До и После: Исход (СИ)

Они сидели у костра где-то в поле, засеянном пшеницей или чем-то еще. Кристина в этом не разбиралась, поэтому окрестила местность «хлебной лужайкой».
Им повезло, здесь было несколько построек, одна из которых напоминала зернохранилище, другая была заперта, и открыть ее без лишнего шума не представлялось возможным. Зато с третьей Алекс легко сбил замок и, оглядев помещение, сказал, что заночевать здесь будет в самый раз. Возле нее они и осели. Губернатор дремал, Кристина грела ладошки у костра, а Алекс сидел по-турецки и ждал, пока в походной кастрюльке закипит вода.
– У меня есть теория, – нарушил он вечернюю тишину.
– Еще одна. Не та, что про смерть?
– Нет. Да и то, что я говорил тебе о смерти, не было теорией. То было моей жизненной позицией относительно смерти, не путай. Теория смерти у меня другая.
В глазах Кристины читалось «ну, началось», но она не стала лишать Алекса радости разглагольствования, поэтому мягко улыбнулась и сделала заинтересованный вид.
– Моя бабушка говорила: «Хочешь узнать как человек жил, посмотри на то, как он умер».
– И это работает?
– Не знаю, – Алекс пожал плечами, – но она в это верила.
– И как она умерла? – не ожидая от себя такой бестактности, выпалила Кристина.
– Внезапно, – хмыкнул он.
– А жила как? Так же внезапно?
– Да, – копаясь в воспоминаниях, протяжно подтвердил Алекс, – так и жила, преподнося сюрприз за сюрпризом. Помню даже, как-то разругавшись с дедом, уехала на неделю к сестре никому ничего не сказав, – грустная улыбка отпечаталась на губах, – а когда вернулась, заявила, что отныне будет водить внука, то есть меня, по музеям каждый третий выходной месяца, потому что мы слишком «одеревенщились», а ей не хватает разговоров о высоком.
Кристина прыснула, подавив хохот.
– Бабуля была огонек? Да?
Фриер кивнул.
– Получается, – продолжила Кристина, подставляя ладошки огню, – ее теория работает, хотя бы на ней самой.
– Выходит, что так.
– Поэтому мысли о самоубийстве так пугают?
– Эй, что значит, пугают? Опять все к трусости свела? – ее слова, будто оскорбили его. – Ты что, вообще меня не слушала? – он помотал головой. – Верблюда польку плясать научить проще.
– Нет, нет, я поняла. Я просто… Я не то хотела сказать.
– Ой, да рассказывай. Ничего ты не поняла! У тебя там точно аквариум без рыбки, – Алекс постучал пальцем по голове.
Она бросила на него возмущенный взгляд и скривила губы.
– Боюсь, – игнорируя возмущение Кристины, усмехнулся Алекс и опять помотал головой. – Алекс Фриер ничего не боится!
– Ага, кроме как говорить о себе в первом лице.
– Ох, и язва же ты.
Он достал пакетики с растворимым супом и стал открывать их один за другим, высыпая в котелок с кипящей водой.
– А вообще, я хотел рассказать про другую теорию, – он заговорщически посмотрел на Кристину, прищурив один глаз, – слушаешь меня?
– Будто у меня есть выбор...
– Вот и хорошо, тогда слушай! У меня есть своя теория «хорошести»...
Так как продолжения не последовало, Кристина посмотрела на него взглядом, каким обычно одаривают людей, глядя поверх очков, пусть даже очков на ней не было.
Алекс, проигнорировав это, стал помешивать содержимое котелка длинной деревянной ложкой.
– Моя теория сводится к тому, что нет абсолютно плохих людей, – он посмотрел на нее так, словно изрек самую очевидную, но гениальную истину.
– И все? Это вся теория? Слабовато как-то, стареете, видать.
– Ну, ты не забывайся, девочка, я, между прочим, не так стар, как ты думаешь.
– И сколько вам?
– Так я тебе и сказал. Когда ты узнаешь, насколько я молод, перестанешь меня слушаться.
– Как будто я когда-то вас слушалась, – она демонстративно закатила глаза.
– Тоже верно, но я все равно не скажу.
Она так и видела, как после этой фразы он показывает ей язык, но этого, конечно, не произошло. Весь игривый и даже веселый тон беседы наталкивал ее на такие мысли. В последние несколько дней она кое-что поняла о нем. Большая часть его злости и грубости – показная, хоть расслабляться с ним и нельзя. Она помнила, как он вышиб зуб Артуру Гуру, преподавателю географии. Скандал, конечно, замяли, но ей казалось, только лишь потому, что Гур жутко боялся Алекса и не хотел становиться причиной его увольнения. Город-то маленький, а жить – хочется. Алекс стал видеться ей большим медведем, у которого в лапе заноза, и поэтому он бродит и крушит все, пугая остальных жителей леса. У нее был дядюшка, чем-то похожий на Алекса. Его почти никогда не приглашали на семейные торжества.
Они еще помолчали, наслаждаясь треском костра.
– Так вот, моя теория, – заговорил Алекс. – Ты знаешь какого-нибудь мерзкого всеми нелюбимого типа?
– О да, знаю я одного такого, – она многозначительно на него посмотрела и засмеялась.
– Ха-ха, очень смешно! Что-то ты в последнее время совсем потеряла страх! Надо будет бросить тебя на обочине в следующий раз.
– Простите, я больше не буду, – нарочито театрально сказала она и не смогла сдержать очередной смешок.
– На чем я остановился? Ах, да… Вот этот тип всех раздражает, но потом появляется следующий тип, который совсем не лучше предыдущего. И никто не знает, что с ним делать. И тот первый уже не кажется таким уж плохим. Так вот, моя теория заключается в том, что следующий тип, возможно, тоже не такой плохой, просто предыдущего по прошествии времени ты узнаешь лучше. Видишь и положительные и отрицательные его стороны, а про новенького почти ничего не знаешь. Замечаешь лишь что-то плохое, бросающееся в глаза. А он, как и тот, к кому ты уже привык, может оказаться славным парнем. Поэтому, вывод, – он поднял палец вверх, – не надо судить людей по первому впечатлению, особенно, если оно отрицательное! – он расплылся в улыбке и ждал ее реакции.
– Ну, – протянула она, – нобелевку вам за это точно не дадут.
– Это все, что ты можешь сказать?
– Вам сказать, что я действительно думаю или так, чтоб вас не обидеть?
– О, а тебя что, заботят мои чувства? Я польщен.
– Я думаю, вы придумали это, чтобы оправдать себя. Появись в нашей школе второй Алекс Фриер, мы, конечно, стали бы лучше относиться к вам, и жаловались бы в основном на нового Алекса, ведь «чужая змея кусает больнее» [1]. Вот только никто страшнее вас к нам в школу так и не пришел!
– Нет, ну ты точно хочешь, что бы я при первой возможности выбросил тебя из машины! – она чувствовала иронию в его словах, но понимала, что лед этот тонкий. Гнев, который завладевал им, приходил внезапно и никто никогда не знал, где эта последняя капля. Но Кристина ничего не могла с собой поделать. Держать язык за зубами было очень тяжело по двум простым причинам: первая – у нее плохой характер, вторая – она женщина.
Повисло неловкое молчание, которое очень хотелось разбавить хоть чем-нибудь. Но ничего не шло на ум ни ей, ни ему. Когда наступает конец света, тишина становится и другом и врагом. В данном случае она тяготила. Тишина почти всегда погружает человека внутрь себя. Хорошему человеку нечего бояться тишины, ничего страшного там внутри он не увидит. Но они оба к таким людям не относились. В голову Алекса, как тараканы, частенько проползали нежелательные мысли, возможно, поэтому он вываливал на нее свои теории и загружал странными вопросами.
Лишь бы не молчать. Лишь бы не смотреть в лицо своей внутренней темноте.
Она чувствовала то же самое, поэтому постаралась скорее нарушить тишину, вцепившись, как в спасательный круг, в первую же пришедшую в голову мысль.
– Алекс, знаете… На самом деле, в этой теории что-то есть.
– Знаешь, когда человек говорит «на самом деле», «если честно» или «по правде говоря», скорее всего он врет.
– Может это и так, но не в этом случае. Мне она действительно нравится. Ведь если верить ей, то и я не так плоха, как кажусь. Я тоже произвожу не лучшее впечатление, но по вашей теории выходит, что положительные мои качества просто спрятаны где-то внутри... – Кристина грустно улыбнулась и посмотрела на него. Он ничего ей не сказал, но она понимала, рыбак рыбака видит издалека.