Кроу (ЛП)
Я перевожу взгляд на Кроу. Он стоит передо мной и смотрит, будто чего-то ждёт… какой-то реакции… хоть чего-нибудь.
— Дай ей немного времени, — слышу я голос Лароны, и Кроу на самом деле выходит вместе с Торном наружу. Когда мы остаёмся одни, я начинаю плакать. Шок и напряжение отпускают, и мне так хорошо, что Ларона здесь.
— Всё будет в порядке, — говорит она снова и снова, и я позволяю ей обнять меня. Сейчас я чувствую себя не доктором Лэсли Барнер, а слабой и беспомощной обычной женщиной.
Когда я успокаиваюсь, Ларона приносит мне стакан воды и носовой платок, чтобы вытереть слёзы с лица. Она пытается подбодрить меня улыбкой.
— А теперь иди в душ и смой подонка с тела и из души. Торн и остальные избавятся от тела Страйка и его отвратительных следов.
Мне даже удаётся выдавить жалкую улыбку.
— Спасибо, — шепчу я.
— Я приведу Кроу, — говорит она, и я пытаюсь остановить её. Сейчас я не могу смотреть ему в глаза.
Затем я понимаю, насколько глупо моё поведение. Не он виноват в том, что произошло… Я виновата! Я и только я! И этот страх признать вину не позволяет мне видеть Кроу. Но я не могу избегать его вечно… так же, как не могу отложить навсегда неизбежное.
Я киваю Лароне и исчезаю в ванной. Тёплая вода и в самом деле творит чудеса. Когда я выхожу из душа и заворачиваюсь в большое полотенце, мне становится лучше. Я чувствую себя более или менее готовой взглянуть в глаза Кроу и сказать ему правду.
И всё же, я вздрагиваю, когда открываю дверь, и прямо передо мной стоит Кроу.
— Лэсли… я не хотел тебя пугать, — начинает он разговор.
— Всё порядке, — отвечаю я, и опускаю взгляд на его раненую ногу. Кровь на штанах уже засохла, но рану нужно продезинфицировать и перевязать… возможно, даже зашить.
— Надо осмотреть рану.
— Там ничего страшного, Лэсли. Как ты? — Его голос спокойный и глубокий… полный тепла. Мне нужно совладать с собой, чтобы снова не разрыдаться, как дура.
Я сама накликала беду, и скоро Кроу узнает об этом.
— Я схожу в душ, потом мы поговорим, — сообщает он. Хотя его голос наполнен теплом, я слышу в нём бескомпромиссность. Кроу не позволит уклониться — не в этот раз.
Когда он выходит из душа, на нём только полотенце, обмотанное вокруг бедер. Я помимо воли таращусь на него, лихорадочно пытаясь направить взгляд на рану на ноге. Она неглубокая и больше не кровоточит. Тем не менее, я встаю, чтобы взять шприц с антибиотиком, который храню для чрезвычайных ситуаций в холодильнике.
Когда я собираюсь пройти мимо Кроу, он крепко хватает меня за запястье. Его взгляд однозначен. Теперь Кроу снова полностью альфа… во всяком случае, мне кажется, что бόльшая часть его неуверенности вдруг исчезла. Возможно, победа над Страйком поспособствовала этому.
— Тебе нужен антибиотик. Он в холодильнике.
Кроу отпускает меня за лекарством. Когда я возвращаюсь в гостиную, он сидит на диване.
Я вкалываю иглу шприца рядом с раной, но ни один мускул на его лице не вздрагивает. Кроу смотрит на меня. По крайней мере, он настолько любезен, чтобы подождать, пока я не отложу шприц, и только потом задаёт вопрос, которого я всё это время боюсь:
— Почему ты впустила Страйка в лабораторию?
Я сглатываю, и чувствую тяжесть в желудке. Может, солгать? Выдумать историю? Но что это даст? Кроме того, Страйк включил камеру, и она записала, что я выходила из лаборатории. Кроу увидит это… не позднее, чем завтра утром, когда проверит коммуникационную.
— Я… не пускала его в лабораторию. Я была у Дэйва, чтобы убедить его снова работать в институте. Когда вернулась, увидела, что камера включена. И пошла в коммуникационную, потому что подумала, что это ты наблюдаешь за мной.
В этот момент голубые глаза Кроу превращаются в кристаллы льда, и я чувствую, что температура в комнате падает на несколько градусов.
— Ты всё ещё так мало доверяешь мне, Лэсли. — Его голос твёрд, как металл.
Я напрягаюсь, и Кроу это замечает. Его рука ложится мне на шею, и ситуация становится ещё более неприятной, потому что для того, чтобы сделать инъекцию, я встала на колени. Кроу излучает чистое доминирование — исчезли сомнения и неопределённость, которые управляли им до сих пор.
— Я… — начинаю говорить я, пытаясь избежать его взгляда, но его рука на моей шее вынуждает меня смотреть ему в лицо. По крайней мере, пока он принимал душ, я надела шорты и футболку. Если бы на мне сейчас было только полотенце, как на нём, я умерла бы со стыда. Обиднее всего в этой ситуации, что для Кроу совершенно не унизительно сидеть передо мной прикрытым лишь полотенцем. Наоборот, это я ещё сильнее нервничаю, когда смотрю на его почти обнажённое тело. Я больше не могу отрицать, что он притягивает меня, и вдобавок осознаю, особенно после случая со Страйком, что Кроу может сломать меня, как спичку. «Кто знает… может быть, он так и поступит, когда узнает правду… правду, которая сделает тебя неинтересной для него…»
— Лэсли… я жду, — слышу я его голос. — Посмотри на меня!
Я подчиняюсь… всякий проблеск неповиновения, каждый зачаток мятежа, которые до этого возникали во мне, лишь только Кроу проявлял доминантность, в одночасье исчезли, будто их никогда не было. Мои губы сами собой произносят:
— Я не должна тебя любить… я не подходящая для тебя женщина.
Без предупреждения он тянет меня к себе на диван, и я оказываюсь сидящей верхом на нём. Его эрекция, прикрытая полотенцем, очень отчётливо давит мне между ног.
— Я когда-либо давал тебе повод думать, что сомневаюсь в своём выборе? Ты чувствуешь, будто я сомневаюсь в своём выборе… сейчас… в эту минуту?
Я краснею, как один из новых сортов томатов, выращенных Лароной, и трясу головой. Ледяные глаза Кроу впиваются в мои, не позволяя отвести взгляд.
— Ты принадлежишь мне, Лэсли… и это именно то, чего ты хочешь и в чём нуждаешься.
Я закрываю глаза, разрушая момент… и, как только принимаю решение, перестаю сопротивляться и, наконец, выпускаю свои чувства к Кроу на свободу. «Замечательно, Лэсли! Самое время…»
— Кроу… между нами никогда не будет так, как между Торном и Лароной. Я никогда не смогу дать тебе то, что она даёт ему. Никогда.
Он смотрит на меня, ничего не понимая. Я собираю всё своё мужество.
— Я не могу иметь детей. — Мой голос не более, чем шёпот, и я чувствую себя ужасно. Сразу после признания я опускаю взгляд, и на этот раз Кроу позволяет мне это. Чувство собственной неполноценности выпускает наружу всю боль, которую я так хорошо запечатала и заперла глубоко внутри себя.
Моё тело напряжено, я жду, когда Кроу оттолкнёт меня, когда его желание превратится в отвращение.
— Я знаю, — тихо отвечает он вместо этого.
Холод, засевший в сердце, грозит заморозить меня целиком. «Он это знает… он это знает… Кроу это знает!..» — безжалостно вопит мой внутренний голос.
И вдруг я осознаю значение его слов. Я поднимаю голову и пристально смотрю на него. Его глаза всё такие же синие, как и прежде, ничто в нём не выражает потрясения или отвращения. Вместо этого он выглядит разочарованным и каким-то обиженным.
— Ты… знаешь?
Он вздыхает:
— Я могу учуять дни, когда у женщины наступает овуляция. Мы все можем это делать. Я никогда не замечал такого запаха на тебе.
Я будто каменею. Он знал всё это время? И это никогда не беспокоило его? Но почему? Восемь процентов, которые отличают его от нормальных мужчин…
Кроу, кажется, улавливает мои мысли, он отвечает тихо, но твёрдо:
— Я больше, чем животное, Лэсли! Почему ты не можешь перестать относиться ко мне как к одному из твоих лабораторных экспериментов? Как к генетическому материалу, который ты, по своему усмотрению, можешь скрестить с другим, чтобы создать более совершенный материал? — Он качает головой, и в его глазах видны гнев и разочарование. — Когда ты, наконец, перестанешь измерять ценность такими вещами, сможешь принять себя, не ощущая свою бесполезность.
— Я… я не чувствую… себя бесполезной, — заикаюсь я, и тут же понимаю, что это самая большая ложь в моей жизни.