Помолвка по расчету. Яд и шоколад

— Вот как? Значит, ваши мать и отец — оба маги?
— Да. Матушка, правда, посчитала развитие дара излишним для замужней дамы. Но простые чары ей удаются. У них идеальное совпадение. — Лианон вздохнула.
Герцог откинул плетеную крышку и извлек глиняный кувшинчик с вином. Ловко открыл его и разлил по прятавшимся там же бокалам.
— Прошу, молодое игристое вино. Сьюрта До-бруска.
— Хорошее вино, — склонила голову леди Дэрвогелл.
На широкой плоской тарелке лежала внушительная горка ароматного мяса. Птица, как определила Лианон, с розмарином и соусом из сливы.
— У вас отличный вкус, — похвалила Лиа.
О чем говорить, не знали оба. Поэтому Кэлтигерн просто накинул на плечи Лиа свой камзол и присел рядом. Огненная магия перестала освещать небо, но в воздухе все еще носились крошечные искорки и пламенные бабочки — они будут жить всю ночь.
Лианон склонила голову на твердое, широкое плечо герцога и смаковала вино. Думать ни о чем не хотелось. Она просто упивалась сладким ночным ароматом, спокойствием и красотой ночной столицы.
Сколько прошло времени, Лиа не знала. Кувшин с вином давно опустел, как и тарелка с мясом. Внизу раздался стук копыт и свист.
— А вот и Кель, — отстраненно произнес герцог. — Надеюсь, эта ночь понравилась вам?
— Она навсегда останется в моей памяти, — сдержанно ответила Лианон.
Вниз герцог спустился так же ловко, как и поднялся. И, усадив Лианон в ландо, спросил:
— Неужели в вашем роду никогда не было исключений? Я про равно одаренный брак.
— Никогда, — покачала головой леди Дэрвогелл. — Наследник рода может родиться только в равном браке.
Она украдкой протерла глаза и сцедила зевок в кулак — лечь спать предстоит не скоро. Назавтра она откроет магазин значительно позже, все же весь город гулял. Вряд ли будет много посетителей. Но все равно сейчас предстоит сделать заживляющую ванночку для ног, иначе завтра ступни отомстят бессердечной хозяйке.
Чтобы не перебудить маленькую улочку, Лианон и Кэлтигерн выбрались из ландо пораньше и остаток пути до дома Лиа проделали пешком.
У калитки герцог на мгновение замер и резко прижал к себе леди Дэрвогелл. Обхватил широкими ладонями лицо и поцеловал. Лиа задохнулась от неожиданности и силы поцелуя — Сагерт целовал так, словно больше никогда не будет ни единого шанса. Словно прощался. Сминал губы Лианон в жесткой, почти грубой ласке и сразу извинялся, прижимаясь короткими нежными поцелуями то к верхней, то к нижней губе.
У Лианон подгибались колени. В ее жизни были поцелуи, но такого не было никогда. И едва Сагерт отстранился, она распахнула глаза. Распахнула, чтобы увидеть, как быстро уходит герцог. Как растворяется его высокая, крепкая фигура в ночных сумерках. Вот и что это сейчас было?
  
ГЛАВА 14
 
Поднявшись к себе, Лиа с тихим довольным стоном сбросила туфли. Босиком сбегала в мыльню, принесла воду и перелила в небольшой тазик. Несколько капель смягчающего и ранозаживляющего бальзама, лепестки васильков и две столовые ложки козьего молока.
Опустив ноги в получившуюся смесь, Лиа улыбнулась — иногда для счастья нужно очень мало. Вот только боль в ступнях отвлекала от мыслей о прошедшем вечере. А теперь, когда усталые, намятые ноги получили свою долю заботы, мысли закружились роем.
— Спасибо, мама, — вздохнула Лианон.
Леди Дэрвогелл — старшая леди Дэрвогелл — очень трепетно относилась к этикету в доме. Она могла вздыхать над салфетками, расстроиться от несвоевременного чиха своего супруга. И тогда домашние крутились вокруг матери, натирали виски всем, чем не попадя, и шептали извинения. А вот вне дома… Вне дома матушка Лианон превращалась в монстра. Каждый выход с матерью был похож на настоящую пытку. Нет, Амина Дэрвогелл не признавала физических наказаний в воспитании детей. Но как же больно ранили ее критические замечания!..
Лианон передернулась и понурилась — вот как объяснить герцогу, что для нее, для Лиа, нет ничего страшнее, чем капнуть соусом на платье? Что резкий голос матери звучит в ушах всегда, когда Лианон садится за столик в кафе? Что осанка, тихий голос и немного склоненная к плечу голова — не ее выбор, но то, с чем она живет? Что Лианон, будь оно все проклято, истинная леди и пытается с этим бороться. Потому что хочет жить, дышать полной грудью и радоваться каждому дню — как тетя, которая всегда была для маленькой Дэрвогелл светочем.
— Так, еще немного, и я начну рыдать, — произнесла вслух Лиа. — Мазь, носочки — и спать. А чтобы мысли по кругу не гонять, надо принять снотворное. Ты поняла меня, голова моя неспокойная?
Отмерив себе ровно две капли снотворного — чтобы гарантированно проспать шесть часов, Лианон поправила тонкие, уже истершиеся хлопковые носочки и забралась в свой гамак. Ничего с ее спиной критичного не произойдет. Разомнется с утра, физические упражнения благотворно влияют на фигуру.
Спала Лиа беспокойно. Ей снился прошедший день в разных вариациях, снились разговоры, при которых она не могла присутствовать, — как Сагерт обсуждает ее с племянником. Она не могла разобрать ни слова, но очень обижалась. Ведь они не могли сказать о ней ничего хорошего. Кому интересен сухарь в платье? Она не умеет кокетничать, зато держит спину и точно знает — показывать избыточные эмоции никак нельзя. Мама плохому не научит.
Удивительно ли, что проснулась Лианон с мокрыми щеками, заложенным носом и отекшим лицом. Увидев себя в зеркале, она сотворила отвращающий зло знак и взялась за приготовления маски для лица и ватных примочек для глаз. Такое чудо нельзя было выпускать в мир ненакрашенным.
Лиа вытащила второй комплект формы, отнесла уже испачканную одежду в мыльню и сложила в бочку. Вечером надо постирать. Что-что, а стирала леди Дэрвогелл виртуозно. Еще лучше у нее получалось сушить вещи — ведь скрывая от семьи свое увлечение зельями, Лианон полоскала верхнюю одежду, заляпанную пятнами при приготовлении разных снадобий, в ручье и развешивала на кустах. Особенно тяжело приходилось осенью.
— Красавица, — улыбнулся Слав, когда Лиа спустилась в кухоньку-мастерскую. — По какому поводу?
— Отражения в зеркале испугалась, — мрачно вздохнула Лиа.
Приподняв перед собой чашку, она оскалилась так же, как и изображенное на глиняном боку солнышко. Дед только вздохнул:
— Неужто плохо прошло?
— Кажется, мы договорились не врать друг другу, да? Тогда я промолчу.
Дед покивал, поставил на стол широкую доску с нарезанным мягким хлебом, плоскую тарелку с ветчиной и сыром и долил в чашки кипяток. Лианон как раз хватило этого времени, чтобы передумать.
— Я выставила себя не пойми кем. Сначала поучала герцогского сына, косвенно — самого герцога и его племянника, потом обнималась с Сагертом при толпе народа, а после полезла с ним вместе пить вино на крыше.
— И целовалась у калитки, — поддакнул дед. — Про сигналку забыла?
— Господи, какой стыд.
— Да что такого-то?
— Две линии поведения, дедушка. Либо тотальное следование этикету, что исключает посиделки на крыше и обнимашки, либо не следование, что исключает замечания. Да и вообще, кто я такая? Случайно подвернувшаяся девица-перестарок, нужная, лишь чтобы выручить из временных неприятностей.
— Его сын тебя любит.
— Вот уж не пойму, за что и почему. Спасибо, что накормил. Ты еще будешь?
— Убирай.
Лиа шустро убрала со стола, вытерла столешницу, сбегала в мансарду за заготовками и принялась за изготовление партии вафель с ореховой крошкой, изюмом и прослойкой молочной карамели. Нежной и тягучей.
Тончайшие пластинки липли друг к другу как полагается, скрепляя между собой начинку. Орехи, размолотые в глубокой ступке, украсили верх. Отставив вафли в сторону, Лиа взялась за мягкую, тягучую карамель. Фигурный нож, лед и капелька волшебства — конфеты удивительно легки в изготовлении.
Лианон полностью погрузилась в действо, оттого перезвон сигналки застал ее врасплох. Хорошо, дед повесил на дверь мутноватое старое зеркало — можно не отвлекаясь на заклинание поправить волосы, прежде чем выходить из мастерской.