Боевой вестник
Оставив левую руку на гарде меча, Вэйлорд протянул правую, и они обменялись рукопожатием.
– Значит, вы встретили нашего доброго лорда Стоунтри по пути в Артогно? – спросил король.
– Аккурат на меже. В главной цитадели Змиева вала разделили мы с ним трапезу и побеседовали душевно.
– Лорд Стоунтри Вудмар – из наиболее просвещенных и ученых людей моей знати, – улыбнулся Хлодвиг. – Надеюсь, он оставил о себе добрые впечатления и придется по нраву вашему великому князю.
– Пить он не умеет совершенно, – усмехнулся злорадно старший князь. – После третьего жбана ячменного захмелел безмерно. А так добрый малый. Но за нутро его опасаемся. Кубки в трапезной великого князя Высогора поболее будут, нежели в корчме главной цитадели.
– Авось справится! – засмеялся Хлодвиг.
– Авось, – кивнул князь.
Король вздохнул и в очередной раз осмотрел гостей. Как видно, пора переходить к более деликатной теме разговора.
– Полагаю, лорд Вудмар известил вас о некоторых сложностях, – начал он. – Не было бы для меня большей радости, чем устроить пир в честь визита благородных князей…
– Однако мы понимаем, что вам это не с руки, – усмехнулся Добромеч и погладил бороду. – На пир ведь придется пригласить и свою знать. И наверняка найдутся среди них те, что по нелепой случайности выжили после удара кистенем, что нанесла вот эта рука. – И он поднял могучий кулак. – За вашего Вудмара опасаться не стоит. Мы победили в той войне, вы проиграли. А вот вашим обиженным и оскорбленным неудачей лордам будет весьма неприятно видеть нас. Нам на их неприязнь плюнуть да растереть. Но на тебя, король, они потом будут смотреть косо.
– Так я могу надеяться, что с вашей стороны не будет обиды, если от пира придется воздержаться?
– Не тревожься, Хлодвиг. Ни к чему нам пир. Тем паче, как Стоунтри поведал нам, у вас знать не знают, что такое борщ, окрошка и квас. А что за стол без этих яств и напитков?
Вэйлорд нахмурился: эти названия подошли бы для каких-нибудь неведомых недугов.
– Признаться, не слыхивал, – улыбнулся Хлодвиг.
– Тогда пусть твои люди укажут нам путь к кухне и представят поваров. А мы уж их сами научим.
Добромеч панибратски похлопал государя по плечу; Нэйрос хотел сделать замечание и осадить не знакомого с придворным этикетом князя, однако Хлодвиг наступил ему на ногу, предупреждая попытки хмурой десницы выплеснуть свое недовольство.
– Я очень дорожу обслугой дворца, друзья мои, – улыбаясь, произнес правитель Гринвельда. – И поварами в том числе. Надеюсь, учить вы их будете без помощи кистеня?
– Не привез с собой! – залился смехом Добромеч, и его спутники подхватили.
– На том и порешим. В таком случае сегодня вы ознакомитесь с кухней, поведаете моим поварам о ваших предпочтениях и отдохнете с дальней дороги. А завтра я представлю вас своей семье и советникам. Лорд Вэйлорд проводит вас на кухню и покажет вам ваши покои.
Сказав это, Хлодвиг развернулся и, вперив взгляд в Вэйлорда, почти беззвучно прошептал:
– Будь почтительным, Нэй.
– Да, государь. – Он кивнул и добавил громче: – Ступайте за мной, князья.
Он зашагал вверх по ступеням, не забывая при этом держать руку на мече и краем глаза присматривать за тенями гостей: жаркое летнее солнце светило в спину. Нет, скифарии спокойно идут следом и, похоже, ничего не замышляют. Он слышал разное о далеком восточном народе, который многие считали варварским, – и хорошего, и плохого. Рассказывали, что им не чуждо понятие чести, благородство и благоразумие. Самому Вэйлорду не довелось участвовать в той войне, и он был рад этому. Но не из-за страха, а просто он не понимал ее смысла. Зачем ордену вздумалось отправить войска на восток, когда с запада, из-за Жертвенного моря, в любое время могли нагрянуть враги с Мамонтова острова или из Странствующего королевства корсаров? Зачем рыцарям покорять земли за Змиевым лесом, тогда как сам Змиев лес и его многочисленные племена были частью Гринвельда лишь номинально, а на деле жили сами по себе и даже провозглашали собственных варварских королей? Ответа он не знал и оттого считал всю ту войну неимоверной глупостью как магистров Кабрийского ордена, так и покойного короля Дэсмонда Эверрета. К скифариям он никогда не питал неприязни, а к многочисленным историям об их жутких нечеловеческих обычаях относился с немалым сомнением. Но сир Нэйрос Вэйлорд не был бы собой, если бы позволил себе расслабиться и не ждать подвоха. Он правая рука короля и несет ответственность за сохранение мира в королевстве и тем более в Артогно. Он должен быть готов ко всему, даже к тому, чего практически не может быть.
– Благородные князья, могу ли спросить вас кое о чем? – произнес Вэйлорд, продолжая наблюдать за качающимися тенями идущих следом.
– Конечно, черный лорд, вопрошай, о чем пожелаешь, – отозвался глубокий голос князя Добромеча.
Однако как он подхватил это прозвище – «черный лорд», данное кем-то давно Нэйросу за его обыкновение носить черные одеяния и доспехи? Неужто во хмелю добродушный старик Вудмар поведал им? Конечно, не так оскорбительно, как «возведенный», но все же…
– Благодарю. – Он слегка кивнул теням. – Во время вашего пути от Змиева вала, через Змиев лес, не досаждали вам тамошние племена?
– Не было никаких племен, лорд. Мы шли по Белому тракту с отрядом ваших латников, что сопровождал до межи Стоунтри Вудмара.
Что ж, это было разумно. Еще во времена Албоина Шестого, деда нынешнего короля, вырубили лес на полмили по обе стороны Белого тракта, даже пни выкорчевали и сожгли, землю посыпали солью и поставили частокол, наклоненный к лесу. Засады там не устроить. Король Албоин некогда собирался покорить тот лес, размерами почти не уступающий самому Гринвельду. Вождей племен он намеревался титуловать и назначить королевскими наместниками, дать начало строительству городов. Однако сделать этого он не успел, а Дэсмонд, его сын и наследник, по причине жестокого нрава не желал даже думать о том, чтобы сделать лесных дикарей лордами королевства. Белый тракт Албоина так и остался недостроенным, а ведь он должен был достигать самого вала, за которым начинались скифарийские земли. Сто лиг глухого леса им все же пришлось пересечь, пока не появилась та самая дорога, стрелой пронзающая гущу многовековых деревьев.
– Что ж, дорогие гости, я этому рад. Но я слышал, что с некоторых пор в окрестностях Белого тракта орудует некая банда, до того прославившаяся, что менестрели о ней уже баллады слагают.
– Что же это за разбойники такие, если менестрели поют не о наградах за их головы, а об их славных делах? – усмехнулся Добромеч.
– Простой люд любит такие истории, а менестрели поют то, что от них желают услышать.
– Простой люд? – В голосе старшего князя снова послышалась усмешка. – А как же ты? Ты разве не из простого люда?
– Я чту закон. – Вэйлорд замедлил шаг и обернулся. – И закон представляю, – строго добавил он. – Не думаю, что князья скифариев похвалят банду, попирающую законы, даже если ваши песенники будут слагать о ней многостишия для развлечения ваших подданных.
– Да ты не серчай, черный лорд, – засмеялся Добромеч, положив ему руку на плечо. – Никаких разбойников мы не встречали. Но попались нам два странника-пилигрима, отец да отрок. Аккурат когда мы привал устроили, на перепелов поохотиться. Пригласили мы и путников к нашему костру да угощенью. Поведали они, что тремя днями ранее, на западе, где посыпанная солью земля все же проросла молодыми соснами, напали на них разбойники. Но крови не пролили – окружили, луками да стрелами похваляясь. Насмехались и говорили, что за проход по сей дороге надобно платить лесному королю Роберту, что вместо короны носит зеленый капюшон…
– Роб в капюшоне? – нахмурился Вэйлорд.
Это прозвище он уже слышал. И не раз.
– Да, так они сказали. – Князь кивнул. – Путники спросили разбойников, кто же из них тот король? Каждый из двух дюжин лихих людей по очереди ответил, что это он. И смеялись при этом. Старший путник заявил, что денег у них нет и платить нечем. Тогда один из разбойников сказал, что если бы каждое слово каждого человека было правдивым, то не было бы в мире места разбою и палачам. А сам Первобог спустился бы на землю и обнял бы всех на радости такой. Они обыскали путников и никаких ценностей не нашли. Убедились, что не лгут пилигримы. Тогда разбойники завязали им глаза и куда-то повели. Те уж подумали, что на смерть. Но оказались в пещере обжитой, где даже плач младенцев слышен был и песни матерей.