Демон из Стеклянной Башни

«Да. Про трансплантологов это слишком, но как рабочая версия может сгодиться. А может быть сатанисты. Развелось в последнее время много разных отморозков, впадающих из крайности в крайность, то им Иисус, то Аллах, а то и вовсе сам Сатана. Надо бы тоже проверить».
Между тем, Майк катил по тихим улицам ночного города, мимо многочисленных небольших дощатых домиков простых трудяг, мимо нечастых особняков, располагавшихся в основном в центре города, где жила вся верхушка мусороперерабатывающего завода и представители местной власти, мимо трехэтажных кирпичных домов, где проживало большинство приезжих рабочих, трудившихся на том самом заводе. Кое-где в окнах трехэтажек горел свет, и Майк мог отчетливо видеть тусклые фигуры их обитателей.
«Разросся Вурджвилль, разросся. Еще каких-то двадцать лет назад, это была захудалая деревенька на Среднем Западе, где каждый житель, если и не доводился другим жителям дальним родственником, то уж, по крайней мере, водил с ними дружбу».
Майк прекрасно помнил эти золотые годы, когда работы было немного, а друзей и девушек хоть отбавляй.
«После постройки нового завода по переработке отходов, привозимых со всех концов не только штата, но и всей страны, ситуация в корне изменилась. Новые люди, в основном авантюристы, искатели новых впечатлений заполонили городишко. Были среди них и вполне законопослушные граждане, перебиравшиеся в Вурджвилль, чтобы хоть немного заработать себе на жизнь. Вырастали все новые и новые дома, объединяясь в кварталы и целые районы. Тоже новые, совсем незнакомые… чужие».
Мысли Стэмпа вновь вернулись к задачке с исчезновением трупа, которую перед ним поставила сама жизнь.
«Кстати, кто он, этот пропавший труп, кем он был при жизни? Харрис сказал, что он тоже из приезжих. Значит, спрашивать, где он работал не имеет смысла – ведь почти все приезжие работают на мусороперерабатывающем заводе. Какая у него семья, чем занимаются они. Этот вопрос тоже бы надо было прояснить».
Майк машинально достал из полупустой пачки папиросу и закурил. Окно он открывать не стал, вспомнив какой ужасный холод снаружи. Майк курил самодельные папиросы из трубочного табака, которые покупал у потомков эмигрантов из бывшего СССР. Они быстренько наладили здесь свое производство. Майк курил давно, но так и не смог никак привыкнуть к этим новомодным сигаретам с угольным мундштуком, которые продавались в магазинах. Выросший на настоящем табаке, комиссар не выносил сладковатого привкуса новых сигарет и предпочитал им альтернативные, более жесткие, виды курительных принадлежностей. Поначалу он курил сигары и трубки, но в последнее время пристрастился к более дешевым папиросам, изготавливаемым в основном кустарным способом на небольших частных фабриках.
«Так, что дальше? А может быть, просто кто-то очень глупо пошутил, и уже завтра все станет на свои места? Может быть, может быть… Но если это и была шутка, то крайне идиотская и несмешная. Нет, вряд ли это можно рассматривать как рабочую версию!»
И вот она, Восточная тридцать первая улица и нужный Майку трехэтажный дом под номером восемь. Стэмп аккуратно припарковал машину возле дома, около которого уже толпилась оперативная бригада. Были здесь и коронеры, без конца снующие туда-сюда и фотографирующие все вокруг, и младшие офицеры полиции, нервно курящие в сторонке и отпускающие неуместные шуточки в духе Джо Харриса, и откуда-то взявшиеся пронырливые журналисты, нагло пристающие ко всем присутствующим с целью заполучить заветную сенсацию, и небольшая кучка полуночных зевак, вечных спутников любых происшествий, припрыгивающих на морозе и дыханием согревая заледеневшие ладошки.
Майк бегло поздоровался с полицейскими, перекинулся несколькими словами с коронерами в надежде нащупать хоть какую-то зацепку, но не получив никаких новых сведений, вошел в здание. В подъезде, как и во всех недорогих домах массовой постройки, стоял жуткий отвратительный запах затхлости, перемешанный с запахом чего-то прокисшего и экскрементов домашних животных.
Квартира пострадавших находилась на втором этаже, поэтому Стэмп не стал пользоваться лифтом, а неспешно преодолел четыре лестничных пролета, продолжая размышлять об особенностях настоящего дела и фыркать от острых неприятных запахов, наполнявших подъезд.
Вопреки ожиданиям Майка, обстановка в трехкомнатной квартире (Майк хорошо знал расположения квартир в подобного рода трехэтажках, построенных для рабочих мусороперерабатывающего завода) резко отличалась от серого пропахшего подъезда. Светлые крашеные обои, узорная лепнина на потолке, дорогой дубовый паркет, прекрасная современная удобная мебель и бытовая техника говорили о хорошем достатке хозяев дома. Было заметно, что в доме уже побывала опергруппа. Весь пол был в грязных отпечатках чужих сапог, атмосфера в помещении была полна всевозможных резко противоположных запахов. Сейчас в квартире оставались только дежурный врач, приводивший женщину средних лет, видимо жену пострадавшего, в чувство и молодой коронер, опрашивавший молоденькую белокурую девушку. Майк окинул квартиру взглядом, но нигде не обнаружил Ричарда Редлиффа, своего подчиненного и напарника по совместительству – молодого человека двадцати трех лет, недавнего выпускника полицейской академии Лос-Анжелеса, назначенного в напарники Стэмпу вопреки воле последнего, но со временем крепко сдружившегося со своим патроном, невысокого роста около пяти футов шести дюймов, щуплого телосложения – ста пятидесяти фунтов веса, очень сметливого и при этом чрезвычайно близорукого, носившего небольшие очки без оправы.
«А ведь Харрис, наверняка, известил и его, несмотря на то, что дежурным на сегодняшнюю ночь назначен я» – промелькнуло в голове Стэмпа. «Тогда где же, черт подери, этот сопливый очкарик?».
Майк вовсе не злился на подчиненного. Такое отношение к своему напарнику было, своего рода, игрой. В душе же он очень симпатизировал молодому человеку, а временами был весьма обязан ему за его, не по годам, развитую логику и профессиональное чутье. Но только не мог же большой, умудренный жизненным опытом офицер полиции показать свое истинное отношение к молодому человеку, едва закончившему полицейскую академию. Сам же Редлифф хорошо понимал своего шефа, принимал правила его игры и временами даже подыгрывал ему.
Так и не обнаружив своего подчиненного рядом, Майк решил начать допрос потерпевших. Ему ужасно не нравилось это занятие, он вообще не любил «мокрых» дел, поэтому и был так расстроен отсутствием Редлиффа, которому он и хотел поручить это неблагодарное дело. И только одно обстоятельство успокаивало Майка – здесь не произошло убийства, женщина уже до этого потеряла своего мужа, поэтому, как очень надеялся Стэмп, будет более спокойной, чем обычно бывают люди в подобной ситуации.
Но Майк не стал рисковать и перед тем, как провести допросы, все же поинтересовался у доктора, все ли хорошо с пострадавшей и сможет ли она дать показания. Во время этого короткого разговора с доктором Майк то и дело бросал взгляд на молоденькую барышню, сидевшую в углу просторной комнаты в весьма соблазнительной позе, закинув ногу на ногу, и продолжавшую беседовать с полицейским. Он неожиданно поймал себя на мысли, что девушка сейчас всецело завладела его вниманием и ему это ужасно не понравилось. Большим усилием воли Майк отвел глаза от красивой блондинки и вернулся к работе. Врач достаточно объективно оценил психическое состояние обеих пострадавших и разрешил начать допросы с дочери пострадавшего, той самой белокурой мисс, чему сам Стэмп был чертовски не рад. Майк в очередной раз за сегодняшнее утро вспомнил Редлиффа и еще больше опечалился его отсутствием в этой самой квартире. А еще он очень пожалел, что не побрился перед уходом из дома. Но работа есть работа и, тяжело вздохнув и потеребив свои подстриженные усики, комиссар юстиции вразвалочку направился к парочке в углу комнаты.
– Прошу прощения, Вик, – обратился он к коронеру, – я украду у тебя твою очаровательную собеседницу, – тут Майк широко улыбнулся, пытаясь придать своему лицу самое дружелюбное выражение, – если Вы не возражаете.