Роковые таблички (СИ)

― Вот спасибо, а как зовут мою благодетельницу? ― Макс демонстративно занёс палец над клавиатурой, готовясь записать имя. Девушка всё поняла и звонко рассмеялась, будто озарив сумрак душного перехода мелодичной россыпью сверкающего хрусталя.
― Да, хитро. Ольгой меня зовут.
― Ольга, Оля, а меня – Максим. Так я позвоню, Оля? ― Максим весь подался вперёд, как спринтер на старте, напряжённо ожидая решения молодой женщины. Та, ещё раз рассмеявшись, повернулась и, уходя в подземку, тихо сказала:
― Попробуй!
Максим шёл, едва касаясь земли ногами. Он плыл по жаркому мареву, не чувствуя зноя и усталости, и одаривал встречных пешеходов отстранённой, как у спящего младенца, полуулыбкой.
Совершенно поглощённый мыслями о прекрасной Ольге, он напрочь забыл о запахе гари, обильно приправившем городской воздух. Он забыл о зажёванной в кулак газете, о лесных пожарах и посёлке Утренний. Однако, ненадолго – не успел он войти в подъезд своего дома, как зазвонил мобильный. Вызывали с работы: оказалось, что ему необходимо срочно выехать к клиентам, чтобы определить неполадки в линии по производству пластиковой посуды.
Его задача заключалась в том, чтобы найти неисправность в установленной их фирмой линии, и составить список задач для ремонтной бригады. Работа есть работа, но самое интересное, что дорога в город, где было установлено оборудование, проходила как раз неподалёку от посёлка Утренний с его уникальными радиомачтами и табличками на стенах.
Макс сразу же вспомнил о статье в газете: «Надо будет обязательно заехать в знакомые места. Интересно будет посмотреть, каково им в окружении горящих торфяников. Заодно и поснимаю ещё, а может, и сковырнуть какую табличку удастся на память».
Ужин прошёл под аккомпанемент истеричных всхлипываний ведущего ток-шоу, картечью бьющих в комнату из динамиков телевизора. Помучив некоторое время кнопки пульта, Максим выключил телеящик, принял душ, и отправился спать. Выехать требовалось пораньше – дорога предстояла неблизкая.
На следующий день Максим понял, что поездка ему предстояла куда более утомительная, чем он ожидал. Дело в том, что большую часть пути пришлось проделать под плотным покрывалом зловонного дыма. Тусклые огоньки автомобильных фонарей, размытые силуэты деревьев и зданий, пешеходы с плотно прижатыми к лицам платками – всё тонуло в сизой пелене, как в густом клею. Газеты и телевидение ничуть не преувеличили масштаб лесных пожаров. Напротив, ситуация, похоже, гораздо хуже, чем можно понять из статей и телерепортажей.
Максим вдыхал отравленный воздух маленькими порциями, по глоточку, но это не очень-то помогало, и вскоре пришлось терпеть назойливую головную боль, и бороться с тошнотой, глотая тёплую воду. К полудню стена дыма немного рассеялась, но не настолько, чтобы можно было вдохнуть полной грудью. К тому же, небывалый зной, густым и подвижным маревом прилип к раскалённому асфальту, что довершало сходство с пылающей преисподней. 
Раздражение нарастало вместе с усиливающейся болью в сдавленных висках. «Наверняка, какие-нибудь уроды костёр нормально не погасили, а мы из-за них мучаемся. Вешать таких надо!» - остаток пути до цели эта мысль тяжёлым жёрновом крутилась в больной голове.
Укрыться от мучительного жара и зловония не удалось и в цеху заказчика. Кондиционер в раскалённом ангаре, конечно, ещё не установили – не думали, наверное, что летом бывает так жарко. Однако, Максим не зря ел свой хлеб. Своё дело он сделал быстро и качественно.
Перекусив наспех в ближайшей столовой, он отправился в обратный путь, решив обязательно завернуть в посёлок Утренний. Он и сам толком не понимал, что его влекло в этот провинциальный оазис советского прошлого, но не мог, да и не особенно хотел, сопротивляться этому притяжению.
Дым снова стал медленно сгущаться. Зловонная сизая дымка не позволяла с дороги рассмотреть тонкие иглы антенн, которые обычно, сверкая на солнце, притягивали любопытные взоры автомобилистов. Под нахмуренным лбом Максима промелькнула мысль о том, что днём, когда дымка была пореже, он тоже не увидел привычного частокола мачт. Странно!
Максим без труда нашёл дорогу, по которой однажды ехал, и через полчаса впереди резво выскочила из дымного марева знакомая обшарпанная стела «посёлок Утренний». Ну, здесь-то уж точно должны быть видны антенны, да ещё как видны. Максим присмотрелся к обгорелым верхушкам елей с противоположной стороны дороги. Вот, вроде что-то стало проглядывать…но что же это такое? Макс застыл в пугливом изумлении: некогда стройные мачты мощных антенн были нещадно обуглены, погнуты. 
Некоторые конструкции безжизненно висели на растяжках тросов, вызывая в душе чувство тоскливой беззащитности и тревоги. Почерневшие от огня стволы деревьев давали ясную картину бушевавшего здесь лесного пожара, но чтоб от огня так пострадали металлические фермы антенн – верилось с трудом.
Посёлок погорел ещё больше. Не осталось ни одного целого дома, ни единого забора или сарая – только лишь смрадно тлеющие головешки на пепелищах, да мёртвые остовы из прокопчённого кирпича и бетона . И ни одной живой души. Оно и понятно – что делать среди почерневших обломков. Намертво прицепившиеся тоска и тревога от этого безлюдья начинали перерастать в откровенный страх.
Макс осторожно ступал среди осколков оконного стекла и битой посуды, когда споткнулся о кусок железа. «Вот чёрт!» ― громко выругался Максим, отчего ему стало немного спокойней. Он сковырнул железяку носком ботинка, и увидел, что это – табличка, которую не так давно столь высоко оценили газетчики. «Надо же, какая ирония: обстрел из космоса, обстрел из космоса, а тут раз – и лесной пожар. И не важно, какая сторона улицы», ― Максим нагнулся, чтобы отряхнуть свой трофей от пепла и копоти, и чуть не упал, испуганно дёрнувшись всем телом от неожиданного крика за спиной:
— Эй, а ну брось, что взял – не тобой положено!
Максим медленно обернулся – да, чёрта помянешь, как говорится, он и появится. Перед ним стоял тот самый дед, с которым он говорил в свой прошлый приезд. Пожилой мужчина буравил взглядом переносицу Максима, крепко сжимая массивный кол, чёрный от копоти, как и всё в посёлке. Жердь медленно ткнулась концом в землю, давая понять, что угрозы пока не представляет, но готова больно лягнуть в любую секунду.
― А-а, это опять ты. Явился! Видишь, что творится? ― старик не сменил агрессивного тона, но, похоже, узнал Максима. И, что самое главное, пока не собирался пускать в ход своё импровизированное оружие.
Макс облегчённо вздохнул и сочувственно пробурчал:
― Да, сильно же вас пожгло. 
Дед перебил его, желчно огрызнувшись:
― Пожгло? Это тебе спасибо, фотограф, мля. Говорил же тебе молчать об этих табличках. Нет, ну были любопытные и до тебя, ну трещали себе об этих надписях на кухне с друзьями, а тут – на всю страну, да ещё и по телеку. Давно хотел эти проклятые таблички содрать со стен, да только, в своё время, их прикрепили на совесть – хрен сорвёшь.
Макс слушал распалившегося старика в полнейшем изумлении, которое немедля высказал, прервав гневную тираду собеседника:
― Подожди, подожди, мужик. Ты толком объясни – при чём здесь таблички и фотографии? Всё дело ведь в лесном пожаре, насколько я знаю.
Старик от подобной дерзости взбеленился ещё больше, побагровел лицом и, выпучив глаза, сделал шаг в сторону Макса. Тот не сошёл с места – ему порядком надоела высокомерная грубость пенсионера. Мужчина решил на время подавить свою привычку к вежливому обращению, и, если понадобится, применить силу, чтобы привести буйного старикашку в чувство.
Видимо, престарелый буян почувствовал решительный настрой Максима, потому что, сделав ещё два шага в его сторону, остановился. Полминуты он играл желваками на, поросшем короткой рыжей щетиной, лице и тряс подбородком, будто готовясь излить в ругательствах всю злобу, накопленную за долгую жизнь, на голову оппонента. Потом он поднял над головой обгорелую жердину, которую всё это время крепко сжимал в руках, заставив Максима слегка смешаться от подобной решимости. Однако жердь была отброшена в сторону, а старик, еле слышно выругавшись себе под нос, обречённо махнул рукой.