Шестая сторона света (СИ)
— Сам ты отказник! Судитрон срок не ставил. Я выполню просьбу. Когда-нибудь.
— Всё равно придётся просить деньги у родаков. Без продвижения Модератор похоронит твоё объявление в корзине бесплатных сообщений и рекламы. Так что готовься платить, чтоб висеть на первой доске.
Я вздохнул и закончил писать, поставив своё имя и почтовый ящик. Лебедев ещё раз проверил ошибки.
Перед тем, как разойтись по тоннелям, мы обменялись кассетами. Я дал ему Pearl Jam, альбом Vitalogy, 1894. Взамен Лебедев дал Аквариум «Радио Африка», 1883 года.
— Купи уже себе компакт-диск-плеер, — посоветовал Лебедев, — надоело мне для тебя кассеты записывать.
4
Я завершил обход своего участка.
Отметил на путевом листе точку, где дыролов обнаружил подозрение на микротрещину в монорельсе. Лист бросил в прорезь ящика отдела обработки статистики, сдал дыролов, и пошёл в переодевалку: взять из своего шкафчика деньги на обед и новые батарейки для плеера.
Но до столовки так и не дошёл. В коридоре меня нагнал Алибек, начальник Службы Путей. Он взрослый мужчина, то ли неженатый, то ли в разводе. В свободное от работы время, то есть с утра до вечера, Алибек переписывался в Информбюро с пользовательницами раздела «Знакомства», под псевдонимом Огненный Ангел. На личном почтовом штемпеле изобразил крылья, будто белый голубь неудачно пролетел над пожаром в стоэтажке.
Огненный Ангел Алибек сдёрнул с меня наушники:
— Слышь? Ты эт-та, кончай таскать плеер в рабочее время.
— Профессиональная привычка.
— Тоже мне «профессионал», обходчик простой. Пошли со мной.
Он завёл меня в свой кабинет. Там сидели два милиционера. Один на стуле в углу, второй в кресле Алибека. Рация на столе время от времени шуршала неразборчивыми переговорами. Милиционер на стуле был относительно моложе того, что в кресле. Хотя оба — старпёры. Нижняя половина лица относительно молодого была синяя от щетины. Он достал блокнот и спросил:
— Кто?
— Лех Небов.
Молодой сделал пометку. Пожилой милиционер показал мне на стул напротив стола:
— Падай.
Тон его голоса не строгий, но и не ласковый. Пугающе никакой.
Алибек вышел.
— Ты, пацан, не робей, — сказал пожилой милиционер.
— Или есть от чего робеть, а? — вмешался молодой. Он сидел у меня за спиной, я повернулся, чтоб ответить, но не нашёлся что. Молодой хитро щурился, почёсывая синий подбородок концом чернильной ручки.
— Отчего бы ему робеть, Фрунзик? — спросил пожилой.
— Знает кошка, чьё мясо съела, — хитро ответил щетинистый Фрунзик. — Небось, стоял в туннеле во время прохождения состава?
— Нет, что вы. Это не по правилам.
Фрунзик поднялся со стула, подошёл ко мне и вдруг гаркнул:
— Не врать! Нам нет дела, стоял ты в тоннеле или нет. Хоть колесом там ходи, пока не мешаешь движению состава. Но врать нам не смей, понял, щегол?
Пожилой милиционер будто подобрел:
— Да, сынок, врать нехорошо. Посмотри на свои ботинки.
Я опустил взгляд и покраснел от стыда. С одной стороны мои ботинки покрыты пылью, сходящей на нет справа налево. Ровно так, как дул тяговый ветер. Умный Лебедев протёр обувь салфетками.
— Ладно, давай к делу, — Фрунзик положил передо мной пухлую картонную папку: — Не ври, вмиг раскусим, понял?
Рация на столе что-то угрожающе прошуршала, поддерживая коллег.
5
— Вот, смотри, — Фрунзик раскрыл папку, сверху лежала тонкая карточка чёрно-белой аниматины. — Это автоматически сгенерированные анимации с оптических установок слежения на перроне Вокзала.
Краткая беспрерывно закольцованная аниматина демонстрировала: мужчина стоял на лестнице входа в вагон, махал рукой кому-то на перроне.
Фрунзик пояснил:
— Мужчина ехал маршрутом «Ташкент-Алматы-Новосибирск-Киев-Варшава». То есть в Ташкенте сел, а в Киеве не вышел. Купе пустое, вещи на месте. Семья в печали.
— А в Алматы не мог исчезнуть? — задал я вопрос.
— В Алматы он был ещё в купе. По опросу свидетелей мы смогли отследить его перемещения по поезду, вплоть до узла 253. После пересечения узлов 254а и 254б информации об его присутствии нет. Соседи по купе сказали, что он так и не вернулся.
Фрунзик показал ещё три аниматины садящихся в поезда людей. Бабушка с большой клетчатой сумкой, студент с треножником для анимированных этюдов и господин в застёгнутом наглухо пальто и шляпе:
— Граждане сели в пункте «А», но не доехали до пункта «Б», пропав на нашем узле. Какой-то проклятый узел!
— Скажи нам, Лех, — подал голос пожилой милиционер. — Вы, обходчики, рыскаете по туннелям, знаете там все закоулки, не замечал ли ты подозрительных событий?
— Нет. Какие там события? Пустота и тишина, пока состав не проедет. Музыка в плеере и спасает.
— Быть может, какие-то посторонние предметы видел?
— Иногда пассажиры кидают мусор в окна, но о таких случаях мы докладываем.
— Что кидают? — быстро спросил Фрунзик.
— Мелочи всякие. Чисто из озорства. Прокладки, презервативы использованные, газеты и прочий сор.
Предупредительным жестом Фрунзик прервал:
— Я не железнодорожник, но знаю, что окна в поездах всегда заперты. Как они кидают-то?
— Верно, — мотнул я головой. — В пути тяга такая, что и руку оторвать может. При подходе к перрону, когда начинается зона торможения, блокировка щеколд на окнах автоматически отключается. Поэтому мусор во время торможения раскидывают.
— То есть, теоретически, можно пролезть в окно?
— Если хотите узнать, не выбросились ли пассажиры из окна, то точно нет. Мы бы нашли остатки размазни.
Фрунзик быстро вернулся на свой стул:
— Ну и спасибо, свободен.
Это было так неожиданно, что я подумал, не ослышался ли? Посмотрел вопросительно на рацию, она ответила мне убедительным шуршанием.
— Иди, иди, у нас больше нет вопросов, — повторил Фрунзик.
Я неуверенно поднялся. Не нравилось выражение лица пожилого милиционера: смотрел куда-то мимо меня.
Сделал шаг к выходу, ожидая, что вот-вот остановят.
Пожилой милиционер кашлянул:
— У нас-то нет вопросов, а у тебя, сынок, к нам тоже нет?
— Какие могут быть вопросы?
— Мы упомянули, что пропали пять человек, а сколько аниматин показали?
— Четыре.
Фрунзик деланно хлопнул себя по лбу:
— Совсем забыл про сегодняшнюю!
Вынул из середины папки карточку: девушка в белом платье, с небольшим рюкзачком в руках заходила в вагон. Оптические установки слежения производили аниматины низкого качества: рванная закольцовка, неестественно быстрые движения частей и смазанные детали, особенно на небольших карточках. Но этого оказалось достаточно, чтоб узнал девочку в платьице белом.
Я сел — упал — обратно на стул.
6
Я говорил быстро, с множеством подробностей. Ведь в расследовании преступлений важны детали, не так ли? Поэтому рассказывал всё, что мог вспомнить.
— Не части, сынок, — попросил пожилой милиционер. — Старайся быть кратким. Итак, говоришь, пытался шевелить пальцем?
— Ну, я не из неуважения к Судитрону, просто само получилось…
Фрунзик впервые мне посочувствовал:
— Да уж, стать отказником по чужой вине. Теперь у тебя, пацан, и надежды нет найти её. Пропала девчонка.
Я поник. Пожилой милиционер перечитал листы блокнота и сделал уточнение:
— Ты, сынок, не дрейфь. Разместить объяву в Информбюро, хорошая идея. Кроме своего индекса укажи и наш, участковый. Милицейское объявление Модератор обязан бесплатно разместить.
— Спасибо. Вы не могли бы сказать имя пропавшей?
Фрунзик нахмурился:
— В списке пассажиров нет никого, кто походил бы под её описание. Ни имени, ни лица, ни номера.
— Но так не бывает.
Впервые пожилой проявил раздражение: