Ри (СИ)
Удушливо пахнущая мятными апельсинами жуть выскочила наперерез мирно облизывающим подтаивающее мороженое мальчишкам, принюхиваясь, жадно протянула мощные ручищи с растопыренными волосатыми пальцами-сосисками и пробасила: «мое!»
Застигнутые врасплох, подростки дружно взвизгнули, в крайнем испуге, Лэ выронил рожок и закрыл ладошками побледневшее лицо, Ри же заорал в голос, с размаху впечатал свое мороженое жути в перекошенную похотью харю, схватил брата за запястье и рванул прочь, таща его за собой. И продолжал верещать, пронзительно, на весь парк, ломясь сквозь кусты и зовя на помощь папА. Слабый альфячий разум отказал напрочь — ну чем мог помочь против ужаса омега на сносях?
Позади пыхтело и топало: ноги у жути были куда длиннее альфячьих и не стеснялись путающимися между бедер юбочками и туфельками на каблучках. Лично Ри ненавидел и юбки, и туфли, предпочитая им удобные джинсы и кроссовки, но папА переспорить не мог. Приходилось терпеть, скрежеща зубами, и носить.
А что папА бы сказал, узнай — дядя Май тайно обучает его приемам рукопашной? Наверное, прибил бы дядю Мая, и Ри с ним заодно. А может и не прибил бы, только разорался и родил преждевременно…
Мешающие свободе передвижения туфли улетели в жуть и, судя по донесшемуся злобному рыку жути, минимум один из них попал в цель, юбка прямо на бегу была задрана Ри почти на талию. Запах течного омеги в иной ситуации непременно бы вызвал возбуждение, но не сейчас — уж больно страшен оказался омега. И не юн, за сорок ему, похоже, но весьма спортивен, гад — не отстает. Или так приперло, что крылья за спиной отрастил?
Лэ споткнулся о выступающий из земли корень и растянулся во весь рост, Ри попытался поднять брата, но тот лишь барахтался, жалко скуля, с зажмуренными глазами.
Жуть наскочила и сграбастала Ри поперек туловища, вздернула в воздух как пушинку и — поцеловала. Накрыла раскрывшийся в протесте нежный ротик альфочки грубыми, влажными, толстыми губами.
— Ааа! — завопил подросток, не щадя голосовых связок, передергиваясь от отвращения, отчаянно извернулся и коленкой приложил напавшего аккурат в пах.
Течный жалко захрипел, разжимая кольцо объятия, сложился пополам и завалился набок. Ри не преминул воспользоваться победой, уцепил Лэ за шкирятник, вздернул в вертикальное положение, и паническое бегство возобновилось. Ослепшие от страха и застилающего глаза пота, альфочки мчали, не разбирая дороги. Видимо, они свернули куда-то не туда, ошибившись поворотом, ибо вместо озера неожиданно выскочили на примыкающую к парку трассу и еле успели затормозить у обочины. Лэ рыдал, размазывая по щекам текущие в тридцать три ручья слезы, Ри икал на сухую.
— Прекрати реветь! — грозно шикнул Ри на брата. — Заплесневеешь!
Лэ всхлипнул.
— Куда ты меня приволок? — спросил он дрожащим, тоненьким голосочком. — Где папА? Хочу домой…
Ри тоже хотел к папА и домой. А толку? Дом сам не прилетит, не волшебный. А сзади опять затрещало — похоже, жуть оклемалась и приближалась, отрезая подросткам путь назад. Оставались лишь ноги — босые, отбитые о камни и израненные острыми сучками. Или сдаться на милость течного омеги и позволить совершиться групповому изнасилованию — небогатый жизненный опыт братьев уверял — омеги хватит на обоих, скрутит, свяжет, разложит на травке и заскачет до полусмерти.
И не пикнут. О пощаде молить бесполезно, нет в мире зверя агрессивней, безжалостней и потрахучей, чем течная гиена оборотень. Будет иметь, пока сознание не потеряют оба, и бессознательных будет продолжать иметь.
Отдаваться жути на растерзание альфочки не собирались, потому с визгом рванули по шоссе направо. Им показалось — вход в парк там. И вновь они выбрали не то направление, увы, бежали, бежали…
А входа в парк не было. Зато на шоссе появилась машина типа открытый джип, а в машине сидели омеги. Помоложе и посимпатичней, чем настигающая жуть. Но — целых трое, и от них за километр несло течкой, в этот раз — клубникой и цветами…
Очевидно, красавцы мчали разряжаться в «веселый», то есть публичный дом. Завидев замерших соляными столбами подростков, омеги разразились характерным хохотом и тявканьем, подтверждающим их принадлежность к племени гиен.
Жуть хоть одна была. Теперь вчетвером завалят? Папочка, выручай…
Ри и Лэ, покорившиеся судьбе, смотрели, трепеща, на троих выскочивших из джипа омег, затылками ощущая приближение сзади четвертого, ловили ртами воздух и молчали. Они больше не могли бежать — совершенно запыхались, коленки тряслись и подгибались, израненые ступни горели. Будь что будет, ну не убьют же их, в конце концов. Най, старший брат-оми, проведший уже минимум пять течек в публичном доме, говорил — секс очень приятен для обеих сторон. А доказать утрату девственности невозможно, если процесс соития не записан на видео.
Главное — со стыда не сгореть, когда напавшие разденутся догола — Ри и Лэ раньше видели обнаженных омег только на картинках, и то тайно от папА, одноклассник показал журнал для взрослых. Узнай папА — учинил бы скандал, ведь специально в свое время отправил сыновей в закрытую школу для альф.
Вместе с окружившими омегами на подростков наплыл сладкий, насыщенный феромонами смешанный запах течки, налипая на кожу, проникая через ноздри, туманя сознание, и страх немного отступил, стираемый зародившимся возбуждением. Тела альфочек отреагировали соответственно их юному возрасту и отменному состоянию здоровья, забирая кровь у мозгов и перегоняя ее в пах.
Ощутив нарастающее напряжение ниже пояса, воспитанные скромниками Ри и Лэ в едином порыве прикрылись ладошками, густо покраснели и прильнули друг к другу плечиками.
— Не подходите! — отчаянно пискнул Ри, вновь жутко пугаясь, на этот раз — проснувшегося желания, и торопясь целомудренно одернуть обратно к коленям высоко задранную во время бегства юбку. — Мы просватанные, честные альфы, нас замуж порченными не возьмут!
Ответом был издевательский хохот и пронзительный свист взявших в кольцо четверых омег. Теми сейчас управляли гормоны, много-много гормонов, не разум. Потом, возможно, и пожалеют, что изнасиловали почти детей, но — не сегодня и не завтра, когда уже будет поздно.
— А ну отошли от мальчиков! — вскрик вывалившегося из кустов дяди Мая ударил хлыстом. — Не ваше добро, руки убрали, сучки!
Оборотень балансировал на грани трансформации, но пистолет в его руках не дрожал. Рядом с братом встали, поджимая губы, Юли и высокий мощный омега, жених Ри по имени Кар, тоже при снятых с предохранителей пушках.
Породистое, сорокалетнее, пересеченное от виска до подбородка желтоватым шрамом лицо офицера спецназа Кара кривилось отвращением к четверым омегам, настолько потерявшим в течке самоуважение, что нападают на подростков из чужой стаи и особенно — к толстогубому представителю клана Бра.
Сам Кар и его однополчане Май с Юлем, прожившие сложную военную жизнь, давно уже научились контролировать похоть и в течки не гонялись за альфами, предпочитая гарем мужей, а в нередких командировках — подавители. Служба научила всех троих.
Вид оружия отрезвил течкующих омег и те попятились. Получить пулю никому из них не хотелось, знали — закон разрешает вожакам родов стрелять, защищая от посягательств посторонних альфят-щенков.
— Ри, Лэ, — позвал не опускающий пистолета Май племянников. — Быстро к ноге! Вам особое приглашение нужно?
Ри и Лэ не требовалось особого приглашения, и оба поспешно спрятались за дядю.
— Отступаем кучно, — бросил хмурящийся Май подросткам через плечо. — Не отстаем. Чему я вас учил, помните, надеюсь, — и, не дожидаясь ответа щенков, подтолкнул их в сторону парка. — Только не бегите, — посоветовал, — уходим спокойно, головы держим гордо поднятыми.
Ри и Лэ лишь горестно вздохнули — оба сильно хромали и ковыляли с трудом, да и образовавшиеся каменные стояки изрядно мешали нормальному передвижению. Мальчики умирали одновременно от боли в ступнях, вожделения близких омег и стыда перед вожаками.