Планета — шахматная доска
Дю Броз глянул на знак над головой и потянул директора на скоростную Дорогу. Несмотря на позднее время,
Нижний Манхеттен был полон народу. В три смены работал даже персонал кладбища.
— Пытаетесь уйти от Риджли, Бен?
— Я знаю одно место, где можно от него освободиться. Во всяком случае, надеюсь на это.
Райский Сад был довольно известным местом. У монументального входа в него Дю Броз вынул голубой ключ и показал его как пропуск.
— Я не знал, что вы пользуетесь этими развлечениями, — заметил Камерон.
— Я получил этот ключ от Сета, — объяснил Дю Броз. — Он считал, что мне нужен эмоциональный катарсис. Вы уже бывали здесь?
— Нет, но Сет мне рассказывал. Я слышал, это производит сильное впечатление, но… — Он взглянул на Дорогу. Курьера на ней не было.
— Он не может проходить сквозь стены, — сказал Дю Броз. — Чтобы достать такой ключ, ему понадобится время, и я вовсе не уверен, что он сможет его раздобыть.
Они шли по увешанному зеркалами холлу, сквозь бледные, слегка опалесцируюшие испарения. Появился служитель.
— Что желают господа? Какой вид развлечений вас интересует? У нас есть новые сценарии «Гусиных Кож»…
— Хорошо, — сказал Дю Броз. — Куда нам пройти? Облака заколыхались и окутали их; в теплой мгле ощущалось какое-то движение. Откинувшись на мягкие подушки, они заметили, что движение прекратилось. Послышался мелодичный голос служителя:
— Испарения станут еще гуще. Мы не используем стесняющих движения подключений к нервным окончаниям. Роль проводника выполняет водяной пар.
— Минуточку, — сказал Дю Броз. — Предположим, мы захотим прервать сеанс. Как выключается программа?
— Рычагом рядом с вашей правой рукой. Начинаем…
Испарения стали гуще. Дю Броз не мог бы сказать с уверенностью, вышел ли служитель. Он ждал, и вот по телу его побежала первая вибрация нейроматрицы «Гусиной Кожи». Он почувствовал сонливость, уют, бесконечную расслабленность. Перед его мысленным взглядом медленно двигались образы.
Одной из ранних форм массовых зрелищ были греческие театры, позднее появились кинотеатры и телевидение. Все эти виды искусства были направлены на отождествление зрителя с артистом. «Гусиные Кожи», предлагавшие утонченные, чисто чувственные переживания, являлись новейшим достижением в этой области. Дю Броз уже чувствовал однажды — ибо их нельзя было увидеть — воздействие «Гусиных Кож», и знал их несравненную развлекательную ценность. Однако этот полулегальный материал был иным.
Он был грубым!
Сквозь сонное безволие в мозг Дю Броза непрерывным потоком поступали чувства и ощущения. Страх, ненависть, ярость — эти и другие эмоции, неестественно усиленные, смешивались друг с другом в диссонантной симфонии, опьяняя его. Дю Броз рванул рукой рычаг, и шквал чувств, сотрясающий его тело, стих. Он сидел, весь залитый потом.
Испарения поредели, Камерон, сидевший рядом, неуверенно улыбался.
— Это лучше турецкой бани, — заметил он. — Не надо включать. Я хочу видеть окружающее на случай, если появится Риджли.
Дю Броз сделал несколько глубоких вдохов.
— Вы представляете хоть немного, почему он за вами следит?
— Возможно. А ты?
— Я уже сказал, что он, вероятно, работает на фалангистов. Почему вы не расскажете мне того, что вас на самом деле мучает, шеф?
— Не могу. Еще не сейчас. Разве что… ты ответишь мне на один вопрос. Не случилось ли в последнее время чего-то, что сделало меня… незаменимым?
Дю Броз задумался. Он был психотехником и мог проверить, насколько Камерон близок к срыву. Если бы он пошел на этот риск, нашлось бы решение многих вопросов.
— Гммм… сначала вы ответьте на мой вопрос.
— Рискну, скрестив пальцы.
— Вы помните то гипотетическое уравнение, о котором мы разговаривали вчера?
— Переменные истины? Помню.
— Мог бы решить такое уравнение человек, играющий в сказочные шахматы? Не сошел бы он с ума?
Камерон почувствовал важность этого вопроса. Глаза его сузились, он долго молчал, потом ответил:
— Он мог бы его решить. Мне кажется, если это вообще кто-то может сделать, то только такой человек.
Дю Броз сглотнул. — Ну, а… если бы не смог… вы получили бы от него достаточно данных, чтобы найти кого-нибудь еще. Я… я отвечу на ваш вопрос, шеф. Мне не хочется этого делать, но меня очень беспокоит то, что с вами творится. Вы ходите, как помешанный, и не говорите почему. Держу пари, все это связано с этой аферой.
— С Риджли?
— Он тоже замешан в этом. Мы с Сетом не могли сказать вам раньше…. Мы боялись, что осознание ответственности… плохо на вас подействует. И теперь… вы знаете ответ.
— Какой ответ?
— Это уравнение вовсе не гипотетическое, — выдавал Дю Броз. — Оно попало в руки фалангистов, и они его частично решили, а теперь используют против нас. У нас оно тоже есть, но мы не в силах его решить. Наши ученые сходят с ума. От вас зависит найти такого человека, который смог бы справиться с уравнением.
Камерон не шевельнулся.
— Продолжай.
— Мы с Сетом не могли допустить, чтобы вы осознали лежащую на вас ответственность. Теперь вы знаете, почему мы темнили, правда?
Директор медленно кивнул, однако продолжал молчать.
— Мы представили вам эту проблему как сугубо теоретическую. Боялись, что вы сообразите, в чем дело. Но вчера вечером я виделся с человеком, глубоко увлеченным сказочными шахматами. Он уверен, что сможет решить это уравнение. Даже если ему не удастся, мы знаем теперь тип человека, который может оперировать переменными истинами. Это просто вопрос отбора. Если вы не сумеете, то потому, что найти подходящего человека просто невозможно. Это не будет вашей виной: ведь вам известно лишь, какого типа разум нужно искать.
— Это почти казуистика, — сказал Камерон, — но звучит логично. Впрочем, я слишком плохо ориентируюсь в ситуации. Но где же Сет?
— Он погиб. Пауза, потом:
— Начни с самого начала. Закончим с этим побыстрее, Бен.
Час спустя Камерон сказал:
— Если бы я знал все с самого начала, это избавило бы меня от неприятностей с самим собой. Но если бы вы сразу описали мне ситуацию, тяжесть ответственности, вероятно, свела бы меня с ума. Теперь слушай… Он рассказал Дю Брозу про зеркало, идущее волнами, про мягкую дверную ручку, ложку с губами, про движущийся пол. — Все это нацелено на мое чувство безопасности, понимаете? Меня стараются довести до такого состояния, чтобы я не мог принимать решений. Мягко говоря, у меня развивают невроз страха. Я знал, что это невозможно, разве что применяются способы, еще неизвестные нам.
Однако…
У Дю Броза пересохло в горле.
— Боже! Если бы только вы нам сказали!
— Я не смел. Поначалу я сам не знал, что со мной происходит. Думал, что это объективные видения, и пытался найти разумное объяснение, но не нашел никакого. Существовали два возможных ответа: или я сходил с ума, или стал жертвой планомерной кампании. Во втором случае должен был существовать мотив… вот только я не знал, какой. Однако догадывался, что цель — довести меня до безумия искусственными средствами. Тогда я решил делать вид, что будто не понимаю, в чем дело. Я знал, что за мной могут следить сканирующим лучом. Каждое слово, произнесенной мною, могло быть перехвачено… фалангистами или, кто там меня допекает. — Камерон вздохнул. — Это было нелегко. Я пришел к выводу, что смогу узнать больше, изображая веру в субъективизм этих проявлений. Благодаря этому противник мог оставить меня в покое, и тогда появился бы шанс понять, что им нужно. Я знал, что вы с Сетом работаете над чем-то, и догадывался, что это как-то связано с моими видениями, но я верил Сету. Больше, чем тебе, Бен. Вплоть до этого момента.
— Значит, вы все время вели игру… — пробормотал Дю Броз.
— Это кажется очень простым, правда? Но человек никогда не может быть уверен, что не сходит ли он с ума. Я тоже не был уверен. Мой разум… я находился в состоянии подлинного, искусственно индуцированного нервного срыва. В этом они добились успеха. Сегодня я был вынужден обратиться за помощью. Но у меня хватило здравого смысла, чтобы не выдать себя, встречаясь с тобой или… с Сетом, Я подумал, что, разговаривая с психиатром, смогу очистить свой дух, не раскрывая при этом своих подозрений, но теперь это уже не имеет значения. Даже если сейчас за мной следят сканирующим лучом… фалангисты не смогут использовать информации, которую получают. Потому что не сумеют нас остановить.