Путь журналиста
Ей-богу, временами я чувствую, будто попал в сказку. Хочется ущипнуть себя, чтобы заставить поверить в то, что малыша Ларри Зайгера из Бруклина передают на 22 300 миль в космос, где он отражается от спутника, чтобы потом какой-нибудь житель Тайваня или любой из 200 стран и территорий мира мог наблюдать, как я пристаю к людям с вопросами.
Неужели это я, никогда не учившийся в колледже, учредил стипендиальный фонд на миллион долларов в Университете Джорджа Вашингтона? Это я попал в аварию с Джоном Кеннеди [1] и хорошо знаком со всеми президентами, начиная с Никсона [2]? Это мне пел Фрэнк Синатра в артистическом фойе? И это я гулял с Мартином Лютером Кингом-младшим [3], а потом беседовал с его убийцей? Это мне звонил король Иордании, когда я обедал в Беверли-Хиллз в ресторане мистера Чау? И это мои сыновья, которые родились, когда мне было уже под семьдесят, нарядились на Хеллоуин в «костюм Ларри Кинга» с подтяжками?
Не-е-ет. Тот малыш Ларри Зайгер, которого я помню, сидел дома и слушал в 1949-м по радио репортаж об игре «Всех звезд» на стадионе Эббетс-филд, потому что у него не было денег на билет. И как так получилось, что сорок лет спустя я гулял по стадиону во время тренировки «Всех звезд», а игроки просили автограф… у меня?
Нет, такого просто не могло быть. Ларри Зайгер, который видел, как народ на бруклинских улицах плакал, узнав о смерти Франклина Рузвельта [4], никогда и не мечтал о том, чтобы попасть в Овальный зал. Но Ларри Кинг был там не раз. И однажды в Белом доме, когда я беседовал с Хиллари Клинтон [5], сидя под портретом Элеоноры Рузвельт [6], и вскользь упомянул о том, что брал у Элеоноры интервью, именно Хиллари была этим приятно поражена.
Неужели правда, что Михаил Горбачев пришел на встречу со мной в подтяжках? И толпа студентов во Флориде скандировала: «Лар-ри! Лар-ри! Лар-ри!», когда я брал интервью у Джона Маккейна [7] во время последней президентской кампании? А агент Секретной службы действительно повернулся ко мне и спросил: «Может быть, нам стоит охранять вас?»
И я до сих пор удивляюсь, когда нас с моим самым давним другом Гербом приглашают на обед в губернаторский особняк в Нью-Йорке. Представьте: входит дворецкий и интересуется: «Не желают ли господа аперитив, прежде чем отправиться отдыхать?»
Аперитив? Кто вообще знал такие слова в кондитерской лавке Мальца?
Хотя, думаю, Марио Куомо [8], который нас приглашал, понимал, насколько все это невероятно. Может, поэтому, вручая мне награду на острове Эллис, которая дается потомкам иммигрантов, он рассказал такой анекдот:
«Как-то раз Ларри Кингу подарили отрез на костюм. Ларри отправился к портному в Майами и попросил сшить костюм с двумя парами брюк.
– Простите, Ларри, – сказал портной, – но этого материала не хватит на двое брюк.
Тогда Ларри отправился к другому портному, в Вашингтон.
Портной измерил ткань и покачал головой.
– Извините, – сказал он, – на вторые брюки здесь не хватит.
Ларри попытался добиться того же в Лос-Анджелесе. С тем же результатом.
В конце концов Ларри поехал на родину, к своему старому бруклинскому портному.
– Да, конечно, – сказал старый бруклинский портной. – Я сошью вам костюм с двумя парами брюк и жилеткой.
– Но как это у вас получится? – спросил Ларри.
– Знаете, – ответил портной, – здесь, в Бруклине, вы не настолько большой человек».
Глава 2
Девять книжек
Я возвращался домой из библиотеки и нес девять книг. По крайней мере так это сохранилось в моей памяти. На самом деле я не уверен, что книг было именно девять. Может быть, мне просто так кажется, потому что мне тогда было девять. А это я знаю точно, потому что точно помню дату – 9 июня 1943 года. В тот летний день я нес под мышкой внушительную стопку книг, потому что любил читать. Не знаю, что стало потом с этими книгами…
Перед нашим многоквартирным домом стояло три полицейских автомобиля. Мы называли их «жестянками». Не помню в точности, в какой момент я услышал крики своей матери. Но, когда я уже спешил вверх по лестнице, мне навстречу вышел полицейский. Он поднял меня на руки, книги разлетелись.
Я не уверен, был ли знаком с этим полицейским. Но это вполне возможно. Долгое время, до того как началась война и отец отправился работать на оборонный завод, он владел маленьким баром и закусочной по соседству. Все местные полицейские были его приятелями. Они любили моего отца, как и любого другого владельца бара с хорошим чувством юмора. У меня появилась собственная полицейская форма, когда я был еще совсем маленьким. С жетоном и дубинкой. Я изображал, что несу ночное дежурство.
Полицейский посадил меня в машину и сообщил, что мой отец умер. От сердечного приступа.
Я не плакал. Это я хорошо помню. Я был будто в тумане. Наверное, полицейский не знал, что ему делать. Он завел двигатель и повез меня куда-то. Мы колесили по улицам Браунсвилля и в конце концов оказались в кинотеатре.
Никогда не забуду фильм, который мы смотрели тогда, – «Батаан» с Робертом Тейлором в роли сержанта Билла Дейна. В фильме рассказывалось о горстке американских солдат, которые пытались противостоять японскому вторжению на Филиппины.
Отряд сержанта Дейна должен был подорвать мост, чтобы остановить вражеское наступление. Солдаты гибли один за одним, пока не остались только сержант и еще двое. Первого подстрелил снайпер. На второго бросился японский солдат, притворявшийся мертвым. Фильм заканчивался кадрами, в которых сержант Дейн расстреливал из автомата приближающихся японцев в последнем порыве героизма, и пули летели прямо в камеру.
Не помню, что я чувствовал, когда наконец оказался дома в тот день. Из памяти стерлось многое, что произошло в тот день. Точно так же, как и у моего младшего брата Марти. Ему тогда и было-то всего шесть лет. Но кое-что, связанное с этими событиями, я все же помню.
Я не пошел на похороны. Я очень любил отца, но на похороны идти отказался. Я остался дома. Наверное, кто-то остался присматривать за мной, но я помню, что был один. Помню, что играл у подъезда, стуча мячиком по ступенькам.
Точно помню еще две вещи. Я больше никогда не ходил в ту библиотеку, и с тех пор вид полицейских машин около нашего дома заставлял мое сердце подпрыгивать. Если я видел хоть одну из них у подъезда, я бросался домой со всех ног в ужасе, что умерла моя мать.
Глава 3
Мама и радио
Помните старый анекдот? Мальчик застает мать и отца за занятиями любовью.
Мальчик кричит: «О, Господи!» – и выбегает из комнаты.
Отец говорит матери: «Пойду-ка я успокою его».
И вот отец идет следом за мальчиком, но не находит того в своей комнате. Вместо этого сын оказывается в комнате у бабушки, в постели вместе с ней.
«О, Господи!» – восклицает отец.
На что мальчик отвечает: «Ну, теперь ты понимаешь, каково это – видеть, как кто-то спит с твоей матерью».
Любому ребенку трудно увидеть в своей матери молодую женщину. Моя мать была для меня мамой, а не Дженни Зайгер. Хотя я знал, что матери приходится тяжело после смерти отца, но лишь много лет спустя я смог на самом деле понять это. Жизнь у Дженни была очень тяжелой.
Я помню, как она рассказывала мне о своем самом раннем воспоминании. Это был страх – страх перед проверкой глаз на острове Эллис [9].
В музее острова Эллис я видел снимки набитых людьми кораблей, прибывавших в Америку. Но я все равно не могу себе представить, что чувствовала она, впервые увидев статую Свободы. Ей было семь лет, и она была самой младшей из семи сестер. Они с матерью прибыли в Штаты на пароходе «Аравия», а был ли с ними их отец, я точно не знаю. Шел 1907 год. Что мог знать о проверке у офтальмолога семилетний ребенок? Наверное, она и не знала, что за болезнь со странным названием ищут доктора. А они искали трахому.