Призрак

Открыв холодильник, он достал бутылку с высоким горлышком и спросил:
– Кумыс будешь?
– Спасибо, я его как-то не очень, – отказался Данилюк. – Чего-нибудь другого нет?
– Нет. Я при жизни кумыс любил.
– И что?
– Я его очень сильно любил, – отодвинулся от холодильника киргиз. Оказалось, что полки сплошь заставлены бутылками с кумысом. – Теперь вот не могу сотворить ничего другого – просто не получается. Поневоле кумыс в голове всплывает. Так что пей, что есть… или сам что-нибудь сотвори.
– В смысле сотвори? – не понял Данилюк.
Киргиз выставил перед собой ладонь, пристально на нее уставился… и там возникла еще одна бутылка кумыса. Просто из ниоткуда.
– Это как? – заморгал Данилюк.
– Мы в Лимбе, – объяснил киргиз. – Здесь нет земли, нет воды, нет солнца. Вообще ничего нет. Есть только мы, духи, и бесконечное ничто. Вот этот туман, который вокруг нас. Я его называю Мутью. Из нее можно сотворить что угодно – если умеешь, конечно.
Он повел рукой, и из ковра выскочил небольшой табурет. Киргиз уселся на него, снова повел рукой – и в ней заблестел бокал. Пузатый, с очень тонкими стенками – ну прямо мыльный пузырь на ножке. Киргиз налил в него кумыса, отхлебнул и сказал:
– Вот посмотри на этот бокал. Думаешь, это настоящий бокал? Нет, он воображаемый. И кумыс в нем воображаемый.
– Мне они кажутся настоящими, – усомнился Данилюк.
– Конечно, кажутся. Потому что мы духи. Призраки. Поэтому здесь мы можем воображать что угодно – и для нас это будет настоящим.
– Кхм… у меня не получается… – пробормотал Данилюк, изо всех сил стараясь вообразить себе кока-колы.
– Еще бы. Это наловчиться надо. На велосипед же тоже не выйдет сразу сесть и поехать, верно? Так и здесь. Ты попробуй, потренируйся.
Данилюка это очень заинтересовало. Кто бы на его месте не захотел испытать такие возможности? Киргиз сказал, что экспериментировать лучше снаружи, чтобы взгляд ничего не отвлекало, и Данилюк вышел из юрты.
Теперь он знал, что находится в Лимбо. И, посмотрев свежим взглядом, понял, что за пределами юрты действительно ничего нет. Ни земли, ни воздуха. Однако это и не пустота, как в космосе, – просто какое-то туманное бесформенное ничто… или нечто.
Одним словом – Муть.
Из этой Мути Данилюк и принялся творить. Пытаться, точнее.
Дело это оказалось вовсе не простым. Муть легко отзывалась на его желания – сконцентрируйся, вообрази что-нибудь, и та уже меняется. Но чуть-чуть отвлечешься, подумаешь о чем-нибудь другом – и все истаивает.
К тому же нормально что-нибудь вообразить на поверку оказалось чертовски сложной штукой. Данилюк решил начать с чего-нибудь хорошо ему известного. Например… с шавермы. Самой обычной шавермы, без выкрутасов.
При жизни он съел сотни шаверм. Он почти каждое утро покупал одну перед работой и ел вместо завтрака. А что? Шаверма содержит все необходимое для полноценного питания. Хлеб, мясо, овощи. И тот азербайджанец в ларьке крутил ее изумительно вкусно.
Но у Данилюка не выходило ровным счетом ничего. В воздухе кружилось какое-то мутное месиво. Пару раз промелькнул почти что настоящий лаваш, появилась нарезанная курица – вообразить ингредиенты по отдельности еще более-менее получалось. Но воедино они не собирались.
Тогда Данилюк решил еще упростить задачу. Что-нибудь совсем-совсем простое… соль. Обычную соль. Просто белый порошок – разве это сложно?
Здесь вышло уже получше. Данилюк сконцентрировался, протянул ладонь – и на ней в самом деле появилась щепотка соли. Данилюк лизнул – и вкусом как соль. На такую элементарную вещь его воображения хватило.
Но на что-то более сложное – черта с два. Он перепробовал кучу предметов, которые при жизни видел каждый день. От пятирублевой монеты до автомобиля. Кое-что даже получалось, но неправильно, искаженно. Словно не сами предметы, а карикатуры на них.
– Зрительная память у тебя не очень, – прокомментировал сидящий поодаль киргиз. – Но ты продолжай, продолжай. То, что видел часто, рано или поздно получится.
– А то, что редко? Или вообще никогда? – спросил Данилюк. – Царскую корону какую-нибудь можно так вообразить?
– Даже и не пробуй, не получится, – почесал живот под халатом киргиз. – Здесь не сознание работает, а подсознание. Думаешь, мне вот приятно один только кумыс пить? Но другие напитки у меня просто не получаются. Хотя поверь, при жизни я их повидал немало…
Данилюк поэкспериментировал еще немного. Получались у него пока только вещи совсем простые и однотонные, вроде той же соли. Сотворив в конце концов свежую травинку, он задумчиво осмотрел ее с разных сторон и спросил:
– А как это вообще работает? Почему эта Муть нас слушается?
– Потому что мы духи. А Муть – это… тоже вроде духа, только не оформившегося. У нее реальность очень слабая, вот ее и легко оформить во что захочешь.
– Реальность слабая?.. – не понял Данилюк. – В смысле?
– Реальность – это тоже физическая величина. Как масса, как плотность. Одни вещи тяжелее других, плотнее… или реальнее. В мире живых вот реальность сильная, поэтому там мысль – это просто мысль, она ни на что не влияет. А в мире духов реальность слабая, поэтому здесь мысль – это как физическое воздействие. Чем тоньше мир, тем слабее в нем реальность, а среди миров духов Лимбо – самый тонкий. Поэтому тут можно творить всякое просто воображением.
– Но оно все не настоящее, – подытожил Данилюк, глядя на исчезающую травинку. – Просто такая правдоподобная выдумка.
– Да, как в осознанном сне. Произойти может что угодно, но все не по-настоящему. Хотя некоторым это нравится. Если у тебя сильная воля и хорошее воображение, в Лимбе можно жить царем – дворцы себе возводить, подданных выдумывать, гаремы с любимыми киноактрисами… Только вот те, у кого воля сильная и воображение хорошее, – они обычно обретаются в местах поинтереснее. Сюда попадают такие, как мы с тобой, – серые и никудышные.
– Это я-то серый и никудышный? – обиделся Данилюк.
– А иначе б ты сюда не попал.
– Да иди ты…
– Что, правда глаза колет?
Прихлебывая кумыс, этот тип без имени поведал гостю, что Лимбо – это сумеречное пространство. Этакий астральный отстойник, обочина миров. Сюда попадают астральные «бомжи» – вроде самого Данилюка. Души здесь прозябают без цели и смысла, пока наконец не улетят на перерождение.
Следующие несколько дней Данилюк именно так и провел. Без цели и смысла, творя из Мути всякую чепуху.
Возможно, не несколько дней, а несколько недель. Или даже несколько месяцев. Отмерять время не получалось, оно текло как-то странно.
Хозяин юрты его не гнал. Сам он вообще ничего не делал – просто сидел перед входом и пил кумыс, таращась в бесконечный туман. Иногда перемещался внутрь и точно так же сидел на ковре и пил кумыс, таращась на телеэкран.
Телевизор в юрте показывал только старые советские фильмы и телепередачи. Особенно часто – «Место встречи изменить нельзя». Видимо, при жизни киргиз этот сериал очень любил.
С радио обстояло еще хуже. Большую часть времени оно хрипело и трещало, лишь изредка прорываясь невнятными мелодиями и песнями каких-то акынов.
Других развлечений не было. Данилюк пытался сотворить себе книг, но те получались похожими на типографский брак. Часть страниц чистые, на других буквы перемешаны как попало и лишь кое-где осмысленные отрывки. Данилюк быстро понял, что это зависит от того, насколько хорошо он помнит текст.
Более-менее удачно получились только «Сказки» Пушкина. Любимая книга детства Данилюка – с крупным шрифтом, богато иллюстрированная. Именно по ней он учился читать, каждую сказку перечитывал раз по двадцать и по сей день мог цитировать целые куски. Неудивительно, что она сотворилась почти в точности.
Почти. Последняя сказка, про золотого петушка, пестрела лакунами. Данилюк любил ее меньше остальных, перечитывал реже, помнил хуже.
Поначалу эти игры с воображением забавляли, но со временем надоели. По сути, это оказался просто объемный холст, на котором Данилюк мог нарисовать все, что захочется. Возможно, человек с более богатым воображением получил бы от таких возможностей несказанное удовольствие.