Моногамия. Книга 3 (СИ)
Только Αлекс мог бы утихомирить меня, что он и сделал: он просто смотрел мне в глаза и повторял, как мантру:
— Я не сделаю тебе ничего плохого, ты это знаешь. Я не причиню никакую боль ни тебе, ни Лурдес, она будет с тобой, успокойся, всё хорошо. Мне нужно только поговорить с тобой, мы только поговорим!
Я поверила, я остыла. К тому же, меня отрезвила мелькнувшая в окне фигура Αртёма, я думала, он выбежит помочь мне… но он этого не сделал, время шло, он не появлялся. НЕ сразу, но до меня дошло, что он либо хочет избавиться от Лурдес, либо просто боится Алекса. Мне стало тошно, особенно при мысли, что мы с ним спали вместе в эти 2 недели.
Я поняла, что буду решать проблемы с Алексом один на один, что никто не придёт мне помогать, никто. В этой ситуации мне просто ничего не оставалось, кроме как довериться ему.
И я хотела поговорить с ним, но … меня стошнило. Не знаю, что это было, такое чувство, что вся чёрная боль со всеми страхами вышла из меня таким образом.
А Алекс … Алекс уже держал Лурдес на руках и заботливо придерживал мне волосы, чтоб я их не запачкала. Алекс — это нечто.
— Видишь, что ты делаешь с собой, одни глаза на лице от страха. Разве я когда-нибудь причинил тебе вред?
— Ты сказал, ты заберёшь Лурдес, я знаю, ты можешь, ты всех и всегда покупаешь.
— Тебя тоже я купил?
— Меня нет.
— Ну вот видишь, ты сама себе противоречишь. А это означает, что ты не права. И ведёшь ты себя неправильно. Всегда можно договориться, всегда и всё можно решить мирно!
Он был мягок, как никогда, и смотрел на меня почти с любовью. Я догадалась, что он играет, ему нужно убедить меня сделать так, как он считает нужным. Чтобы я была посговорчивее, он превратился во внимательного и ласкового Αлекса, такого, которого я уже не видела многие-многие месяцы…
Мирное решение заключалось в следующем: я возвращаюсь с детьми и Артёмом в дом на берегу, Алекс уходит, но может видеться с Лурдес и другими детьми! когда захочет. В материальном плане его устроят любые варианты, но при условии, что я не выхожу замуж за Αртёма, в обратном случае, имущество будет оформлено только на детей, причём всех троих. Всё чётко, как в офисе, при обсуждении контракта.
Это было ГОРΑЗДО лучше, чем то, что я нарисовала себе и поэтому согласилась. К красивой жизни привыкаешь быстро, я успела лишь немного похандрить по былой обеспеченности, и вот она снова возвращалась ко мне, но … НО В КАКОМ ОБЛИЧИИ!
ГЛАВА 39
Любить глубоко — это значит забыть о себе.
Жан-Жак Руссо
Zucchero — Il Suono della Domenica
Если когда-нибудь вы видели медузу на пляже, которую выбросило волной, и которая медленно разлагается и высыхает — это то, что будет происходить со мной в ближайшие годы. До сих пор не могу до конца осознать, как я пережила это, как я выжила…
Спустя два месяца я просыпаюсь утром в спальне, в которой не спала ни одна женщина, кроме меня, и в которой вместо Алекса теперь был Артём. Я считала, что Артём навсегда останется мне близким человеком, мы прожили вместе годы, пережили бури, родили двоих детей, у нас были мечты и планы когда-то. Но оказалось, это не так. Мы — чужие, он больше не мой человек, и, что самое страшное, я постепенно начинаю понимать то, что он никогда и не был моим. Как случилось, что мы соединились, да ещё так прочно?
Просыпаюсь от шума, выхожу на террасу и вижу, справа от нас кто-то купил участок и взялся строить дом, небольшой, явно меньше нашего. Рабочие отбойными молотками ровняют скалистую поверхность для фундамента и террасы. Пыль столбом и грохот невыносимый просто.
Звоню и жалуюсь Алексу, слышу в ответ:
— Хорошо, я поговорю с рабочими, чтобы с утра делали какую-нибудь другую работу.
— Что это значит?
— Это значит, что я строю себе дом по соседству. Согласись, это отличная идея — Лурдес будет близко к обоим родителям.
Следовало ожидать чего-то подобного от Алекса. Это было в его духе, поэтому я даже особенно не удивилась и … обрадовалась! Да, я безумно обрадовалась: теперь я смогу видеть его чаще. Хотя бы это, хотя бы видеть. Ведь я … любила его…
Дом Αлекса строился быстро, на всё ушло около трёх месяцев. Американские дома возводятся вообще очень скоро, ведь их не из камня строят, как у нас, а из готовых сэндвич-панелей. Алекс строит свои дома по своим собственным технологиям, где главное — экологичность и экономичңость, поэтому в них много стекла. Дом Алекса оказался не менее красивым, чем мой, но раза в три меньше и только с одной небольшой террасой. Похоже, он не собирался устраивать вечеринки у себя. Ещё около месяца рабочие доделывали нюансы отделки, ещё пару недель — ландшафтные работы. Дом готов. Дом ждёт его. Но, где же он?
Я ждала его приезда каждый день, мне нужно было видеть его, и у меня уже развилась стойкая зависимость, потребность в его лицезрении. Я испытывала отвращение к себе, да, потому что это было как раз то, что он так ненавидел, не терпел, презирал. У него были свои странности, и это была одна из них: однажды он признался мне в том, что чужие взгляды словно выпивают его, он страдал, физически страдал от разглядываний. И его по настоящему интересовали лишь те люди, кто видел в нём личность, характер, его темперамент, но главное не внешность. Он не понимал, что его красота — это наркотик для других людей, и мужчин и женщин, попробовав однажды, уже не можешь отказаться, испытываешь изнуряющую потребность, нестерпимый голод любования им.
Мы практически не пересекались, не виделись вообще. Алекс приезжал к детям только тогда, когда меня не было дома, для этого он и попросил составить своё расписание и дать ему сразу же после моего возвращения из непутёвого бегства. Я каждый день уезжала утром на свою учёбу, возвращалась после обеда, иногда ближе к вечеру.
Артём, ошалевший от внезапно обрушившегося на него достатка, даже и не думал работать, и это очень удручало меня, отвращало от него далеко и безнадёжно. Мои карточки при мне, счета больше не пополняются, но денег там скопилось за годы жизни с Алексом на 300 лет сытой жизни вперёд. Я ими не пользуюсь принципиально, поэтому расходы на содержание моего гигантского дома и Эстелы Αлекс оплачивает сам. Разворачиваėтся непростая и какая-то плохо пахнущая ситуация, но я изменить ничего не могу, только уехать обратно, а эту глупость я уже делала.
Сижу за барной стойкой в кухне, обдумывая это и разглядывая новую мебель. Вообще, после своего возвращения я не узнала нашу кухню и спальню, они стали полностью другими: другая мебель, другие предметы, другая техника, и исчезла панель с аквариумом, вместо неё теперь нет ничего.
Soley Bad dream
В кухню входит Эстела. Я спрашиваю:
— Эстела, ты не знаешь, почему Алекс убрал аквариум?
— Знаю, — она мнётся, я вижу, и недобро смотрит на меня. Не хочет разговаривать явно.
— Так почему же?
— Он разбил его.
— Ρазбил?! Как он умудрился?
Она отвернулась и молча достаёт продукты из пакета, укладывает их на полки холодильника. На продукты и прочую дребедень она получает деньги тоже от Алекса.
— Эстела, почему ты не хочешь говорить со мной?
— Вам показалось, сеньора.
— Расскажи, как Алекс аквариум разбил.
— Он взял большой стул и разбил его, и всё остальное тут тоже разбил и сломал.
Я оторопела.
— Он был очень зол… я испугалась и спряталась в своей комнате. Α он ещё наверху, в спальне, всё сломал. Я очень боялась, никогда не видела его таким! Потом он вышел на террасу и подошёл к краю бассейна, — тут она отвернулась, медленно вытерла глаза, вздохнув, продолжила: — слишком близко к внешнему краю, я испугалась и выбежала, я взяла его за руку и попросила не делать это, это такой грех! Он плакал, он так плакал!
На меня будто упала бетонная плита и придавила так, что я совершенно потеряла способность соображать. А она продолжала: