Абсолютные неприятности

А я, наверно, переутомился чуток, потому что когда это всё увидал, со мной вроде как истерика приключилась. Я сел на травку и начал ржать. Я чуть не задохнулся, у меня слёзы из глаз потекли — но никак было не остановиться.
А Ори прислонился к борту и смотрит. Ждёт.
— Орёл, — говорю. — Ас. Уважаю. На ходу подмётки срежешь.
Как наморщит носик!
— Совет да любовь, — говорит, — Снайк. Вот, милостивый государь, ваше имущество в целости и сохранности, а я, пожалуй, пошел. Очень уж беспокойно с тобой, душенька.
Делает подленькую улыбочку в своем роде, но вздыхает. И уж слишком демонстративно собирается. И я его поймал за плечи — то есть, он дал себя поймать.
— Моего тут мало, — говорю, — дружище ты мой отважный. Одна авиетка. А жрица — она своя собственная. Её надо выпустить.
Как у Ори в глазах огонёчки вспыхнули! Ничего он не сказал, улыбнулся — и только.
Я авиетку открыл и стал Аду развязывать. И первым делом она хотела съездить мне по морде. Ничуть не изменилась.
— Знаешь, — говорю, — подруга, я ведь могу тебя и связанной выгрузить.
Перестала руками махать. Отплевалась от индпакета и говорит:
— Если бы я знала, Снайк, что ты всё-таки сродни колдунам и якшаешься с нечистым, я б тебя убила ещё на дороге в степи. Твоё общество позорит человека чести.
— Да если б, — говорю, — не наша золотая нечистая сила, вкалывала бы ты в подземных рудниках, или где у них там рабы работают — а потом съели бы тебя, и сказочке твоей — конец. Легко. Так что не плюй в колодец, девушка. Лучше скажи Ори спасибо.
А она посмотрела на Ори — и он немедленно изменился очередной раз. И стал звездоликой лесной кралей с шельмовской рожицей и самой малостью одежонки. И Ада всё-таки плюнула ему под ноги.
— Я, — говорит, — знала, Снайк, что ты презренный развратник. Что тебя любая поганая ведьма может обморочить. Но я не такая. У меня святые цели.
— Ты убила страшную колдунью? — спрашиваю.
— Нет, — говорит. — Но я её видела. В смысле, я видела статую их злобной богини и теперь знаю, где её храм. Вот.
И Ори прыснул в ладошку. А я уже устал смеяться. Только говорю:
— Девушка, не позорься, а!
И Ада как всегда надулась и замолчала. А Ори вдруг спохватился — и торжественно так изрекает:
— Я слышал, ты интересовался самым мощным источником энергии у подземных хозяев?
— Да, — говорю, — солнышко, да! Пирит!
— Ну, — говорит, — они эту штуку называют иначе, но я выяснил точно: это у них самая страшная военная тайна, лучшее из лучшего. Так вот, смотри.
И самым фокусным жестом открывает у авиетки багажник.
А там я вижу этот хвалёный, легендарный, невозможный пирит, из-за которого я во всё это влип. И эта удивительная вещь — самый обыкновенный, даже внешне легко узнаваемый кси-аккумулятор. Ну один в один такой же, как на моём звездолёте. Вылитый. Просто удивительно, откуда у подземных хозяев чертёж — я думаю, им Даргон показал. Господи, боже милостивый, какой был облом…
Я повернулся к Ори, а Ори сиял, как сверхновая звезда и смотрел на меня нежно, и я понял, что не могу я его обидеть ни в коем случае. В конце концов, это мой личный облом.
— Ну что бы, — говорю, — я делал без тебя, дружище! Люблю я тебя.
Что бы вы думали, он на это ответил? Махнул девичьими ресницами и пропел:
— Я тоже.
Дальше всё было просто.
Аду мы подкинули к селению каких-то мирных дикарей, чтобы она купила себе лошадь. Не собиралась она домой возвращаться — то ли подвигов ей не хватило, то ли шило впилось в тайное место.
И мне она только одно и сказала на прощанье:
— В сущности, Снайк, ты не отпетый негодяй. Я бы могла на тебя повлиять в добрую сторону, если бы ты не был таким похотливым и беспринципным самцом. Всё доброе, что в тебе есть, заглушает эта твоя несдержанность. И ты такой неразборчивый, что даже не можешь отличить порядочную женщину от бог знает чего.
— Ах, — говорю, — Ада, я сам себе ужасаюсь, только вот поделать ничего не могу.
— Постарайся, — говорит.
— Непременно, — отвечаю. — Лет через пятьдесят обязательно начну развивать силу воли в этом вопросе. Может и вовсе перестану женщин замечать, как знать.
— Мерзкое, — говорит, — ты, Снайк, животное!
— Спасибо, — говорю, — милая, я тебя тоже люблю. По-братски.
На то мы с ней и расстались. А Ори сделал себе вид ещё прелестней прежнего и улыбался загадочно, и накручивал на палец златой локон.
— Слушай, — говорю, — а почему ты на дороге объявился, в смысле, объявилась мужчиной, а не женщиной?
— О, — смеётся, — это была военная хитрость. Чтобы ты не заподозрил про звездоликую, а главное — чтобы Ада сразу не убила. А вообще, тебе не всё равно?
— Оставим, — говорю, — эту скользкую тему. Хочешь орехов?
Он мне протянул ладошку. Я достал из кармана горсть орехов от подземных жителей — а Ори тут же спрятал руки за спину.
— Я передумал, — говорит.
Я тоже передумал. Потому что это были сушёные горные муравьи. Те самые.
С тех пор я имею ещё больше претензий к подземным жителям.
А что до Ори — то он перед вами. У него такая фантазия — не заложусь, что вы узнаете его при новой встрече. А историю эту я рассказываю уже, наверное, раз сотый, потому что Ори обожает слушать про себя. Он вообще к себе хорошо относится. Вот такушки.
Снайк рассказывал почти до утра. А рядом с ним примостился подросток-йтэн, тихий ребёночек, с длинными ресницами и славной застенчивой улыбкой.
Никто из нас не заметил, в какой момент он перестал быть стулом.
А утром, когда мы шли к кораблю, Тама-Нго мне сказал:
— Послушай, Проныра, а не слетать ли нам на эту Мангру? Как ты думаешь?…
Но это уже другой сюжет.