Сезон охоты на единорогов (СИ)
- Сзади! – всхлипнул Юрка мне в ухо.
Кабан без всадника развернулся значительно быстрее, чем я ожидал, и уже догонял нас. Вот так-то…
Под ногами хрустнуло раз, другой. Я споткнулся, но удержал равновесие.
А за спиной приближался топот большого разъярённого животного.
В момент, когда он бросился, я прыгнул, вновь сворачивая пространство. Пусть метр-два, но отыграю!
И отыграл! Движение оказалось мощным, да и воронка дала сильное вращение – тело развернулось в воздухе, и я увидел.
Кабан оказался ещё на льду, а я уже летел в воду. Спиной вперёд, плотно прижимая к себе Юрку.
Зеркало льда ожгло глаза искрами на острых сломах и…Кабан споткнулся!
Передняя нога подкосилась, зацепив острым копытом трещину, и свинячье рыло с рыком уткнулось в ледяную гладь! Сила разгона была настолько огромна, что он заскользил по льду, приближаясь к нам опасной тушей.
Ноги сами пришлись по уже слишком близко находящемуся рылу. И врезал от души, и оттолкнулся, доверив спину скольжению в воде. Но оно, на удивление, оказалось недолгим. По плечам прошлась жёсткая тёрка берега, и я отпустил Юрку, прогибом поясницы перебросив его на твердь за собой. Чуде не впервой падать – авось не сильно расшибётся.
Сам на обратном движении вскочил на ноги. Прямо передо мной расцветал багровой харей кабан. Фыркающий, пускающий красные струи из расквашенного пятака. Но всё с теми же злыми, полными бешенной ненависти, глазами. А за ним - чуть скользни взглядом – Жанька, уложивший рыцаря. Он уже не успевал. Стремился, летел, но не успевал.
Это хорошо – есть возможность потом не попасть ему под горячую руку. Только если сейчас я положу зверюгу сам. Хоть чуть реабилитирует меня. Хреновый из меня страж вышел…
Зверь фыркнул, поднимаясь на ноги. Глаза, залитые кровью – брызгами из разбитого носа, оказались невероятно выразительными. Почти человеческими. И в них застыла моя смерть. Я стал для него целью номер один. Главное, чтоб не оказалось помех. Кабан бросился, пытаясь жёсткой мордой, вооружённой оскалом хищника, нанести рану в живот – так, чтоб, упав, жертва уже не могла встать. Что мне ещё оставалось делать? Я прыгнул.
Уверенности в том, что попаду, не было – уж больно долго мотался на серьёзной выкладке. Но - попал. Пятка вошла точно меж позвонков сразу за башкой зверя. Есть! Ярый мощный хруст на миг заглушил все остальные звуки. Даже подумалось, что Юрка напугается. Свалился через кабана, перекатился, встал. Развернулся на месте – зверюга лежал, влетев на берег и уткнувшись тупой башкой в ноги Чуды. Уже недвижимый, неживой.
Юрка сидел молча. В глазах блестели злые слёзы, кулаки сжаты, а рот искривлён ненавистью. Я сделал шаг к пацанёнку – он поднял голову, посмотрел. Он не был испуган. Он был запредельно утомлён. Его взгляд скользнул по окружающему и стал мутным. Успеть подхватить его мне была не судьба – подступивший сзади Женька попросту оттолкнул меня и прошёл к своему хранимому. Поднял на руки, прижал, как самое дорогое, и пошёл, огибая озеро, к дому. Я ещё какие-то мгновения стоял на месте, умиряя бешеное сердце, выводя тело из режима схватки. А озеро под ногами медленно теряло свой колдовской ледяной панцирь.
Внезапно оказавшись в холодной воде по колено, я очнулся и побрёл к берегу, на котором остались наши вещи. Все движения замедленны, словно тело слушается в полсилы – уже пошла реакция на тяжёлую энергопотерю.
Обулся. Прихватил Юркины сандалики и вытащил из камышей детский деревянный меч – не дело испытанному оружию покидать хозяина. Рукоять игрушечного клинка оказалась тёплой, будто её только что отпустила рука Чуды.
А Просо уходил, не оборачиваясь, и были за его широкой спиной видны только рыжая головёнка и босые мокрые ноги Юрки. И прямая Женькина осанка с пружинной мощью в пояснице была мне знаком. Не стоит идти следом, ох, не стоит. Не в том он состоянии сейчас, чтобы простить всё происшедшее. Но я уже чувствовал, что поступлю наперекор его желаниям. Где-то в сердце поселилась и не собиралась уходить маленькая персональная бездна – чувство одиночества. Одиночество – состояние духа, осознаваемое только в присутствии других. Одиночество – это ожидание друга. И это то, к чему я не хотел возвращаться… Теперь – не хотел.
У самого портала обернулся. Сразу за кустами мирно и надёжно спало графское озеро. Тонкое лунное серебро разливалось по глади. Спал ветер. Спали осины. Спал мир. И не было и следа от произошедшего здесь недавно. Скользнуло по краю сознания сомнение – а было ли это? Усталость и тяжёлая ломота во всём теле говорили о том, что было. Всё было. И Сашка – тоже…
Глава 11 Карлсон вернулся
Глава 11 - Карлсон вернулся
Дом показался игрушечным. Или сказочным. Или - своим.
Тёплый жёлтый свет ночника в окне. Том окне, за которым штора и Юркина кровать. Хорошо, если он уже спит. Забыл по детской непосредственности произошедшее только что, успокоился в родных ему руках, и задремал, тихо посапывая. Или ещё нет, и Женька присел рядом к нему на постель и успокаивает мальца сказками. От кружки с тёплым чаем вьётся легкий сизый дымок, а над маленьким Чудой в темноте прозрачного воздуха появляются и исчезают картинки из доброго волшебного мира. Хорошо бы.
Дверь открыл тихо. И разулся почти беззвучно. На всякий случай? Или оттого, что кошки на душе скребутся? Хорош тарх, если допустил угрозу жизни веда с потенциалом Великого. Хорош страж, если его хранимого сердцем чуть не убила иллюзия! Хорош мужик, если рядом с ним ребёнок не может быть в безопасности!
Зашёл и замер, словно напоровшись на выставленное в горло остриё.
Евгений стоял на кухне, точно напротив входа. Просто стоял, молчал, и от этого тяжёлого, вязкого молчания, способного густым кровавым киселём залить глотку, хотелось шагнуть назад и так же молчаливо прикрыть дверь с другой стороны. Очень хотелось.
Но я преодолел себя. Ведь главное в жизни тарха что? Умение шагнуть вперёд.
Мягко перекатываясь с пятки на носок, почти крадучись, ожидая удара в любой момент, я подступил к кухонному столу и оседлал стул. Женька за это время даже не пошевелился. Это зарождало надежду…
Я вернул Просо взгляд – мрачный и жёсткий. Будем разговаривать?
Просо медленно отвёл взгляд. Подумал и, подойдя к столу, сел ровно напротив. Широкая столешница легла между нами, словно граница.
Будем.
- Как Юрка?
- Спит, – помолчав, ответил Евгений. – Много сил потерял. Я усыпил его на время.
Я кивнул – решение было правильным. Хорошо, что заснул – это даст возможность снять эмоциональную нагрузку. И хорошо, что Женька настолько силён, что умеет сопровождать в сон маленького, но всё-таки веда.
- Как ты сам?
Пожалуй, это меня интересовало ничуть не меньше, чем состояние ребёнка.
- Огонь.
Значило это, что сил через край, эмоции в тонусе, тело в норме. Самая высшая оценка состояния. Это бы хорошо, только Женька отвёл взгляд так, как делают обычно младшие, когда врут. Не первый раз вижу – не обманешь.
- Воздух-то хоть будет? – Полу-сощурился полу-нахмурился я. – Или уже вода?
Ну, не «земля» – это точно. Иначе бы и носоглотка кровоточила, как при сильнейшей перегрузке, и стоять вот так, почти навытяжку, не мог. Значит, либо воздух – легкое истечение сил, либо вода, когда уже подплывает реальность, ослабело и потеряло точность движений тело.
- Отвали… - Хмуро отвёл глаза Женька.
Если бы не то, что сказал он это, скорее, устало, да и взгляд опустил чуть ли не в пол – я бы не удержался и ляпнул что-нибудь не менее злое. А так осталось лишь усмехнуться откровенному хамству – в конце концов, постфактум многое позволяется выжившим…
- Что это было, Жаня?
- Евгений, – почти сквозь стиснутые зубы процедил Просо.
Внутри опалило холодом угрозы. Яркой, как вспышка солнечного луча на льдине. Болезненной, будто острый осколок зеркала под рёбра. Страшной, словно прыжок меж снежных вершин. Вот, ведь, снова какая у нас петрушка получается, что находит коса на камень! Ну и здорово, видимо, мы сегодня разойдёмся… Поломанные и нутром пожжённые. То я ошибаюсь, то он. Но тут-то, ведь, совсем в чепухе дело – ну, село мне на язык имя, которое тебе дал Чуда, так что? Идёт оно тебе, не меньше, чем «Просо». Так что ж ты делаешь, Женька? Не надо, пацан. Не надо… Мы только перестали смотреть друг на друга как на мишени.