Их тайный гость (СИ)
Проводя инспекцию отеля, он прекрасно разобрался в системе служебных ходов и теперь вёл девочку по ещё спящей гостинице в обход портье, горничных, лифтёров и прочей гостиничной братии. На улице он велел ей подождать его на скамейке в тихом переулке, а сам тем же путём вернулся обратно в номер. Для того, чтобы через пять минут уже не тайно, а явно покинуть его традиционным образом и с багажом.
Такси он заказал, когда Мира переодевалась в ванной. И теперь машина, ожидая его, стояла у входа. Повернув в переулок, они забрали Миру. Водитель удивлённо посмотрел на своих странных пассажиров, но промолчал. Минуя аэропорт, они поехали в соседний город.
Из машины Константин позвонил своему заказчику, весьма довольному проведённой инспекцией, и, вопреки своим обычным принципам, никого ни о чём не просить, поинтересовался, нет ли у того возможности помочь им взять билеты на самолёт до Москвы и пройти паспортный контроль, не имя на руках свидетельства о рождении ребёнка. Отельер жизнерадостно посмеялся, услышав просьбу Константиа, и сообщил, что он пока находится в соседнем городе, но ближе к вечеру на собственном самолёте собирается в столицу и удовольствием возьмёт на борт двух незапланированных пассажиров.
Таким образом уже вечером того же дня Константин доставил совершенно счастливую Миру матери. И только собираясь ложиться спать, он понял, что девочка так ему ничегошеньки ни про своих похитителей, ни про причины похищения не рассказала.
Январь 2003 года. Июль 2008 года
Арина
Эти трое их, конечно, не тронули. Вернее, с Мирой обращались едва ли не как с наследной принцессой, а ей, Арине, сунули пару раз под рёбра, чтобы не вырывалась и не орала, но больше не били. Зато держали на виду здоровенный острый нож. Так, для острастки. Но это уж они зря. Ей бы и в голову не пришло вырываться и провоцировать их на резкие действия. Дочери ей были нужны живыми. А она им.
- Ну, здравствуй, Арина, - приторно ласково улыбнулся ей тот, кого она последние годы жизни в послелении ненавидела едва ли не больше Венцеслава. Его правая рука, старый друг и такой же циничный негодяй. Своих простых имени и фамилии, указанных в паспорте, он стеснялся, предпочитал цветисто именоваться Светломиром.
- Здравствуй… - она хотела поддразнить его, назвав нелюбимым именем, но решила не играть с огнём и ограничилась паузой, приветствием без обращения.
- Долго мы тебя искали.
- Разве это долго? – чуть усмехнулась она, изо всех сил стараясь казаться спокойной, чтобы не пугать ещё больше и без того напуганную дочь. Мира сидела, сжавшись в комок, и с ужасом переводила взгляд с матери на мужчин. Лицо её было настолько белым, что голубые глаза казались чёрными впадинами. Мирианскими впадинами — пришла в голову глупая и неуместная игра слов.
- Разве это долго? – снова спокойно и насмешливо повторила она. – Он умер всего три недели назад. Пока вы разобрались что к чему, пока похоронили его с подобающими почестями, пока панически соображали, как быть дальше и не упустить утекающие сквозь пальцы возможности… Вы очень быстро нас нашли. – Она посмотрела на каждого из них по очереди.
Светломира она знала ещё в той, далёкой, первой своей жизни, с тех пор, когда он носил обычное имя, данное ему родителями. Двое других появились уже в Братстве. Один переименовал себя из Юрия в Святополка, другой из Николая – в Благояра. Однажды она не выдержала и рассказала Святополку историю его печально известного тёзки, метко и безжалостно прозванного мудрым народом Окаянным за убийство своих братьев, его тёзки Бориса и Глеба, причисленных потом к лику святых. Она ожидала, что он ужаснётся, расстроится. Но вместо этого их, доморощенный Святополк почувствовал себя польщёнными и заявил, что о двойном своём тёзке не знал, но теперь лишний раз убедился: новое имя себе выбрал правильно. По характеру и по душе. Арина хорошо помнила, как ей тогда стало жутко.
Но сейчас она их не боялась. Не могла себе позволить бояться.
- Тебе не интересно, как и отчего он умер? – продолжая изуверски приторно улыбаться, спросил Светломир.
- Нет. Не интересно. – Она не лукавила. Ей и вправду было всё равно. Единственное, чего она хотела, чтобы прошлое навсегда исчезло из её жизни и жизней её дочерей, которые, к несчастью, были одновременно и дочерьми Даниила. То есть, Венцеслава, конечно.
Светломир пожал плечами, но посчитал нужным пояснить:
- Сердце.
- Понятно, - сухо кивнула она.
- Тебе его совсем не жаль?
- Почему? Жаль, конечно. Как любого человека. Тем более, умер он совсем молодым. Жаль. Но не слишком.
Святополк и Благояр насупились и негромко зароптали. Любого, кто не скорбел по Венцеславу, они автоматически причисляли к врагам. А уж подобное непочтение к их лидеру со стороны бывшей жены его верные псы и вовсе посчитали оскорбительным. Светломир резким движением руки заставил их замолчать и обернулся к сидевшей тише мышки Мире:
- А тебе отца жаль, Мирония?
Девочка ещё сильнее сжалась и снова затравленно посмотрела на мать. Та чуть заметно кивнула.
- Да. Мне его очень жалко, - еле слышно выдавила из себя девочка и уткнулась лицом в колени.
- Видишь, дочь помнит и любит своего отца, - с пафосом констатировал Светломир.
Арине слышать это было неприятно и очень хотелось сказать какую-нибудь колкость. Но вместо этого она спросила:
- Зачем вы приехали к нам? – она, конечно, примерно представляла себе для чего. Но ей было важно выиграть время и попытаться спасти девочек, вот и задавала вопросы, одновременно лихорадочно соображая, что она может сделать. Арина отчаянно надеялась как-нибудь выбраться из западни. Только вот как? Как?!
- Нам нужна твоя дочь. Его дочь.
- У нас с ним две дочери, - холодно поправила она зачем-то.
- У него одна дочь, - не согласился Светломир, - вторую ты родила неизвестно от кого.
- Это ты мне рассказываешь? – Арине стала смешно.
Она вспомнила, как бесновался Венцеслав, когда увидел новорождённую Марту, вернее, Мартынию, как он повелел назвать ребёнка. Так же как и странное, неясного происхождения имя старшей – Мирония – оно Арине страшно не нравилось. И она звала девочек Мирой и Мартой. Впрочем, славные женщины в загсе, в котором Арина по указанию Венцеслава регистрировала девочек (это рядовым последователям он запрещал иметь любые документы, а сам от них не отказывался) не согласились вносить в свидетельства о рождении такие имена. Поэтому официально девочек звали Мирославой и Мартиной. Тоже замысловато, но всё-таки привычнее и красивее.
Венцеслав в тот день, когда она, едва не умерев сама, родила Марту, вдруг соизволил прийти к ней. Новорождённая девочка, их дочь, лежала под тоненьким самовязанным одеялком – в избе было жарко натоплено – и спала. Ни слова не говоря Арине, не сняв медвежью шубу и даже не прикрыв за собой дверь, в которую тут же ворвался холодный зимний ветер и клубами ввалился пар, Венцеслав подошёл к люльке и откинул рукой в меховой рукавице одеялко. Арина уже совершенно точно не любила его тогда. На место любви пришла ненависть. Но почему-то – слабость ли после родов сказалась, гормоны ли сыграли злую шутку или память о прошлой любви – ей захотелось, чтобы он улыбнулся при виде хорошенькой крепенькой новорождённой малышки и, если уж не сказал своей невенчанной жене спасибо, то хотя бы похвалил. Бред, конечно. Зачем ей его благодарность и похвалы? Но она была тогда такая измученная, такая слабая. И ей очень хотелось, чтобы кто-то любил её и новорождённую дочку и был рад приходу малышки в этот мир.
Но обычно бледное, анемичное лицо Венцеслава при виде младшей дочери вдруг покрылось некрасивыми красными пятнами, он несколько раз шумно глотнул воздух, швырнул на малышку одеяло и бешеным, яростным шёпотом поинтересовался:
- Это кто?
- Твоя дочь, - удивилась Арина, с трудом приподнявшись на локте и заботливо укрыв безымянную ещё девочку, - кто же ещё?