Музыка дождя
Сейчас отец Херли понимал все это, но тогда он очень боялся обидеть своего холодного, замкнутого отца. Лаура могла бы поступить в университет, думал он, если бы ей не пришлось заботиться о младшем брате. Вместо этого она осталась дома и ходила на курсы секретарей в соседнем городе.
Она работала в маленькой лавке, которую потом купила более крупная фирма. Затем она перешла на работу в местную булочную, но та объединилась с тремя другими пекарнями, так что ее работа там тоже закончилась. Она работала секретарем у врача, но и там пробыла недолго, потому что его вскоре лишили лицензии за непрофессионализм. Лаура часто говорила своему братишке Джимбо, что она приносит несчастье всем, к кому нанимается на работу. Ее младший брат предлагал ей устроиться к нему в школу, тогда ее, возможно, закроют.
Она подбадривала его, когда у него были каникулы. Они вместе ходили гулять в поле и подолгу сидели на камнях, разговаривая о любви к Богу так, как другие могли бы говорить о спорте или кино.
Когда брат отслужил свою первую мессу, Лаура расплакалась. Их отца уже не было в живых. Он умер, так и не поинтересовавшись, что с ними стало. Джеймс стал священником, но мог бы стать военным или жокеем, но его отцу это было бы одинаково безразлично.
Вдалеке от сестры Джеймс всегда за нее переживал. Она жила в небольшом доме, который ее вполне устраивал. Она всегда говорила, что куда проще содержать маленький дом, чем справляться с огромным коттеджем. И раз уж их отец ушел в мир иной, то ей не было нужды жить в огромном доме. Когда его продали, то пришлось заплатить по счетам, которые остались со времен учебы Джеймса и болезни отца. На счете в банке осталось совсем немного — ничего для мисс Лауры Херли, преданной сестры и заботливой дочери.
Но Лаура никогда об этом не думала. Она была счастлива. Каждое утро она выгуливала своих двух больших собак колли, а потом шла на работу в юридическую контору. Она, шутя, рассказывала, что они хоть и не закрылись, но зато сильно изменились.
Изменился, например, статус прочного холостяка молодого мистера Блэка. Мистер Блэк когда-то был самым завидным женихом в округе. И вот, когда ему стукнуло сорок, он посмотрел на Лауру Херли, которой было тридцать четыре, на свою перспективу остаться одиноким и на гору неглаженого белья и решил.
Потом пришло письмо:
«Дорогой Джимбо, ты никогда не поверишь, но Алан Блэк и я решили пожениться. Мы были бы рады, если бы ты смог провести эту церемонию. Так как мы оба не слишком молоды, чтобы не сказать большего, то мы не будем приглашать кучу народу поглазеть на зрелище. Мы бы хотели приехать в Дублин и обвенчаться в твоей церкви, если это возможно. Джимбо, дорогой, никогда раньше я не думала, что могу быть такой счастливой. Я не заслуживаю этого».
Отец Херли никогда не забывал этого письма. Он видел каждую букву на кремовой бумаге, помнил, как его глаза наполнились слезами от мысли, что жизнь и правда полноценна, если такая женщина нашла достойного мужчину. Он не очень хорошо помнил Алана Блэка, только то, что он раньше был очень красив.
Джеймсу Херли показалось, что он защищает сестру, когда у алтаря соединил ее руку с рукой Алана Блэка. Он надеялся, что этот темноглазый мужчина поймет, какое сокровище досталось ему, поймет, как добра и щедра Лаура, которая ничего в жизни не делала для себя.
Несколько раз он взглянул на них с надеждой, желанием и молитвой, чтобы у его сестры и этого высокого красивого мужчины образовалась хорошая семья.
Лицо Лауры было открытым и честным, но даже в этот день никто не назвал бы ее красивой. Волосы она собрала в хвост такой широкой лентой под цвет костюма, что она сошла бы за накидку. Она много улыбалась, но красивой ее назвать все равно было нельзя. Молодой отец Херли надеялся, что привязанность красавца юриста не исчезнет.
Несколько дней спустя он думал о том, что в меняющемся мире нет ничего более сильного и постоянного, чем любовь мужчины и женщины, любовь Алана Блэка к своей жене. После того как они пришли к нему и, смеясь, рассказывали про свой медовый месяц в Испании, он подумал, что его суждения были поверхностны и ошибочны. Почему же Алан Блэк, умный мужчина, не смог бы разглядеть в Лауре Херли доброту, любовь и самопожертвование? Если сам Джеймс Херли видел это, то почему Алан Блэк не мог?
С годами он стал приезжать к ним погостить. Они пристроили к дому еще одну комнату. У них было много книг, и они зажигали свет, чтобы один из троих сидел и читал вслух. Это было самое приятное для него место.
Иногда Лаура выглядывала из кресла, где она лежала, свернувшись калачиком, и улыбалась, глядя на него.
— Ну разве это не жизнь, Джимбо? — спрашивала она.
Бывало, они вместе шли гулять по полям, которые некогда принадлежали им.
— Мы ведь и не могли подумать, Джимбо, что все обернется так хорошо, — говорила она, трепля волосы своего брата, который никогда не был для нее отцом Херли.
И потом она рассказала ему, что они строят похожую комнату с другой стороны дома, которая станет детской.
Его назвали Грегори. Отец Херли держал его на руках во время крещения. Это был красивый ребенок с длинными ресницами над темными глазами, как у отца. Грегори Блэк. Это был их единственный ребенок. Лаура говорила, что хотела бы подарить ему брата или сестру, но этого не произошло. Они постараются, чтобы у него было полно друзей. О таком племяннике дядя мог только мечтать. Он вылезал из окна своей комнаты, если видел, как к дому подъезжает машина.
— Это дядя Джим! — кричал он, и старые колли начинали лаять, а Лаура выбегала из кухни.
Когда Алан возвращался с работы, он радовался. Ему нравилось, что он приезжал погостить на пару дней в середине недели, и нравилось, что он так хорошо ладит с его сыном.
Когда Грегори исполнилось десять, он хотел быть, конечно, священником. Это куда лучше, чем работать в офисе, как его отец, говорил он на полном серьезе. Священнику не надо ничего делать, а люди платят деньги за то, что ты читаешь мессы, которые и так будешь читать, а еще ты можешь говорить им, что надо делать, чтобы не попасть в ад. Грегори думал, что это лучшая работа на свете. А если ты не хотел, то мог не отпустить грехи кому-нибудь, тогда он точно отправится в ад, вот весело-то!
Они приехали в Дублин навестить его, и Джеймс Херли никогда не уставал говорить о своем блестящем племяннике. Грегори хотел все узнать, всех увидеть. Он сразу очаровал старых священников и женщин со скверным характером.
— Думаю, ты будешь хорошим священником, — сказал ему однажды Джеймс, когда Грегори было пятнадцать. — По большей части это умение общаться с людьми, а у тебя это получается.
— Это разумно, — кратко ответил Грегори.
Отец Херли бросил на него взгляд. Конечно, разумно, если люди смотрят на милое лицо. Разумно, когда доносишь истину, а не набиваешь себе цену. Попробуй пойми все это в пятнадцать лет, но они теперь так быстро взрослеют.
Когда Грегори поступил в университет на факультет права, это тоже было разумно. Надо же изучать что-то, а право было хорошей зарядкой для ума, говорил он. В то же время все будут рады считать, что еще один из семьи Блэк станет бизнесменом.
— Так вот чем ты собираешься заниматься? — с удивлением спросил отец Херли. Казалось, Грегори был слишком умен, чтобы усидеть в этом маленьком городке. Здесь не найдется ничего, что заинтересует его.
— Я пока еще не думал над этим, дядя Джим. Этого хотят мои родители, а так как я пока не знаю сам, чего хочу, то, может, стоит дать им возможность навязать свое мнение.
И снова в его словах была истина. Он говорил, что, раз в этом мире все пока так неопределенно, зачем сжигать мосты, если еще не пришло время переходить по ним. Отец Херли не раз думал об этом во время вечерней службы, вспоминая о Грегори с тревогой. Постепенно он начинал думать, что становится суетливой наседкой. Было глупо пытаться разглядеть в практичных планах молодого человека намек на опасность.