Веточка сирени (СИ)
Глава первая
— Сколько тебе ещё раз повторять, чтобы этой красной юбки на тебе во время учёбы больше не было! Ты поняла меня?!
— Но ведь я просто…
— Никаких «но»! Сара, я категорически запрещаю тебе носить её!
— В ней нет ничего такого вызывающего, Майкл! Зачем я тогда покупала её у Кэнди? Я так давно её хотела!
— Либо больше я не вижу эту юбку в твоём гардеробе, либо ты сама летишь к чёртовой матери! Поняла?!
***
Апрельским утром мне исполнилось уже двадцать лет. На дворе была весна, 1990 год. Я медленно плелась в центральный университет Сентфора и напевала себе под нос песни «Modern Talking». Конец года выдаётся для меня ужасно мучительным. Я пообещала маме закончить сессию без троек, но из-за дурацкой алгебры картина вся портится. Да и чёрт с ней, сегодня мой день рождения! Сейчас нужно только отсидеть две каких-то особо ненужных пары, выловить Кэнди с Дереком и Бобби и пойти веселиться в бар на полную катушку. Ещё я хотела бы позвать с собой Майкла, но в последнее время мы слишком часто ругаемся. Нашим отношениям уже три с половиной года, но длятся они будто целую вечность. Кэнди с Дереком настаивают, чтобы я уже расставила все точки над «И» и разошлась с Тёрнером, не тратя нервы на какого-то лентяя и оболтуса. Я даже как-то поддержала предложение Кэнди и Дерека. Бобби всё время молчал по поводу моих отношений с его старшим братом. Он не испытывал никаких эмоций в начале наших, казалось, прекрасных отношений, и при какой-либо очередной ссоре. В один момент мне казалось, что я останусь совсем одна, если вот так просто расстанусь с Майклом.
Ещё со школы все гудели о наших отношениях, всё обсуждали и сплетничали. Как, впрочем, в самом начале моего знакомства со старшим Тёрнером, когда про нас пустили слух. Разумеется, мне, моим друзьям и Майклу было на это всё равно. Со своими заморочками, тараканами в голове и мечтой о романтической сказке в своей жизни, кроме мамы и друзей, все считали меня странной. Кстати, Майкл имел такую дурную особенность: моя мама его очень любит, потому что каждые выходные он, прежде чем зайдёт за мной, подарит ей букет, а мне подавно не дарил уже миллион лет хотя бы ромашку! Мама расплывалась в улыбке, говорила, что будущий зять у неё просто чудо. Но когда мы с Майклом покидали порог моего дома, превращались в настоящих кошку с собакой. Мы ругались абсолютно по каждой мелочи: Майкл ревновал меня даже, в прямом смысле, к столбу. Не давал мне прохода и спокойно погулять даже с Кэнди. Не разрешал носить ту или иную одежду, которая по правде была не вызывающей, она просто мне очень нравилась! В общем, как в запертой клетке. Я же была очень обижена на него; почему я не могу погулять с подружкой, а он каждый день променивал меня на своих друзей, пиво и карты? Я пыталась с ним поговорить тысячу раз, и тысячу раз я получала в ответ одно и тоже: «Я просто хочу погулять с ребятами, это же мои друзья». А то, что у него ещё есть я, которая нуждается во внимании и заботе, его это ни разу не смутило!
Погода была удивительной для седьмого апреля в Сентофоре: пели птицы во всю, на лазурном чистом небе светило жаркое солнце, которое радовало жителей этого уютного, но по своей истории необычно-страшного городка. На улице было градусов 20, наверное. Очень пекло. Я надела свои старые конверсы, летнее платье и джинсовку. Надеюсь, хотя бы сегодня я могу покрасоваться в универе в платье без всяких нареканий. Нет бы сказать как мне идёт платье, Майкл лишь только угнетает меня и заставляет никуда не выходить вовсе, заперевшись дома на сто замков и сидеть, обнимать подушку и гладить кошку Лизу.
До первой пары оставалось ещё пятнадцать минут, поэтому я, не очень показательный девчачий пример, зажгла сигарету. В университете было всем плевать; куришь ты или нет. Это уже не средняя школа Сентфора, где даже в свои шестнадцать лет ты считаешься ещё абсолютным ребёнком, за которым нужен был глаз да глаз. В городских школах с дисциплиной всё строго, и это был один из прекрасных поводов радоваться маме нашему переезду в Сентфор пять лет тому назад. Для студентов-курильщиков была отведена специальная локация, где собирались и первокурсники и старшекурсники. Там чаще всего люди и знакомились. Кто-то даже вторую половинку себе находил. Кто-то — просто хороших знакомых, которые в скором становились верными друзьями. В курилке было так пусто, тихо. Я, оглянувшись по сторонам, достала одну сигарету из красной пачки Мальборо и подожгла её спичкой медленно втягиваясь.
Курить меня научила, на удивление, безобидная милая Кэнди. Мы как-то вечером решили прогуляться и зайти в парк. А она такая: «Хочешь курить научу?», ну, а я что? А я по-дурости кивнула и сказала: «А давай». Мама моя учуяла злосчастный едкий сигаретный шмон, сделала огромный выговор и наказала на неделю. Крику было ого-го! Но Кэнди я так и не спалила. Мама твердила мне лишь одно: «Смотри, Кэнди не научи только! Это же позорище какое…». И всё в этом духе. Теперь, когда мне двадцать лет, мама просто с закатанными глазами говорит: «Не кури». Ну да, конечно, я прям её и послушала.
— Сара! Фух, я думала, мы опоздаем! — запыханная Кэнди тянула за собой Дерека, у которого в одной руке была тонкая худощавая кисть руки Кэнди Нельсон, а в другой — связка разноцветных шаров, где маркером были написаны пожелания и поздравления. — С Днём Рождения, моя дорогая! — Кэнди принялась окутывать меня в объятия. Затем, быстро обнявшись с Дереком, ребята достали по сигарете.
— Опоздаем ведь! Миссис Грымзофани нас не простит! — докуривая начала я. Миссис Грымзофани — это на самом деле миссис Софани.
Так, когда за светлые джинсы и громкие разговоры влепили двойку в журнал, Дерек прозвал нашу грымзу-преподавательницу по алгебре. На кой чёрт мне эта алгебра? Есть калькулятор, что тут считать? Нет же, противная Софани так не считает, а считает она исключительно «в столбик», или через дискриминант, или вообще по этой дурацкой теореме… Виета что ли. Алгебра — это не моё. Я всегда была удручена гуманитарными предметами. Как-то в школе, ещё в Балтиморе, на литературе нам задали творческое задание; сочинить стихотворение на любую тематику. Выбрала я тему, конечно, любовную. Написала аж целых три стихотворения за вечер, которые стали фаворитом для моей учительницы. Уже через два дня я была лидером среди школьных городских учеников-юных-поэтов. Но моё стремление и желание настойчиво перебила мама, потому что я, хотевшая поступить на журфак, видите ли, буду работать чёрт знает кем за непонятно сколько денег, и в конечном итоге просто-напросто брошу свою семью и уеду в Балтимор. Ну, кстати, для поступления на журфак нужно было сделать всё с точностью наоборот: сначала уехать в Балтимор, а потом поступить, так как БГУ (Балтиморский Государственный Университет) находится именно рядом с отцом. Мама, конечно же, против. Моё мнение в выборе университета не учитывалось от слова совсем.
— О’Нил, сладкая парочка Нельсон и Никсон, где вы, черти вас, шляетесь? — грозно завопила миссис Грым… Софани.
— Ходили ку… — беспризорно начала я, но в плечо мне колко прилетело локтем от Кэнди.
— Кушать! Мы ходили кушать! — заулыбалась как дурочка Кэнди.
— Мисс Нельсон, Вас дома не кормят? Первая пара только началась! Какой кушать…? Боже, присаживайтесь и больше никаких опозданий. Вам ясно? — плюя в первые парты миссис Грымзофани притихла и уткнулась в журнал.
Так всегда; первые двадцать минут на паре делать нечего, эта старая карга всё равно листает журнал, будто в первый раз. Мы молча заняли более задние ряды. Там сидели обычно девчонки-сплетницы, но садиться на первые парты не было сейчас никакого смысла; от нас шмонило сигаретами, и уж Софани это точно никак не оценила бы:
— О’Нил, несите на проверку домашнее задание! — рявкнула миссис Софани. Ну вот! Только не это. Вчера мы проговорили с Майклом полчаса, успели поссориться и я так и не решилась сесть за алгебру. Думала, что само как-нибудь рассосётся. Может удастся списать у кого-нибудь перед началом пары. Ага, Сара, когда это ты раньше первой пары появлялась в университете? Ну да, никогда.