Сезон охоты на единорогов (СИ)

– Я пришёл без оружия и тёмных намерений… Окажи милость гостю!
Как же, как же! Без оружия… То-то у меня озноб по всему позвоночнику гулять не прекращает. Наверняка прихватил с собой что-нибудь от шила до ствола. Во всяком случае, любой думающий поступил бы так. Другое дело, что оружие может вполне мирно спать где-нибудь на брюхе или пояснице… Хотя, под «без оружия» я понимаю нечто иное. Нет уж, щенок, я лучше посижу здесь тихо, словно меня нет. Уж больно ты прыток, «Жаня»… 
- Борислав! – огляделся тарх. – Я чувствую тебя. Окажи милость гостю!
Эх-ты, как на ритуальные формулы взаимосуществавания напирает! Словно в старые времена окунаешься с головой, и кажется, что вокруг золотой Храм, что рядом – сотоварищи, что мир снова на ногах, что ты – нужен и ты – здесь и сейчас… Мать твою, Жаня! Нельзя же так сердце бередить! А в ногу с двадцати шагов за такие шутки?!.
- Борислав! Юрка почти оправился. Он хотел бы видеть тебя.
Так. Значит Чуда вовсе не Танистагор. Это хорошо. Юрка – значительно короче и проще для восприятия. А «Танистагор» подчас просто не успеешь выговорить, если вдруг чего потребуется…
Стоп! С чего бы это я начал рассуждать об этом? Наши дороги встретились и разбежались… Или нет?
- Борислав!
Как же… Как же… Прямо побежал сразу!
Как всегда, когда появлялось Присутствие сильного противостоящего, когда смерть осознавалась на расстоянии полвершка, появлялось лихорадочно-озорное настроение, но одёргивать себя не хотелось – с ним и помирать веселее…
- Борислав! – Жаня глубоко вздохнул и подняв глаза к небу продолжил: - Я – Евгений «Просо» из Ками-нэ. Я пришёл к тебе как к убежищу.
Мать моя женщина. Вот так ко мне ещё никто не приходил. С открытым именем. С упованием на защиту и понимание. К убежищу – значит, к свой к своему. И уже не откажешь никак. Только кровь смывает такой зов. Но между нами нет крови. 
Сильный жест. Жест сильного.
Медленно поднялся, стараясь не выдать себя ни звуком, ни дыханием, ни тенью. Странно, но, когда смотришь на Евгения сквозь мушку, он кажется беспомощным, наивным и слабым. Кажущаяся или истинная сущность его в моём прицеле?
- Сумку бросить! Руки вверх - в стороны! Ноги на ширине плеч! На колени!
Он ждал этого и не дрогнул. Сумка упала в метре от его ног, так чтобы сам не смог достать сразу, руки поднялись в открытом положении, не оставляющем и шанса, ноги разошлись в одно движение, и без перехода согнулись колени. Приказ выполнен точно. Точнее некуда. Я же проскользнул разделяющие метры, взмокнув, словно на кроссе по пересечёнке. Только когда ствол упёрся в затылок, смог перевести дыхание. Евгений наклонил голову под давлением оружия и просипел:
- В голову не стреляй. Кроме Юрки меня тут искать некому будет…
Я, лихорадочно ощупывая его торс, только мгновением позже сообразил, о чём идёт речь. На миг даже оторопь взяла. Потом отпустило. Время такое. Нечестное. И обвинять его тут не в чем.
Нож оказался на пояснице.
- Ещё оружие?
- Не прихватил, – моментально отозвался он. Показалось мне, что с некоторым сарказмом. Над собой, разумеется – тяжело сознавать, что получилось вот так неожиданно погано. Мне и самому-то стало не по себе от происходящего, но отступать было некуда.
- Встать. Дойти до костра. Сесть в позиции послушания. Лицом к костру. Спиной к тропе.
Указания были максимально просты и понятны. Более того – логичны и ожидаемы. Может быть поэтому не вызвали с его стороны никаких вопросов и нареканий? В тот же миг, как ствол перестал гнуть его подбородок к груди, Просо поднялся на ноги и направился к костровищу. Я посмотрел, как отдаляется его одеревеневшая от ожидания спина, и вдруг мне показалось, что пройдёт совсем немного времени, и я буду жалеть. Жалеть о произнесённом, о содеянном, о недоделанном и недосказанном. Обо всем происходящем. Потому что ничто из сделанного и сказанного не соответствовало переживаемому. А значит, ложно по сути своей.
Просо опустился в позицию послушания, поджав ноги, привычно расправил плечи и свёл руки на коленях. Я, наверное, сел бы также… Он обернулся глазами, подсмотрел. Чуть-чуть, так, чтобы противник оказался в зоне периферийного внимания. И ничего больше. Ни одного движения, выдавшего напряжение ожидания. Прикинул его положение на себя и покрылся липким потом: если бы я оказался в такой ситуёвине, то мог бы вести себя так запредельно спокойно, только если б был уверен, что рядом хорошего уровня команда поддержки. С силой подавил желание затравленно оглядеться и броситься в ближайшие кусты. Пацан пришёл ко мне. Пришёл с раскрытыми руками. Пришёл как к убежищу. И я должен ему. Обязан ответить доверием. Даже, если это окажется последней моей Поступью на этом свете. Потому что только там можно поступать по совести. Ведь так?
Я аккуратно прошёл к нему и сел напротив. Напротив, но не через костёр. Так, несколько сбоку, чтобы оставить огонь по одну сторону от нашей беседы. Положил левую руку с заряженным пистолетом на колено, а правой подбросил на угли сухих веток. Смотреть на пламя не стал. Справа от меня затрещало, захрустело, зашипело – подпитанный огонь начал набирать силу. Бедро под брезентовой штаниной стало нагреваться. А лицо Евгения осветилось. Оно оказалось бледным. И совсем не таким спокойным, как чудилось мне в темноте. Восковая маска была бы более живой, чем его лицо.
- Зачем ты пришёл?
- Сообщить, что Юрка в порядке, - пожал он одеревеневшими плечами.
- Ты сообщил, – голос остался холодным, ведь мне совсем не выдавать, что Чуда стал мне небезразличен. - Это всё? Или есть ещё пожелания?
Он усмехнулся.
- Выпьем?
- Не держу, – коротко качнул я головой.
- А я прихватил, – опять зло и бесшабашно усмехнулся Евгений и взглядом указал на недавно брошенную сумку.
Осталось только кивнуть. И демонстративно перевести предохранитель. Он угощает – не давить же на нервы, в самом-то деле?.. Просо аккуратно поднялся и пошёл за сумкой. Это дало мне возможность лишний раз оглядеться. Вокруг было тихо. На удивление.
Возвращался он, не глядя на меня – доставал из городского рюкзачка бутылку и закуску бутербродного свойства. Возился с едой он также демонстративно, как я до этого с пистолетом. На что мне оставалось лишь прикусить язык. Сел он ещё ближе, чем до этого и раскинул на земле полотенце, которому предстояло заменить скатерть. Движением позже я понял, что мир перевернулся…
Бокалы тонко звякнули. Пробка выстрелила. Шампанское зашипело…
Кто-нибудь! Ущипните меня!
Евгений, благополучно закончив с сервировкой импровизированного стола, скрестил ноги, пересаживаясь по-турецки, и удовлетворённо вздохнул, подтягивая ближе свой бокал. Я взял в пальцы тонкую ножку, словно хрупкое перышко, готовое улететь… Взглянул на свет. Шампанское. Конечно, проще накушаться водки или коньяка, но – шампанское… Это где-то за гранью для такой встречи. Это словно одновременно и вызов и демонстрация чего-то большего, чем просто выпить за встречу. Зачем он выбрал именно его?
Посмотрел на Евгения, хмуро качающего шипящую жидкость в бокале. Первый тост – тост угощающего. И что-то мне подсказывает, что в нашем случае это выбор не самый лёгкий. За знакомство – так незнакомы. За встречу – та ещё встреча была… За что бы выпить?
- За Холм! – Вопросительно поднял брови Евгений.
- За Холм! – Повторил я, подтверждая выбор.
Тост – искусство не менее запутанное, чем коан. И есть над чем размыслить.
Вроде бы Жаня ни словом не обмолвился о нашей встрече. Однако слово его оказалось настолько прозрачным, что… сразу вспомнился день. Зелёный склон, пушистый клевер, голубая речка. Маленький Чуда… И двое оружных кретинов.
Холм. Просто один из холмов местной тонкой речушки Ветлянки… И не просто , а священный Холм Семи Ветров. Древнейший Храм под открытым небом. Место, воспетое ещё тем язычеством, в котором богов и в помине не было. Храм, над которым встречаются все ветра. И маленький человек – тот, кто сумел дойти. Тот, кто сумеет поменять судьбу мира. Холм, на котором можно переиграть всю вселенную. И – всего лишь перекрёсток. Один из тысяч на этой сетке дорог. Получается, что это тост за встречу. И за дорогу. И за цель.