Циклопы (СИ)
Иннокентий на нервах сделал внушительный глоток...
«Упьешься, - глазами пригрозил Завьялов, - урою, забыв, что покалечу собственное тело! А Жюли, увидев, что с девочками тискаешься, добавит уже дома».
Кеша трагически поглядывал на часы. Даже в полутьме и чужих очках Завьялов видел судорожные, глотательные движения родного кадыка: парикмахер стремительно терял лицо. Причем чужое. Борис уже радовался, что фиаско произошло вне расписания, без главной зрительницы.
Следуя тому самому расписанию, в вип-ложу заплывали три статные девицы - шатенка, блондинка, брюнетка - и одна остриженная белобрысая чудачка без малейшего намека на вторичные половые признаки, зато в ботфортах на пятнадцатисантиметровой платформе. Шатенка оглядывала ложу взором притомившейся Цирцеи, как бы пересчитывая потенциальное свинское поголовье. Брюнетка ей не уступала, легонько морщила обработанный пластическими хирургами носовой хрящик. Чудачка восторженно приплясывала перед стойкой бара на агромадных каблуках.
Завьялов во все глаза рассматривал блондинку, предположительно, жену и мать своих детей.
Ранее он с Зоей нигде не сталкивался. Судить о Карповой мог лишь по слухам, желтым сплетням и глянцевым фотосессиям. Воображал увидеть в ложе нечто разодетое в шелка, меха и драгоценности. Мысленно плевался, представляя, как выгуливает-охмуряет и попутно охраняет витрину ювелирторга.
Но Зоя удивила. На фоне разодетого эскорта Карпова смотрелась скромнее некуда: обтягивающие джинсы с широким кожаным ремнем, короткая холщевая куртка, всепогодные ботинки на низкой подошве. Длинные белые волосы в продуманном художественном беспорядке, заложены за ушки чудной формы.
Зоя представляла из себя редчайший тип натуральных блондинок с темно-карими глазами.
И если б ни один пренеприятный факт, Завьялов мог бы себя поздравить: к ночной прогулке до утра красавица готова. Не ждет, когда потащат на руках через каждую лужицу и кучку конфетных фантиков.
Неприятным сюрпризом выступало крохотное лысое существо, которое ни один нормальный мужик не отважится назвать собакой. Мало того что название породы звучит, как пара чихов, о н о и выглядит, словно собачий выкидыш. Как червячок на лапках.
Лысое позорище собачьей популяции! Чиа-тьфу!-хуа-хуа!
Из под мышки Зои Карповой сюрприз торчал не полностью. Коричневая мокрая пуговка носа исследовала ароматы ложи, локаторы волосатых ушек ловили звуки и тряслись. В широкий пояс брючного ремня хозяйки упирались коготки при собачьем педикюре.
Три разу тьфу!
Четыре девицы и один ушастый малек под мышкой остановились возле барной стойки. По единственному пристальному взгляду, брошенному Зоей на зеленое сукно ближайшего стола, Завьялов понял, почему и как сложился их роман. На чем он завязался.
Зоя Карпова - играла. Ее глаза мазнули по шарам, опытно, оценивающе прищурились на хорошенького «свояка»... Тут же красотка усмехнулась, увидев, как глупо игрок им распорядился - забил один шар и разрушил потенциальную комбинацию, а мог бы продолжать игру.
Эх, если б Иннокентий не устроил облом, сейчас, как и предсказывал формат из будущего, на том столе сражались бы Борис и Коля! И уж Завянь сумел бы вписаться в сценарий, бильярд его делянка. Его кусочек маслица на хлебе.
Неожиданно Борис почувствовал острую досаду. Почувствовал себя как будто обворованным.
Он должен был сейчас стоять там! И Завянь прекрасно знал, как это выглядело бы. Широкоплечий и уверенный он склонился б над столом, вытянулся во весь рост - ударил кием! - и, безусловно, заинтересовал бы Зою партией. Потом уже все трали-вали и кипрские дела.
Но он сидит в теле дядюшки-пенсионера и ждет, когда с парикмахера схлынет оторопь. Когда тот догадается, что Карпова уже скучает в этом зале, а две ее подружки наморщили носы... (Активность проявляет только белобрысая чудачка, переговариваясь-перемигиваясь с красавчиком барменом.)
Завьялов сделал Кеше зверские глаза. Взглядом приказал воодушевиться, мол, ты чего застыл, засланец?! Беги к Жюли, заказывай всем по «Циклопу» и возбуждай догадливость у женушки!
Кеша уже начал приподниматься, уже наморщил ум и храбрость...
Но тут, не вполне рассчитывая на парикмахера, мадам История взялась за дело. Какой-то там эффект с двойной фамилией задействовался в лице Коли Косолапова, поскольку по сценарию нахамить он все-таки обязан, а реплики Завьялова шли уже немногим позже.
Отодвинув рыженькую Свету, Косой нетрезво поглядел на прибывший пафос, поднес к губам пачку «Беломора» на манер микрофона и громко пробасил:
- Ахтунг, ахтунг! В небе ночные фрики-барби!!
Развеселая Светка фыркнула так, что червячная собачка окончательно упряталась под мышку, даже пуговичный нос исчез.
Шатенка, брюнетка и белобрысая пацанка окатили Светку и Косого ледяной надменностью, из подмышки Зои что-то гневно тявкнуло...
Внесенный в анналы скандал развивался в разрушительном порядке ресторанного скандала. Колино бесчинство, скорее всего, разметало бы, вымело вон из зала глянцевую компанию. Цирцеи с перепившимися хряками не дружат, читалось на ухоженных личиках.
Тело-Кеша, наконец-то, встало во весь рост и вытянуло вверх руку на манер памятника Ленину.
- Бармен! - воскликнуло в лучшей традиции третьеразрядного актера «кушать подано». - Всем по коктейлю «Жюли, атас, у нас циклопы»!
Завьялов вновь зажмурился. На какой-то момент ему показалось, что вместо «кушать подано» из памятника-Кеши прольется знаменитый текст: «Товарищи! То, о чем так долго говорили большевики, свершилось!».
Немая сцена продолжалась три секунды. Бармен глядел на Борю с задумчивостью сфинкса. Народ соображал - какое еще новомодное пойло всем на халяву подвалило?
Потом случилась неожиданность: из под мышки Карповой выскочила лысая собачка. Сбив три пивных бокала, промчалась по ближайшему от бара столику...
Погруженный в мысли о формате Завьялов очнулся от грохота и почему-то представил, как выглядела бы эта сцена в замедленной киносъемке. По столу и спинкам диванов летит ушастый собачий недомерок - мохнатые «локаторы» трепещут и развеваются, хвост напряжен, словно волосатое копье. На собачонке плюшевая юбочка и футболка с бисером. Напоминая цирковую обезьянку, она ловко летит вперед, как будто вместо когтей на ее лапах пальцы.
Бокалы рушатся. Облитые пивом мужики разевают рты и матерятся, Карпова распахивает карие глаза...
Банда в шоке: лысое ничтожество врезается в Завьялова и роняет его на пол.
В ложу, на крики и грохот, просовывается рожа бодигарда Карповой.
На полу барахтается Борис-Завянь, по его груди скачет червячок на лапках. Лижет в нос, в лицо, повизгивает, кажется, описаться от радости готов.
Тело-Кеша пораженно бормочет:
- Жюли... Жюли... Это - ТЫ?!
Лишается сознания.
- Копец, ребята, - говорит Косой. - Ушастая чувырла нам Борика угробила.
* * *
- Это моя собака! - на весь цоколь возмущалась Карпова, пытаясь стащить четвероногую Жюли с груди тела-Кеши в обмороке. - Жозефина! Ко мне! Отцепись от этого урода!
Жозефина сидела на носителе родного мужа, как на последнем в мире куске мяса.
Лишь только Карпова протягивала руку, бросалась с лаем, пыталась тяпнуть пальцы.
- Зой, она взбесилась, - уравновешенно предположила шатенка-Цирцея.
- Отстань, Сабина! - чуть не расплакалась хозяйка зубастого червячка. - Жози, Жози, иди ко мне хорошая...
Каприз судьбы: Жюли забросило в Жози.
Зоя глядела на разлегшееся на полу тело, как домохозяйка на протухшую камбалу. Если бы не бдительное присутствие банды, наверняка лягнула бы разок.
Наследник зубоврачебной практики Макс Воробьев пытался добраться до пульса друга и убедиться, что тот инфаркт не заработал. Зубастая Жози тому препятствовала.
- Да убери ты на хер свою шавку!! - зарычал обеспокоенный Колян. - Боря сегодня грудью о руль саданулся, а она здесь скачет, как по матрасу!