Я – Кирпич (СИ)

Купил я себе две однокомнатные квартиры – в центре города и на обочине его, оставшиеся деньги – их оставалось еще очень много по моим меркам – распределил на две части: в валютно-рублевую заначку и в долгосрочный рублевый вклад с приемлемыми процентами. Кстати, вклад – в том же ТЭБе, но заначку, примерно поровну состоящую из рублей, долларов и евро, уложил в банковскую ячейку Сбербанка, чтобы, как говорится, не держать в одной корзине. И стал себе жить поживать, на жизнь зарабатывать… Да, да, жить и зарабатывать! Но волновал меня отнюдь не хлеб насущный… Я мог бы легко обойтись и без трудовых эксцессов, потому что процентов на «вложенный капитал» вполне хватало для удовлетворения большинства моих сравнительно скромных материальных потребностей, но погоня за дополнительным – пусть и небольшим – достатком была для меня чем-то вроде распахнутой двери во внешний мир, где полно замечательных игрушек: захотел – вышел, попрыгал, поиграл, подышал; захотел – обратно заскочил, в свой отдельный домик. А мир, который обрушился на меня по факту моего рождения, был мне любопытен, весьма любопытен, остро любопытен! Кем-то из мудрых сказано о чувстве человеческого любопытства: «Утоляя – да не утоли!» Подходящая мудрость, самая что ни на есть моя: ведь уже не за горами целый тридцатник прожитых лет, но любопытство – по-прежнему одна из самых важных составляющих моего характера. И жажда постичь что-то этакое… самое главное на свете. Ну, например, себя самого, которого я не только любил привычной любовью эгоцентрика, но и… с некоторых пор… стал побаиваться.
  
Глава вторая
 
Человеку необходимы излишества, поэтому в моем владении две квартиры: «основная» – двушка в Приморском районе, неподалеку от метро «Пионерская», почти рядом с третьей трамвайной остановкой по проспекту Испытателей, если считать от перекрестка с Коломяжским проспектом, хотя, гораздо проще было бы сказать, что расстояние от метро до моего дома – два перегона между тремя трамвайными остановками. С тех пор, как я поумнел, «апгрейдил»… или правильнее, более по-русски будет сказать: «проапгрейдил» прежний свой рассудок на другой, помощнее, родилась во мне утомительная привычка: подолгу мусолить в голове те или иные фразы, мысли, образы, якобы в поисках совершенства и ясности… И ни хрена толку: от совершенства я все так же далек, но зато извожу себя никому ненужными рефлексиями на пустячные темы. Да, главное жилье – это двухкомнатная квартира в Приморском, плюс однокомнатная «филиал» на Васильевском острове, в пяти-шести минутах энергичной ходьбы от Тучкова моста.
«Основная» – это значит, что бОльшая часть важного для меня домашнего скарба находится именно здесь, на Серебристом бульваре: документы личные, банковские, имущественные… Еще ролики, велосипед, и зимняя одежда, и лазерный цветной принтер, и почти все «бумажные» справочники, и художественные альбомы (их у меня целых два, но ничего не выбрасываю, оба храню) и наиболее значимая для меня беллетристика, с каждым годом ее все меньше. Раньше в ценностях числились дисковые фонотека, фототека, фильмотека, но с тех пор, как я перевел фотографии, всю музыку и все фильмы на жесткие диски в моих компах, а самые важные файлы, из тех, что следует хранить как зеницу ока, типа списка паролей и телефонов, угнал, вдобавок, «на облака», всю остальную мелочь, не столь важную, послав сам себе на свои почтовые ящики, – «дивидишная» коллекция утратила стройность и значение: диски в пластмассовых «конвертах» лежат беспорядочными стопками там и сям, по обеим квартирам, невостребованные, запылившиеся… а иные просто раздаю, лишь бы желающие нашлись. Кухонная утварь, постельное белье – более или менее равноценными комплектами наличествуют там и там. Ах, да! Главный интернет – у меня их два – тоже на Серебристом, а «младший» – в квартире на Васильевском. Разница между моими интернетами – в провайдерах, в скорости доступа и в ежемесячной стоимости за этот доступ. Хотя, если честно, даже одного «младшего» мне было бы достаточно через край, чтобы шустро обеспечивать все мои сетевые прихоти и нужды, тем более, что и трубка моя, смартфон, исправно предоставляет доступ в Сеть при помощи третьего провайдера, телефонного. То же самое и с жильем: в принципе, мне и одной однокомнатной квартиры было бы вполне достаточно для удовлетворения почти всех моих бытовых потребностей, да только я никак не могу забыть годы, проведенные в чаяниях об отдельном жилье, когда я по койко-местам в общагах мыкался, в ожесточенных и бесплодных мечтаниях, от которых можно дополнительно сойти с ума даже глупцу, вроде меня тогдашнего. Квартира на Васильевском удовлетворила меня полностью, я там даже ремонта заказывать не стал, разве что мебелью разросся и обои подновил, и ванну заменил на более просторную, а вот панельную однушку на Шуваловском проспекте в Приморском районе, купленную второпях, только чтобы поскорее вселиться В СВОЮ СОБСТВЕННОСТЬ! – я чуть позднее поменял с доплатой на Серебристый бульвар, на кирпичный дом, на двушку, общей площадью шестьдесят четыре метра квадратных. Там я полюбил совершать в одиночестве, в лентяйском кураже, неспешные прогулки – из кухни в спальню, из спальни в кабинет (который я иногда именую горницей, гостиной, в котором никогда не работаю, но зато медитирую, фильмы смотрю или читаю), из кабинета в ванную… На ногах шлепанцы, на плечах халат, на лице блаженная ухмылка лендлорда… Постепенно я пообвыкся существовать в личном, одному мне принадлежащем пространстве, но даже и сегодня, гремя ключами у любой из входных дверей, подмигиваю сам себе и думаю с приятностью: дома! Один запасной комплект ключей от обеих квартир я храню в банковской ячейке, рядом с «ЭнЗэ» наличностью. Гостей же я предпочитаю принимать на Васильевском, особенно барышень, и затрачиваю поистине титанические усилия, чтобы не произошло «смешения сфер»: то есть, те, кто бывают у меня на Серебристом, не подозревают о существовании однюхи на Васильевском острове, и наоборот. Это несложно, я нелюдим. Одна и только одна из моих подруг знала и посещала оба этих адреса, но, увы, мы с нею горячо расстались в позапрошлом году и теперь она живет в Новосибирске, замужем. Звали… зовут ее Ольга. Для меня Ольга и Мария – любимейшие из женских имен, уж не знаю почему.
Я предпочитаю бриться по утрам, и очередное утро принадлежит Васильевскому острову. А это значит, в свою очередь, что бритье будет более комфортным, нежели в «гнезде» (жилье на Серебристом я прозвал «гнездом», а которое на 2-й линии Васильевского острова – отзывается на кличку «дача»), хотя бы потому, что зеркало здесь, в ванной, оставшееся от прежних владельцев, вчетверо крупнее, да и подсвечено лучше. О, мои надбровные дуги и челюсти, где вы!? Раньше мне казалось, что я похож на неандертальца, как их изображают в старых учебниках, разве что малообволосевшего, а теперь… не знаю. Что-то такое интеллигентское проступает в чертах лица, ненадежное этакое, не фундаментальное… Но неотвратимое. Вроде бы и подбородок прежний, и брови прямые, и конопушек на высоких скулах столько же… Сутулиться меньше стал. Пожалуй, губы стали посуше и потверже. Девушкам, да и взрослым женщинам, с которыми доводилось мне «вступать в отношения», почему-то нравится моя конопатость, умиляет она их, черт подери!.. А я бы, наверное, сам, железной лопатой приголубил авторов мультфильма об Антошке-картошке, так уж меня достали эти дурацкие куплеты об убитом дедушке, все сто тысяч раз повторяемые, словно бы они вот только что придуманы во внезапном игривом озарении… Нет, никого не бью, ни лопатой, ни зубной щеткой, ни даже ботинком, смущенно ухмыляюсь в ответ, покорно пожимаю плечами, озадаченно ерошу темно-медные вихры на своей голове, на худой конец прерываю песню благодарными поцелуями. Росту во мне ровно метр восемьдесят, а в старой «выпускной» медкарточке записано, что метр семьдесят восемь. Ишь, зажать у сироты хотели два сантиметра, гиппократы эскулаповы! Или я чуточку подрос за эти годы?
Вот, иногда, приступая к описанию бурных событий, рассказчики шутят древнюю топорную шутку: «Заплутавшие в кромешной мгле путешественники, группа беспечных молодых людей, вышли на территорию кладбища, к старому заброшенному храму, от стен которого веяло запахом тлена и сырости, а за разбитыми стеклами окон тускло светились странные огоньки и слышались какие-то стоны. Была пятница, тринадцатое, ничто не предвещало беды…»