Обреченный мир
– Планы меняются, – объявила Мерока. – На поездах теперь слишком опасно. Придется спускаться по Клинку иначе.
– Что будем делать? – спросил Кильон, крепче прижимая к себе докторскую сумку.
– Отправимся в купальню. Там разыщем Тальвара. Это друг и деловой партнер Фрея. Он его пароградский представитель, Фрей-то сейчас с Вершин почти не спускается.
– Ему можно доверять?
– Почему бы и нет?
– Сколько я ни говорил с Фреем, что-то не припомню, чтобы он хоть раз упоминал Тальвара.
– Тальвар надежный, он нас не кинет.
Кильон уставился в окно. Упадок сил и недомогание после перехода отбили желание продолжать разговор. Нужно довериться Тальвару? Ладно, он готов. Доверился же Мероке и Фрею, если уж на то пошло. Никогда прежде Кильон не чувствовал такой безысходности.
Поезд полз со скоростью чуть выше пешеходной. Мимо окон проплывали здания, общий вид которых не слишком отличался от архитектуры строений Неоновых Вершин. Только огни были желтыми, тусклыми, дрожащими, там и сям использовался светильный газ. Ни холодного ровного сияния телевизоров, ни сочного розового неона, ни фиолетовых вспышек трассовых машин и электропоездов видно не было. Электричество в Парограде существовало – нервная система Кильона не давала сбоев, а значит, подтверждала это, – но оборудование, необходимое для его производства и распределения в нужном объеме, работало нестабильно. Зато энергия пара и газа до сих пор широко применялась. Кильон знал о попытках подать электричество из другой зоны, чтобы износоустойчивое оборудование работало и в Парограде. Но каждая из тех попыток и все подобные, предпринимаемые в других зонах, кончились ничем. «Что работает, то работает» – так издавна говорили на Клинке.
Стуча колесами, поезд катился из квартала в квартал, и вскоре признаков жизни и цивилизации прибавилось. Трущобы сменились ухоженными домами, перед каждым – островок желтоватого света от высоких черных фонарей на дороге. За окнами мелькали пешеходы и всадники: даже в поздний час улицы не пустовали. Мерока выбрала правильный наряд: ее вид не привлекал внимания ни в той зоне, ни в этой. Кильон решил, что и он с одеждой не промахнулся, хотя получилось так скорее случайно, чем по расчету. Весь в черном – длинное пальто, шляпа, неприметная сумка, – он думал, что похож на священника, возвращающего заблудшее дитя в лоно церкви.
– Покажи мне ангельскую пушку, – попросила Мерока.
Кильон вытащил из кармана пистолет. Тот был еще теплым, но не горячим, как прежде. Кильон опасливо развернул носовой платок и показал пистолет Мероке, держа его на коленях, чтобы не увидели другие пассажиры.
– Он чем-то стрелял, – проговорил Кильон. – На этот раз не лучом, а чем-то вроде пули.
– Ну, пуля не пуля, а ту тварь расколошматило здорово. По-моему, там было что-то осколочно-фугасное.
– Кажется, разума в пистолете не осталось. Теперь это просто металлический предмет. Наверное, он больше не переродится. Способен ли он стрелять и сколько раз, понятия не имею.
– Надо показать пушку ангелам, они жутко умные. И чего только ум свой с толком не используют? Почему нам всем жизнь не облегчат?
– Не такие они и умные, – осторожно заметил Кильон.
Пару промахов он уже допустил. Обронил, например, что девять лет прожил «тут, внизу». Мерока вроде бы не заметила, но такие ошибки Кильон очень старался не делать и теперь тщательно подбирал слова:
– Они дружат с техникой, мастерят игрушки вроде этого пистолета. Порой кажется, они создали новинку, нечто, прежде не существовавшее, хотя так получается очень редко. А на самом деле ангелы углубляются в прошлое, на века, а то и на тысячелетия, и выискивают чужие открытия. Ничто не ново под луной, и если спросить ангела, как этот револьвер установил со мной кровную связь или как он переродился, вряд ли получишь внятные ответы.
– Тогда ангелы не умнее остальных. У них лишь игрушки ярче.
– Да, вроде того.
– Мясник, а ты бывал у них?
– На Небесных Этажах? – уточнил Кильон, озадаченный прямотой ее вопроса. – Нет, повода не было.
– Что, никогда сильно не болел и не нуждался в их лекарствах?
– Я здоровее, чем кажусь. – Кильон завернул пистолет в носовой платок и сунул в карман. – А ты там бывала?
– Таблетки их мне даром не нужны. Да я в рожи им выплюнула бы, если бы одну ненароком проглотила! Лучше сдохну, чем позволю гадам до меня дотронуться!
– Фрей тоже так считает?
– Ты же дружбу с ним водишь, вот и спроси сам.
– Боюсь, шанс я упустил, – заметил Кильон.
– Да, пожалуй. Но ведь ты давно с ним знаком. Кстати, как давно?
– Только не говори, что вдруг мной заинтересовалась.
– Меня интересует прошлое Фрея, ты лишь часть головоломки. Ты его поставщик или один из них, это я вычислила. Но когда вы с ним снюхались? И зачем тебе Фрей, зачем ты дурь ему поставляешь?
Кильон поморщился. Что именно известно Мероке о его прошлом? И что еще она пытается выяснить? Что мог поведать Мероке Фрей, ведь абсолютно все, помимо основных фактов, стало бы вопиющим предательством?
– Полагаю, тебе известно, чем прежде занимался Фрей.
– Ты о его коповском прошлом? Нашел секрет! Его жетон и сейчас висит за стойкой в «Розовом павлине». Ты фигурировал в его расследовании?
– Вроде того. – Кильон вздохнул, понимая, что таким ответом любопытство Мероки не унять. – Фрей расследовал убийство, вел дело, которое в его отделе фактически забросили. Труп обнаружили на складе лекарств во Втором округе. На дне лифтовой шахты… Вот в том деле я и фигурировал.
– Как свидетель или как подозреваемый?
– И как тот, и как другой. Ту женщину в шахте я не убивал, но Фрей недаром подозревал меня. Я убил двоих. – Кильон ждал презрения или восхищения – хоть какой-то реакции, но Мерока хранила молчание. – Я уничтожил их, потому что они погубили дорогого мне человека. Женщину.
– И Фрей все это раскопал?
– Он выяснил, что случилось. Я изложил ему свою позицию. На тот момент делом занимался он один, и никто не знал, как далеко он продвинулся в расследовании.
– Ты хочешь его убить?
– Хватит уже убийств! Я врач, я должен возвращать к жизни, а не отнимать ее.
– А, так вот почему ты так рвался прибрать к рукам блестящую ангельскую игрушку!
– Времени на размышление не хватило. Уж прости, если в чем ошибся, – пожал плечами Кильон и снова замолчал, ожидая хоть какой-то реакции. – Вскоре после того Фрей уволился из полиции. Занялся, так сказать, расширением поля деятельности и понял: в другие зоны придется переходить куда чаще прежнего. Я имел возможность снабжать его морфаксом фармацевтической степени чистоты, гораздо сильнее и чище того, что он мог добыть в других местах.
– Так дело в банальном крышевании? Ты продавал ему краденые наркотики, а он держал рот на замке.
– Нет, все не так просто, – покачал головой Кильон. – Фрей помогал мне, постоянно помогал. Я обязан ему не только свободой. Поэтому на этот раз и пришел в «Розовый павлин».
– И чем же он тебе помогал?
Про крылья Кильон рассказать, конечно, не мог. О том, как крылопочки отрезались, раны зашивались, как от боли – операцию проводили под слабой местной анестезией – он метался и корчился на импровизированном операционном столе, пока Фрей орудовал стерильным ножом… И все это с пониманием того, что крылья начнут отрастать практически мгновенно, а боль придется терпеть все чаще и чаще.
Ничего этого он рассказать не мог.
– Фрей помогал опережать тех, кто меня искал, только и всего.
– Похоже, от вашей договоренности выигрывал он.
– Нет, не он выигрывал, – проговорил Кильон.
Через несколько кварталов они сошли с поезда, сразу же попав в толпу ночных гуляк, высыпавших из баров, борделей и казино. Тех, кому не хватало ума уступить дорогу, Мерока расталкивала, а Кильон понуро брел по расчищаемому ею коридору. Жонглеры, глотатели огня и каталы развлекали народ каждый на свой манер. Размалеванная грудастая певица, забравшись на гору ящиков, голосила под аккомпанемент парового орга́на. Стоящая посреди улицы каллиопа [3] играла мелодию по перфокартам, а органщик подбрасывал в печь растопку и следил за давлением пара. Кильон узнал песню: ее исполняла певица Блейд.