Вира Кровью (СИ)

— Если такие, как вы — украинцы, то я…
— Стойте! — выкрикнул Молчанов, хотя понимал, что ничего изменит. На лице Корзуна уже стояла «печать ангела», которая каким-то образом всегда предвещает смерть. Черты лица обостряются, глаза словно поворачиваются вовнутрь, щёки западают…
— Я - русский, — выдохнул Саша перед тем, как раздались выстрелы…
  
Глава 3
 
На душе потяжелело, стало нехорошо. Так бывало в детстве, когда тащил со школы двойку. Однако капитан Кравченко не подал намёка. Он молодцевато отдал честь, доложился, получил ответное короткое: «Присаживайся».
Даже в этом одном слове звучало напряжение. Все сидели смурные, задумчивые, словно у гроба родственника. Неохота им отправлять на подвал не самого плохого офицера?
— Значит, так, товарищ капитан, — ого, как официально начал командир! — Недавно вы сформировали разведывательно-диверсионную группу, включив в неё некоторых из лучших разведчиков Народной милиции. Не только из нашего особого батальона, — не преминул он подпустить небольшую саморекламку, — но и из других подразделений и соединений — из второй и четвёртой бригад. Группа боеготова, взаимодействие отработано хорошо.
Ага, это же он больше для гостей говорит! Полноценных тренировок было только дня два, между которыми Рождество. Да сегодня вот с утра. И то оторвали. Перс прекрасно знает, что взаимодействие как раз пока не очень. Особенно между тройками. Буран добивался предупреждающего понимания друг друга, на уровне инстинкта! Чтобы мыслили одинаково, а не как на вчерашней тренировке спонтанной засады. Куляб за Злым попросту не успевал сообразить и среагировать.
— На данный момент появилась срочная работа, очень важная, — продолжал командир. — Доложите, готова ли ваша группа к выполнению ответственного задания в тылу врага? Очень важного задания?
Алексей ещё раз бросил быстрый взгляд на присутствующих. В тылу? Обычно разведка шебуршала на ЛБС, на нейтралке, подгаживая по мере возможностей опорным пунктам укропов и выявляя их систему обороны. В тылы противника ходили редко и по особым поводам. Сопровождая, например, какую-то группу дальнего замаха, как вон перед Новым годом…
Что это может быть за задание такое, «ответственное» на «минусе»? Подорвать чего? Генерала укропского схитить? У него ребята всё же не спецназёры, а разведчики, хоть и с подготовкой повыше средней. Да и не группа это, а два звена всего. Сразу бросать её глубоко за «ноль» — это не слишком… осторожно, скажем так. Так что как бы тут не сглупить. Отказаться не имеешь права, но сказать «готовы», а потом мямлить что-то тягучее, понимая, что не по плечу задача, — еще хуже.
— Группа готова исполнить любое задание, товарищ подполковник! — со всем уставным рвением отрубил Кравченко. И поддержал немудрящую рекламку со стороны командира: — Как зам по боевой подготовке могу доложить, что во всём батальоне любая группа готова исполнить любое задание!
Отрапортовав как положено и заметив одобрение в глазах командира, Алексей продолжал прокручивать в голове варианты.
Перс и Куга — свои. Они бы не сказали: «Очень важное задание». Формулировка явно не от них. И что касается его группы, то они отчётливо знают её состояние. Значит, это инициатива гостей. Откуда они знают его? Да так, чтобы верстать задачу сразу на него, пренебрегая другими, куда более сколоченными группами батальона?
Тарас на него навел? Но он знает Бурана со слов Мишки, вместе на выходах они не были. Но Тарас завязан на пропаганду и пиар. Значит, полковник — Алексей мысленно наделил второго штабного этим званием — получил установочную информацию на Кравченко от него, от Тараса. Получается, этот полковник либо что-то по замполитной части, либо бери выше — куратор.
Теперь МГБшник. Этот так просто не просчитывается. На опера не смотрится. Сидячий. Штабной. На фоне военных гостей должен представлять какой-нибудь политический отдел в их конторе.
Бэтмен, которому сегодня как раз девять дней, и душа его уже принесена на поклонение к Господу, здесь ни при чем. «Айдаровское» покушение на Новый год? Надо забить что-то «айдаровцам» по их раскрытой сети? Но тогда было бы больше контрразведчиков и комендачей, тот же Томич. Значит? Значит, что-то нацики наделали. Причём политически враждебного, раз тут замполиты в основном.
Замполитами они, конечно, не были, но Кравченко привык называть так офицеров этой специальности по рассказам отца и, так сказать, старших товарищией. Армия — штука консервативная…
— Во орёл, — проворчал «армянин», впрочем, невредно. — Любая — любое. Прямо мечта…
И неожиданно кинул прямо в лоб:
— Слыхал, у тебя, капитан, были какие-то проблемы с батальоном «Айдар»?
Ну, точно! «Айдар»!
* * *
За эти последние дни он не раз задумывался, не перешёл ли всё же известных границ в своей мести убийцам отца?
Не потому задумывался, что от нацистов прилетела ответка в виде гранаты в окно и похищения Ирины. Само как-то получилось, спонтанно. Нет, кара тем, кто казнил его отца за верность родине и убеждениям, должна постигнуть каждого, кто участвовал в том грязном убийстве. Он, Алексей Кравченко, обещал это душе Александра Кравченко, и слово своё, сына отцу, сдержать обязан. Это не обсуждается.
Сомнения вызывало другое — не слишком ли он лютовал в этом походе воздаяния? Он всё же солдат, а не «зорро недорезанный», как Мишка Митридат сказал. И всё же уже не лето и осень, когда по донбасским степям гонялись друг за другом идейные отряды — майданутых украинских нацистов в одной стороны и местных ополченцев вкупе с добровольцами за «Русский мир» с другой. При всей жестокости того противостояния это ещё не была настоящая гражданская война. По совести если, это была война идейных энтузиастов с обеих сторон. И, значит, охота была взаимной.
Очень скоро выяснилось, что всё — по-серьёзному. Это поначалу ребята на велосипедах могли отжать у солдатиков «Нону» голыми руками. И воинские части, тут, на Луганске, могли захватывать, просто пригласив матерей забрать своих сыновей, а остальных — на автобусах отправив на их Западенщину.
Всё кончилось, когда энтузиасты-нацисты осознали по-настоящему, что вместе с Киевом сумели получить в свои грязные клешни целое государство. И на базе уже его, государства, аппарата погнали воевать простых мобилизованных мужичков. Воевать уже как следует…
А сами взяли на себя не опасную военную работу, а труд по зачистке захватываемых территорий от «врагов нации». Пошли аресты, пытки, расстрелы, просто издевательства…
В ответ и с другой стороны места первых, «политических» энтузиастов заняли боевые работники. Точнее, становились рядом или под их команду — первые энтузиасты закономерно вырастали, как вон тот же командир «Зари», ставший главой республики, или как его тогдашние комвзводы, доросшие до командиров бригад. Нет, их не призывали, этих работников войны, не мобилизовали, как украинцев. Они вставали в строй сами. Чтобы защищать свою землю и мстить за убитых родных. Им просто ничего другого и не оставалось, когда нацисты — по дури ли своей, по убеждениям — начали терроризировать города и сёла артобстрелами и карательными акциями против «сепаратистов».
Другие сидели по домам, а кто и по ресторанам. Для них ничего не поменялось — и не хотели они в чём-то участвовать. Если однажды обстоятельства не заставляли…
Алексею как-то рассказывали историю одного ополченца, которому позвонили по мобиле с той стороны и предложили послушать, что происходит с его семьёй. И он слушал по громкой связи, постепенно седея, как кричат под муками его отец и мать, как воет жена, которую насилуют на глазах у шестилетнего сына, а затем режут сына у неё на глазах, а потом убивают её саму…
После такого… Не просто воевать пойдёшь. Ты пойдёшь люто и страшно убивать всех подряд, кого только увидишь во вражеской военной форме. И скоро погибнешь сам. Потому что не будешь ты, не захочешь ты беречься — ибо не так важна тебе своя жизнь, как важна ещё одна смерть на той стороне…