Книга 4. Фаворит (СИ)

Скрип уключин. Команды на гортанном языке. Стук соприкоснувшихся судов. Баржа слегка вздрогнула, вызвав очередной спазм боли. Перестук каблуков по палубе. И тут к нему пришло окончательное осознание, что это все. Вот он конец.
Агап вдруг ясно осознал как прекрасна жизнь и насколько он не хочет умирать. Перед взором встал образ Алеси. Знал кто она, а вот поделать с собой ничего не мог. Чем-то таким запала она ему в сердце. Думал, что еще излечится от этого. Как говорится в народе –с глаз долой, из сердца вон. Да только похоже будет она с ним до конца.
За какие-то несколько секунд он успел себя растравить настолько, что по его щекам пролегли две мокрые борозды. Да что там, он попросту плакал громко всхлипывая. От чего ярился до зубовного скрежета, но ничего не мог с собой поделать.
–Что с-суки? Пожаловали?
Сцедил он сквозь плачь, глядя замутненным взором на появившегося перед ним солдата в синем мундире. А потом с мрачной решимостью нажал на спуск. И…
Ничего не случилось. Курок исправно ударил кремнем по кресалу, но искра не высеклась и порох так и остался лежать на полке.
Зажмурившийся было Агап в недоумении посмотрел на пистоль. Потом на замершего в оцепенении солдата. В очередной раз как-то растерянно всхлипнул, и утер рукавом слезы, размазывая по лицу пороховую копоть.
–А вот хрен тебе, с-сука!–В очередной раз зло выдавил из себя парень.
Вот только плача уже не было и слезы как-то разом иссохли. Облегченное выражение, появившееся было на лице шведа сменилось испугом. Почувствовав звериным чутьем, что именно сейчас произойдет солдат бросился к раненому. Агап же, мысленно благодаря Добрыню, уже ухватился за рукоять второго пистоля.
  
Глава 9
 
Сначала он почувствовал… Хм. В том-то и дело что не почувствовал рук. Какое-то тупое онемение и больше ничего. Потом занемевшее тело. Но оно-то как раз болело, что в общем-то радовало куда больше, чем ситуация с руками. И только под конец проступила тянущая головная боль. Очень похоже на тяжкое похмелье. Вот только он уж успел позабыть, когда в последний раз пил допьяна. А уж до поросячьего визга, так и подавно. Так что, не с чего было так раскалываться многострадальной головушке.
Хм. Ну допустим он не припомнит и ничего такого, что могло бы послужить причиной подобного состояния его тела. Но факт остается фактом. Оно было далеким от благостного. А значит, что-то такое эдакое все же имело место быть.
Наконец он открыл глаза. Ага. Было непонятно, стало куда запутанней. Он даже поначалу не поверил в реальность происходящего. Но видение мрачного подземелья не желало никуда исчезать.
Все именно так. Он находился в каком-то сыром каземате, с осклизлыми стенами и небольшим оконцем где-то под потолком. Вонь стоит такая, что ни приведи господи. Впрочем, это наименьшая из неприятностей. Куда интересней было то, что он оказывается в одних исподних портках, да еще и висит на руках закованных в кандалы. Ага. Похоже ноги вполне себе достают до пола. Просто колени подогнулись под бесчувственным телом.
—Ы-ы-ы-у,–нечленораздельно выдавил он из себя, попытавшись стать на ноги и не преуспев в этом.
—Ты гля, Тимоха очнулся (Тимоха это тот что был Дмитрием, больно много их в тексте, переименовал),–послышался до боли знакомый голос десятника.
—Кха. Клим, ты?–Наконец сумел выдавить из себя парень.
–Я Тимоха, кому же еще-то быть. Ты на ноги вставай. Больно долго на руках висишь, кровь застыла.
–Ага. Я щас.
Попытался встать. Не получилось. Потом еще разок. Порядок. Вроде бы стоит. Ага. Надо же желудок вывернуть, а то как же. Непорядок, водится в брюхе всякая муть понимаешь. И вообще, мало тут вони, добавить надо. Ох, мамочка родная. Ну хоть полегчало и голова малость начала соображать. Ну и говорить получается получше.
—Клим, а что это было?
—Что-что. Потравили нас,–крякнув ответил десятник.—Сначала караульных в доме, а потом и остальной взвод. Всех. Никого не пропустили. Надо было своими продуктами пользоваться. Ну да, все мы крепки задним умом.
--Так это получается, Кляйн этот клятый нас и потравил?
–Ну слава тебе господи, сообразил. Так ты еще и побольше иных съел травленой каши, да сложением пожиже нас будешь, вот и проспал дольше всех. Думали уж и не проснешься.
Угу. Проснулся. И плохо ли, хорошо, но стоит на своих ногах. Но похоже лучше бы ему все же не приходить в себя. Руки они конечно все так же задраны вверх. Но теперь он на них не висит и они согнуты в локтях. А еще, если вытянуть вверх одну из рук, то вторую можно опустить пониже, до уровня плеча.
Словом, хорошо, плохо, но кровь побежала по жилам, доставляя нестерпимую боль. Тимофей часто задышал брызжа слюной и не в состоянии сосредоточиться ни на чем ином кроме собственной боли. Вот только, это пока были только цветочки.
–Тимоха, ты фокус свой с пальцем помнишь?–Вновь позвал Клим.
В ответ парень только согласно кивнул, бросив на товарища взгляд полный вселенской тоски. Его ведь и так корячит, а тут… Вынимание большого пальца из сустава процедура и без того болезненная. А если это наложить на боль уже одолевающую его, то и вовсе получится пытка. Но…
Хрясть!
-А-у-у-э-хр-р-р,–сдерживая болезненный крик, простонал или скорее прохрипел он.
Левая рука потянулась сквозь кольцо кандалов. Не обошлось без содранной кожи, но еще немного страданий и он упал на каменный пол, присыпанный прелой и грязной соломой. Зато теперь руки опустились вниз и кровь заструилась быстрее, многократно усиливая боль. А уж когда он вставил палец на место и вовсе захотелось завыть белугой.
Но товарищи восприняли эти его мучения возбужденным шепотком. А то! Это же единственная их реальная возможность на спасение. Кривясь от боли вставил на место палец, едва не огласив каземат отборной площадной бранью. У него бы получилось. Рулады выводил, что твой соловушка. Но обошелся глубоким дыханием сквозь сжатые зубы брызжа тягучей слюной.
–Ты как, паря?–Заботливо поинтересовался десятник.
–Нормально. Все нормально,–оглядывая остальных товарищей, заверил Тимофей.
Вместе с сержантом их было тридцать один человек. В каземате он наблюдал только шестнадцать, прикованных к вбитым в стену большим кольцам. И где остальные? Места вдоль стен еще предостаточно, так что вопрос вполне резонный.
–Сержанта, как старшего, пытали,–начал пояснять Клим.–Потом и остальных забрали и казнили на площади перед горожанами. Чтобы дух им, значит, поднять. Боярин сходу устроил бомбардировку и попытался штурмовать. Но ничего-то у него не вышло. Вот и устроил комендант представление. Нас оставили на закуску.
–Боярин штурм учинил? И город бомбил?
–Бомбил, а то как же.
–Ничего не слышал,–тряхнув головой, сокрушенно произнес Тимофей.
–Ну так, ясное дело не слышал,–пусть и в цепях, но вполне себе авторитетно заявил Клим.–Сейчас-то как?
–Вроде более или менее оклемался.
–Вот и ладно. Выниматься отсюда надо, Тимоха. Как не знаю. Но надо.
Понятно, что надо. И ясно, что действовать нужно ему одному. Во всяком случае, пока. Но хоть подумать-то могли бы и все вместе. Так не-эт. Клим сразу обозначил, мол ничего не знаю, сам решай.
Поднялся Тимофей на ноги, подобрал цепь кандалов. С левой-то руки, заплатив болью, снять получилось. А вот с правой такой номер уже не пройдет. Так что, придется пока походить с украшением.
Пленники закованы, да еще и развешены вдоль стен. Ну ладно, расставлены. Впрочем, разница невелика. Кстати полное изуверство, так-то сковывать. Или это особая честь лешакам? А что, очень даже может быть. Чай они не в чистом поле собирались биться со шведом, а со спины резать. Ну и ляд с ними. Не до того сейчас.
Непонятно, какого тогда рожна запирать входную дверь. Не выбей однажды Тимофей себе на тренировке палец и шансов высвободиться никаких. Как впрочем и сейчас никакой возможности снять оковы товарищей. Тут нужен как минимум молоток и зубило, чтобы срубить заклепки. Но здешние тюремщики скорее всего придерживаются простого правила. Коль скоро есть в каземате дверь, то она непременно должна быть заперта.