Загадка улицы Блан-Манто

Предусмотрительно воздержавшись от ответа, Николя вежливо поблагодарил и направился к лестнице. Поднявшись наверх, он отыскал нужную дверь и, постучав, вошел в просторное помещение с голыми стенами. За сколоченным из сосновых досок столом сидел человек и, как ему показалось, грыз собственные пальцы. Подойдя поближе, Николя разглядел в руке грызуна сухую и твердую как камень галету: такие галеты обычно выдают матросам на кораблях.
— Я вас приветствую, сударь, — произнес Николя, — и буду очень вам обязан, если вы мне скажете, как скоро господин де Сартин сможет принять меня.
— Ох, ну и назойливый народ пошел! — буркнул в сторону привратник. — Господин де Сартин не принимает.
Николя почувствовал, что сейчас все зависит от того, сумеет он преодолеть упрямство привратника или нет.
— И все же я повторяю вопрос, — громко и уверенно произнес он, — ибо мне, сударь, назначена аудиенция.
И, повинуясь внутреннему голосу, он помахал перед носом привратника большим конвертом, скрепленным печатью с гербом маркиза де Ранрея. Инстинкт подсказал ему, что с маленькой записочкой от приора его немедленно выставят за дверь.
— Раз назначено, значит, ждите, — буркнул привратник, забирая письмо.
Закурив трубку, он молча уставился в пространство, не выказывая ни малейшего желания продолжать разговор, в то время как Николя, наоборот, с удовольствием поболтал бы о чем-нибудь, дабы рассеять одолевавшие его сомнения. Но пришлось созерцать стену. Часов в одиннадцать, когда помещение заполнилось народом, двери широко распахнулись, и на пороге появился небольшого роста человек в черном судейском облачении и с сафьяновым портфелем под мышкой. Не обращая внимания на поклоны и зашелестевший со всех сторон почтительный шепот, он стремительно проследовал в ярко освещенный кабинет и с громким стуком захлопнул за собой дверь. Спустя несколько минут привратник тихо постучался и, видимо, получив разрешение, бесшумно проскользнул в кабинет. Выскользнув обратно, он помахал рукой Николя, приглашая его войти.
Сбросив с плеч судейскую мантию, начальник полиции в черном фраке стоял возле рабочего стола с тускло поблескивавшими бронзовыми накладками и столешницей маркетри. Судя по тому, как менялось выражение его лица, он живейшим образом изучал лежавшее перед ним письмо маркиза де Ранрея. Голые каменные стены и каменный пол кабинета совершенно не гармонировали с роскошной мебелью. В подсвечниках горели свечи, в высоком готическом камине плясали красные язычки пламени, и весь этот свет, сливаясь с бледными лучами зимнего солнца, падал на лицо Сартина, делая его похожим на лицо статуэтки, выточенной из слоновой кости. Из-за залысин, отчетливо проступавших над высоким лбом, начальник полиции выглядел старше своих лет. Его собственные, уже начавшие седеть волосы были тщательно причесаны и напудрены. Сухощавая физиономия с острым носом, подчеркивавшим ее худобу, озарялась светом двух холодных серых глаз, с насмешкой и любопытством взиравших на посетителя. Несмотря на маленький рост, его стройная и изящная фигура была исполнена достоинства, свидетельствовавшего о властном характере. Николя почувствовал, как его охватывает паника, однако, вспомнив уроки своих наставников, он сумел унять охватившую его дрожь… Завершив чтение, Сартин взял письмо и, обмахиваясь им, словно веером, бросил на молодого человека оценивающий взгляд.
— Как вас зовут? — внезапно спросил он.
— Николя Лe Флош, к вашим услугам, сударь.
— К моим услугам… Ну, это мы еще посмотрим. Ваш крестный отец пишет о вас много хорошего. Вы прекрасный наездник, владеете оружием, разбираетесь в законах… Это много для простого служащего нотариальной конторы.
Он вышел из-за стола и, уперев руки в бока, принялся разглядывать Николя со всех сторон, сопровождая свой осмотр довольным хмыканьем. Николя покраснел.
— Да, да, конечно, надо признать, вполне возможно… — вслух размышлял начальник полиции.
Потом, задумчиво поглядев на письмо, Сартин подошел к камину и бросил его в огонь. Бумага вспыхнула желтым пламенем.
— Как вы считаете, сударь, на вас можно положиться? Нет, не отвечайте сразу, вы еще не знаете, куда могут завести излишне поспешные ответы. У меня есть на вас кое-какие виды, тем более что Ранрей отдает вас мне. Вы об этом знаете? Впрочем, нет, вы ничего не знаете. Ни-че-го.
Он сел за стол и, зажав двумя пальцами нос, уставился на Николя. В эту минуту молодому человеку, давно уже истекавшему потом, показалось, что за шиворот ему высыпали раскаленные уголья.
— Сударь, вы еще очень молоды, и, занимаясь вашим устройством, я беру на себя определенные обязательства, о чем и сообщаю вам совершенно открыто. Полиции короля нужны честные люди, а мне нужны верные исполнители, которые станут слепо мне подчиняться. Вы меня понимаете?
Николя промолчал.
— Ага! Вижу, вы схватываете на лету.
Сартин направился к окну и замер, словно завороженный открывшимся перед ним зрелищем.
— Столько всего очистить… — пробормотал он. — С теми средствами, что имеются под рукой… не больше и не меньше. Разве не так?
Николя развернулся на каблуках, чтобы видеть лицо начальника полиции.
— Вам, сударь, придется усовершенствовать ваши знания в области права. Ежедневно вы станете уделять этим занятиям несколько часов, но исключительно в качестве развлечения. Ибо, как вы понимаете, вам придется работать.
Подбежав к столу, он положил на середину лист бумаги и широким жестом пригласил Николя занять место в огромном кресле, обитом красной дамасской тканью.
— Пишите, хочу посмотреть, какой у вас почерк.
Николя, едва живой от страха, кое-как уселся. Некоторое время Сартин размышлял, потом вытащил из кармана маленькую золотую табакерку, извлек щепотку табака и аккуратно поместил ее на тыльную сторону ладони. Вдохнув поочередно каждой ноздрей, он, закрыв глаза от удовольствия, шумно чихнул, разбрызгав во все стороны мелкие черные крупинки, часть которых долетела до Николя. Молодой человек стойко выдержал ураган. Утеревшись платком, начальник удовлетворенно выдохнул.
— Давайте, пишите: «Сударь, сообразуясь с потребностями службы королю и правосудию, полагаю необходимым предложить вам с сегодняшнего дня взять к себе в секретари Николя Лe Флоша, жалованье коему будет выплачиваться из моей казны. Рассчитывая на мою признательность, обеспечьте ему стол и кров. Также прошу вас предоставлять мне подробные отчеты о его работе». А теперь адрес: «Господину Лардену, комиссару уголовной полиции Шатле, в его собственном доме на улице Блан-Манто».  [2]
Быстро завладев письмом, он поднес его к глазам и принялся изучать.
— Неплохо, правда, чуточку кривовато, самую малость, — усмехнулся он, — но для начала сойдет. Писать умеет, работать научится.
Он сел в кресло, которое Николя уже успел освободить, подписал письмо, посыпал его песком, свернул, разогрел на тлевших в бронзовой курильнице углях кусочек воска, прижал его к бумаге и сверху приложил свою печать, проделав все действия буквально одним взмахом руки.
— Сударь, должность, которую вам предстоит исполнять при комиссаре Лардене, требует исключительной добросовестности. Вы знаете, что такое добросовестность?
Не раздумывая, Николя начал:
— Добросовестность, сударь, означает безоговорочное исполнение обязанностей…
— Достаточно! Все хорошо. Так вас учили в коллеже. Впрочем, учили правильно. Теперь вам придется учиться скромности и осторожности, умению узнавать и умению забывать, учиться входить в доверие и хранить тайны. Вам предстоит постичь науку составления отчетов о происшествиях, куда вас будут вызывать как представителя власти, и научиться представлять эти события в нужном свете. Понимать с полуслова и догадываться о том, что от вас скрывают. Делать выводы на основании нескольких реплик и немногих фактов.
Каждую свою фразу Сартин подкреплял взмахом указательного пальца.
— Но и это еще не все! Вам надо учиться смотреть, запоминать, видеть, оценивать, догадываться и прозревать истину, учиться постигать скрытый смысл событий. Вам придется много размышлять, сударь, ведь от вас будут зависеть жизнь и честь людей, с которыми, будь они даже самые последние мерзавцы, надо поступать по закону. Конечно, вы еще молоды, так молоды, что я даже сомневаюсь… Но, в конце концов, ваш крестный тоже был молод, примерно вашего возраста, когда под огнем противника вместе с маршалом Бервиком перебирался через траншею при осаде Филиппсбурга. Увы, маршал вскоре погиб. Я же…