верить фактам, а не эмоциям. Однажды он уже поддался порыву и наломал дров. С тех пор он запер эмоции под замок, дозированно сжигая их в спорте. Удар, раз-два-три, раз-два-три, еще и еще… пока в голове не прояснится. Пока не пропадет желание проверить Варвару.