Свартхевди - северянин (СИ)

Хотя, зря ругаюсь: неплохая вещь, вроде как, определенно неплохая.
Как бы только зубы от нее не растворились, а то тяжко в жизни щербатому…
Интересно, это Финн зельеварением занялся? Или это Хильда ему эту гадость отдала когда-то на пробу, да сама и забыла рецепт? А то я бы знал, старая мало что от меня скрывала, щедро знаниями делилась. Хотя и сокрушалась при этом, что слишком многое из ее искусства парню не понять, женский ум для того нужен, но вот нет в борге для нее достойной ученицы, а сама она стара уже ее по Нурдланду искать.
Так что там, с этой побрякушкой?
Лист неизвестного мне дерева, на цепочке. Цепочка не золотая, да и не серебряная, металл мне неизвестен, но тут уж я не кузнец, чтоб сплавы друг от друга на глазок отличать. Я сполоснул все изделие в ближайшей луже, и снова поразился тонкой, изящной работе неведомого мастера: далеко до нее тем вещицам, что отец привозил из походов, даже в подарок матери, а не то, что на продажу. Каждое колечко цепочки покрывали узоры неизвестных мне символов, а более детально в опускающихся на топи сумерках что-то рассмотреть было сложно.
Да тут только за работу можно ее вес-два золотом просить, если продавать соберусь, а сам металл тоже ведь чего-то стоит!
И, похоже, не простая висюлька это — амулет. Только разряженный досуха, и, вследствие этого, представляющий из себя ныне хоть и красивую, но бесполезную безделушку. Мелькнувшую на задворках сознания мыслишку зарядить его, да поглядеть, что оно может, я отмел, как несвоевременную: силы колдовские и так потрачены изрядно, и, кто знает, не навестят ли меня ночные гости, из тех, кому в Хелльхейме или Нифльхейме не сидится, и от кого сталью, пускай даже неплохой и достаточно острой, не отмахаться, а мне ведь еще охранный круг ставить, что тоже для меня в таком состоянии непросто. Так что нет, не сейчас, по крайней мере.
Странные, кстати, топи. Я только сейчас обратил внимание на одно обстоятельство, сразу бы насторожившее любого лесовика.
Тишина.
Нет, я не имею в виду то, что воплей Скафти Финнсона (Квист еще не пришел в себя, когда я уходил с того памятного островка), неистово тосковавшего по мне, и переживавшего всем сердцем от неизбежности долгой разлуки (он минимум два раза повторил весь имеющийся в его распоряжении запас ругательств, и даже придумал несколько новых, специально для меня), теперь не слышно. Его завывания донимали меня еще примерно с милю, но передвигался я быстро, и по самым приблизительным подсчетам до привала сделал миль десять — пятнадцать, может даже больше.
Нет.
Тишина, которую принято именовать мертвой, вот, что должно было меня насторожить гораздо раньше. Пока я бежал, перепрыгивая с кочки на кочку, слыша только собственное сопение, кряхтение, шуршание болотной растительности под ногами, чавканье грязи да собственные матюги — я не обращал на это внимание, но сейчас… Ни звука вокруг, кроме потрескивания костерка да тихого шороха мороси. Ни звона комаров, ни треска сверчков и прочей живности, ни жабьего хора — и это в начале-то лета! Не к добру это. Даже если животных распугал я (что вряд ли), то комары-то куда делись?
Первый признак гиблого места, кстати — живность вся оттуда первым делом уходит, ибо в противном случае чахнет и гибнет. Растения засыхают, люди, без колдовской, либо жреческой защиты, пробывшие там долгое время, потом долго и разнообразно болеют, их мучают кошмары. Зато всяким духам преимущественно, злым, нечисти и нежити там раздолье, те лезут в такие места, как запойный пьяница в бочку с пивом — с неудержимой лихостью, и собираются там в великом количестве.
Вот угораздило же меня, будто сглазил кто! Но это вряд ли, я бы почувствовал: когда Хильда меня учила, сглазы, порчи и тому подобные приемы подлого своего искусства она показывала на мне же. Сразу же и распознавать, защищаться и снимать учился, заодно, так что понял бы, если б меня прокляли. Скорее, богам чем-то не угодил, или Удача больше не при мне. Но от погони-то я ушел, да с прибытком — тогда что же?
Непонятно.
Нет, впрочем, понятно — нечего мне тут делать, жду рассвета — и к морю. Плевать на лес, на всех, кто там может меня поджидать, плевать на погоню, на Финна, ждущего меня в Хагале — все лучше, чем здесь. Рассвет наступит, и в путь, высосу всю флягу с «Волчьим бегом» досуха, до капли, пускай меня потом наизнанку вывернет — но ночевать тут больше не буду.
Сам себя накручиваю — надо бы успокоиться…
Еще никто не пугает, а я уже все страхи собрал, деду бы не понравилось. Но охранный круг все ж таки поставлю, благо, соли в достатке, да силы еще немного во мне есть.
А гнетущее предчувствие неприятностей никак не унимается.
Надо успокаиваться, и рассуждать разумно.
Что я смогу сделать первым делом, если (когда) за мной нечистые обитатели этих топей явятся?
1) … заорать?…
2) …обосраться?…
Бррр, нет, это всегда успею, долой сии малодушные мысли. А помимо этих очевидных действий, варианты есть?
Чего там боятся гости из Хелльхейма или Нифльхейма? Дед же рассказывал…
Так, умелый жрец владык севера — Асов — может нежить изгнать, призвав на помощь себе силу божества, которому служит. Я не жрец, но помолюсь, хуже не будет, в час великой нужды любой сын Нурдланда, если позовет Асов и будет искренен, то сможет быть услышан. Хотя, боги не любят вмешиваться в дела людей, так что прямо помогают крайне редко.
Что дальше? Боль немертвому можно причинить некоторыми видами металлов — чистое серебро и холодное железо, например. Серебра у меня… А нет, есть, надо же. Пара монет. Второго нет точно. Еще?
Песня скальда поможет, правильный Нид, по идее, всех проймет.
Соль! А лучше — морская вода. Слабых остановит, кому сильнее — причинит боль. Ну и несколько заговоров — но сил для них маловато, а без колдовской силы они только сотрясение воздуха. Несколько разновидностей «темницы духов» еще — это чтобы поймать и удержать злого духа, а чтобы не быть пойманным им? Самому в ней сидеть, пока рассвет не настанет? Так на много видов нежити свет не действует, а жрать и пить тут нечего… Да и силу надо, силу — а с этим проблема.
Мда. Печаль мне.
За всеми этими размышлениями, а также немудреным ужином, состоящим из запасов братцев и водицы (из их же припасов) я не заметил, как на болото опустилась ночь. Клочья тумана, меж тем, рассеиваться не спешили, наоборот, сгустились даже, хорошо хоть, дождь прекратился, и я напялил на себя провонявшие дымом шмотки — теплые, да подсохли чуток.
А еще я, кажется, засыпаю — «Волчий бег» выдохся, наконец, и на веках, в которых раньше стояли словно распорки, теперь повисли, будто, свинцовые гири.
Тишина, ни звука вокруг. Луна на небе, круглая, такая яркая…
Говорят, если долго на нее смотреть, то можно различить в ней женское лицо, прекрасное, как лик самой Фрейи, чья красота воспевалась во множестве саг, дочери Ванов, дарующей любовь и милосердие.
Кто-то говорил, что луна — это зрачок самого Фенрира, кто-то — что это драгоценность, обещанная одному из великанов Етунхейма Асами за строительство, соответственно, Асгарда, и так глупому Етуну и не отданная. Или же это отражается в небесах глаз Одина, тот, что Отец Битв отдал в уплату за возможность отпить из Урда, источника мудрости, охраняемого великаном Мимиром…
А кто-то уверен, что если долго и пристально на нее пялиться — можно стать идиотом…
Я уже стал, наверное, потому что, подняв голову, сквозь накатившую на меня дрему, увидел, как, озаряемый бледным светом луны в мою сторону движется клок тумана. Не издавая ни звука, без ветра, медленно, прямо по моим следам, по той стежке, что я набил, когда добирался до своего островка. Из этого облачка, по мере приближения к островку формировалась фигура, за ней еще одна, еще… Какой странный сон, что бы это значило? Надо будет спросить у Хильды… Когда снова ее увижу… Что бы это означало, когда снятся фигуры, сотканные из тумана, с черным провалом в том месте, где должно быть лицо…