До и После: Исход (СИ)

 
Когда Джереми увидел очертания своего дома, он побежал. Бежал он очень быстро, в ушах стоял гул, перед глазами все расплывалось. Он перепрыгнул через невысокий забор, пересек участок и вбежал на крыльцо. Если бы дверь в дом была заперта, он снес бы ее, не моргнув и глазом. Но дверь легко поддалась, и он ввалился в прихожую.
– Пап, – закричал он, – папа!
Он окинул взглядом дом и прислушался. В доме было тихо.
– Пап, ты дома? Пап!
Он побежал наверх. Сначала ввалился в кабинет отца, но никого не обнаружив, побежал в спальню.
– Пап, ответь мне, пожалуйста! Пап!
Но отвечала ему только вязкая тишина, заполнявшая дом. Отца дома не было.
***
Он ехал на велосипеде. Глаза застилали слезы. Дом Арчи находился в семи минутах езды, но сейчас Джереми был способен преодолеть это расстояние куда быстрее. Он несся с такой скоростью, что вполне мог свернуть себе шею, если бы упал. Улицы были безлюдны, если не считать одной единственной машины, которая притормозила в паре метров от него.
– Эй, парень!
Джереми затормозил, не щадя колес, его чуть занесло, но равновесие сохранить получилось. Он быстро вытер лицо рукавом рубашки, испытывая чувство стыда за свои слезы перед незнакомыми людьми. Хотя кто в здравом уме смог бы осудить его? Незнакомец, окликнувший его, не обратил на его мокрые от слез щеки никакого внимания.
– Эй, парень, нельзя оставаться на улице, – тоном полицейского сказал мужчина. – У тебя есть родные, которые могут тебя отвезти в безопасное место?
«Безопасное место? Что может быть глупее?» – подумал Джереми, но вслух произнес:
– Да, есть, я как раз к ним еду.
– Ты уверен? Ты можешь поехать с нами, если захочешь.
Джереми оглядел машину. В ней сидело трое: мужчина, высунувшийся из окна, что окликнул его, женщина и мальчишка лет семи.
«Семья... – подумал он. – У кого-то она еще есть...»
– Нет, спасибо. Все в порядке.
– Ничего уже не в порядке, парень, – сказал он и, секунду подумав, добавил, – будь начеку. Тут такое творится.
– Я знаю, – сказал Джереми и тронулся с места.
Машина же не торопилась уезжать. Уже в след удаляющемуся Джереми мужчина крикнул:
– Эй, парень, остерегайся тех, кто не умер!
Джереми не оглянулся. Он сам точно знал, кого ему стоит остерегаться.
«Военные… Надеюсь, их здесь больше нет».
С этими мыслями он подъехал к дому Арчи. Он на ходу соскочил с велосипеда и бросил его на подъездной дорожке.
Он стал барабанить в дверь, но никто не открыл. Джереми знал, где находится запасной ключ. Встал на цыпочки и нащупал на крышке настенного фонарика маленький кусочек металла.
Ему уже приходилось пользоваться этим ключом, когда Арчи с семьей уезжал в отпуск, а кому-то нужно было поливать цветы. Джереми был только рад, потому что они с Анной могли провести в пустом доме пару часов наедине. Арчи не был против, но, вернувшись, родители не должны заметить следов их пребывания в доме. А что может быть лучше для влюбленных подростков, чем пустой дом?
В этот раз, открывая дверь чужого дома, Джереми в полной мере ощутил, насколько тот был чужим. Он списал это на паранойю, но, казалось, даже воздух был пропитан враждебностью. Джереми вошел и медленно затворил за собой дверь. В доме было оглушительно тихо.
 9(ПОСЛЕ) Утро в амбаре 
 
Всю ночь Лиа видела Норта во сне и от этого просыпалась. Да и спать в стоге сена было для нее в новинку. Оно кололось, на теле оставались следы, что точно не добавляло сну крепости. Под утро, вздрогнув от очередного кошмара, она очнулась, не понимая, где находится. Лиа смахнула с лица волосы и попыталась понять, почему она не в постели. Оглядевшись, зевнула. Утренняя дрема еще держала ее в своих объятьях. Нехотя потянувшись, девушка поднялась. Хруст затекших рук и ног напомнил, что она еще жива.
В отличие от Норта.
Эта мысль почему-то не тронула ее. Все происходящее до сих пор казалось нереальным. Обида, страх и озлобленность сплелись воедино, пожрав все остальные эмоции, которые навалились на нее ночью. Навязчивая, разъедающая изнутри мысль подступала к горлу: «Как он мог меня бросить?» Ей должно было быть стыдно за это, ведь его больше нет, а ее волнует лишь то, что она осталась одна и теперь придется самой выживать в этом большом страшном мире. Лиа понимала, что ее обида – эгоизм в чистом виде, но ничего не могла с собой поделать.
«Как же он мог меня бросить?»
Если бы мысли имели вкус, то эти были бы горькими, как прогорклые семечки. Жаль, что она не могла сплюнуть их, от этого бы ей точно стало легче.
Ее отвлек шорох. Кровь похолодела в одно мгновение. Раньше Лиа думала, что фраза «волосы встали дыбом» просто устойчивое выражение, но теперь она кожей прочувствовала весь его смысл. Казалось, каждая мышца в теле напряглась, Лиа стала прислушиваться.
Писк и шорох соломы. От сердца отлегло.
«Мыши... Всего лишь мыши. Возможно, они нашли себе еду».
В животе заурчало. «Еда» – это слово растянулось как жевательная резинка.
«Стоит здесь все обыскать. Чего только люди не хранят в амбарах», – с этой мыслью она взяла в руки висевший на стене топор. Ночью, в темноте она ни за что бы его не заметила, но наступило утро и солнце дало свет новому дню.
Амбар был весьма внушительных размеров. Лиа крадучись шла, сжимая в руках инструмент, который мог спасти ей жизнь. Она держала его перед собой, и была готова применить в любую секунду. Вот только главным врагом был сейчас тот, кого нельзя было убить топором.
Голод.
Ее надежды найти в амбаре что-либо съестное таяли на глазах. Сено, инструменты, ящики с хламом – все это прекрасно, но ничем не могло помочь.
«Должно же тут что-нибудь быть. Должно».
Она еще раз осмотрелась. Ее взгляд остановился на лавровых ветках, сушившихся в темном углу, развешенных на полках, как шторки. Под ветками что-то было.
«Хоть бы съестное! – взмолилась Лиа. – О, Боже, как же я хочу хоть что-нибудь съесть!»
Она прислонила топор к стене и стала срывать лавровые ветки. Под ними действительно стояли банки.
«Варенье! – рассмеялась она. – Гребаное варенье».
Сняла одну из банок и накинулась на нее словно дикий зверь, пытаясь открыть крышку.
– Давай! Давай, открывайся, – шептала она, уговаривая банку подчиниться. Она навалилась на нее всем телом, но это не дало результата. Пальцы побелели от напряжения. Именно сейчас, когда банка была в руках, но не поддавалась, она поняла, что не просто голодна, а голодна, как тигр в клетке, которого забыли покормить.
– Давай, мать твою! – взревела она. – Давай, дрянь, только с тобой еще возни мне тут не хватало! – еще усилие. – Да за что мне это? Чем я заслужила? – злость, смешанная с мольбой, делали голос похожим на скулеж собаки.
Шорох, раздавшийся из другого конца амбара, тут же отрезвил. Она быстрым движением метнулась за топором. От жалости к себе не осталось и следа. Ее поразила мысль о том, как быстро меркнут все переживания перед лицом смерти, перед животным ужасом, который может испытать человек, доведенный до отчаяния. Она ожидала самого худшего, была готова броситься на любого, кто приблизится к ней, если тот представляет угрозу для жизни. Но когда Лиа увидела, кто был источником шума – рассмеялась.
Это была курица. Не очень большая, облезлая, но все-таки курица, при виде которой желудок, казалось, сжался в комок.
– Банка варенья – хорошо, свежее мясо – превосходно! – эта веселая мысль сменилась другой, не такой радостной: «Для кого-то я тоже свежее мясо». Отогнав ее, Лиа сосредоточилась на приятном. Важно уметь фокусироваться на лучшем из того, что подкидывает тебе жизнь. Если думать лишь о подкинутом жизнью дерьме, то увязнешь в нем по самые уши.
– Как ты попала сюда, а? – спросила Лиа у курицы.