Неразрешимое бремя

Несмотря на слабое сопротивление, Лидия выудила у нее из-под разодранной на плече рубашки святой символ на тоненькой цепочке, поиграла им у девчонки перед лицом.
— Так разве не должна ты смиряться перед волей Единого? Умерь свою гордыню и…
— Это грех! — девчонка вырвала у нее из рук свой оберег. — Грех то, что здесь творится. Я не дам себя больше…! Я лучше умру!
Она вырвалась из объятий, подбежала к столику и схватила первый попавшийся кинжал, приставив к своей вздымающейся груди. Демон, надо вмешаться, пока все не зашло слишком далеко! Но Лидия неожиданно захлопала в ладоши:
— Браво! Как патетично! Вперед! Давай же, чего медлишь? Кстати, заколоть самой себя у тебя вряд ли получится, по крайней мере, с первого раза. Надо знать, куда метить, чтоб наверняка. Милочка, а ведь самоубийство тоже грех. Самый страшный грех. Тебя даже не похоронят на кладбище, закопают как собаку. Но какая в сущности разница, верно?
Девчонка всхлипнула и уронила кинжал, он тихо упал, поглощенный ворсом дорогого ковра.
— Тебя ведь Пионой зовут, верно? Красивое имя…
— Нет, это не мое имя. Меня звали…
— Тебя отныне зовут Пионой, — с нажимом произнесла Лидия, вновь подходя к девочке. — Будешь покорной и послушной, как я сказала. Я куплю тебя, милочка, и даже более, сделаешь, как скажу — получишь свободу.
Пиона вскинула загоревшиеся надеждой глаза:
— Правда? Но…
Лидия взяла ее под руку и повела к зеркалу, усадила в кресло и нагнулась над ней, продолжая убеждать. Девчонка попыталась стереть кровавые разводы со щеки.
— Именно так. Посмотри на себя. Ты красивая, но глупая. Знаешь, как то одна очень мудрая женщина, старшая жена восточного хана сказала мне: «Сила женщина заключена не в ее красоте, красота проходит. Хочешь получить силу, научись любить и верить».
— Красиво… — прошептала девочка, почти готовая поддаться очарованию этой безумицы. Но с чего бы Лидии вдруг произносить что-то настолько правильное?
— Дурой она была, — усмехнулась Лидия. — Форменной дурой. Знаешь, что с ней случилось? Она отдала свою любовь и верность хану, родила ему детей, а он, когда она постарела, вышвырнул ее. И знаешь, эта идиотка еще и была ему благодарна, что изгнал, а не казнил, как до этого поступал со своими неугодными родственниками. Отправил ее в гарем, наставлять ему новых наложниц, вроде меня, представляешь? А она все равно ему прощала, продолжала любить, старалась угодить, ну не дура ли?
— Вы были в гареме? — в голосе Пионы слышался какой-то детский восторг, смешанный с затаенным страхом. — Я читала, что… Там правда все из золота? А павлинов вы видели, они в самом деле такие красивые? А правда, что наложницы умеют…
— Да заткнись ты, — раздраженно рявкнула Лидия, и я понял, что она опять сменила маску, хотя скорее всего, ей просто надоело уговаривать. — Красота завянет, любовь пройдет, и что же будешь делать? Запомни…
Она с силой вцепилась Пионе в плечо и страдальчески выгнула спину.
— Запомни, твоя единственная сила — вот здесь. — И Лидия с силой ткнула девчонку указательным пальцем в висок. — В голове. Твое единственное оружие, что всегда с тобой, — это твой ум! Научись уже наконец пользоваться головой не только для того, чтобы носить волосы и мужиков ублажать!
Но глаза девчонки были затуманены, она едва ли слушала Лидию, витая в туманных далях выдуманных жарких стран, роскошных дворцов и экзотических приключениях с непременно страстной любовью, пылкими признаниями, трагическими расставаниями и благородными поступками. Ох и зря же вы, госпожа Хризштайн, упомянули про восточный гарем, вам лишь бы приврать для красного словца! Я усмехнулся, но в следующий миг улыбка сползла с моих губ.
Лицо Лидии побледнело от злости, а глаза стали совершенно безумные.
— Грезишь о неземной любви? Мечтаешь, да? А ты знаешь, что извращенцы тоже мечтают? Например, о том, чтобы придушить шлюху, что извивается под ними. Только на мечтах они не останавливаются, они идут дальше. Знаешь, сколько девок вроде тебя пошли с таким в комнаты и никогда не вышли оттуда? А я вот теперь думаю, а почему бы мне тоже не попробовать… — она вдруг сомкнула руки на горле Пионы.
Глаза девчонки округлились, она отчаянно забила руками в воздухе, потом вцепилась в Лидию, отчаянно пытаясь сделать глоток воздуха. Я влетел в комнату, крикнул:
— Довольно! — попытался оторвать ее от девчонки, прекрасно понимая, что безумца в состоянии острого обострения, как сейчас, бесполезно увещевать, но Лидия держала ее мертвой хваткой, словно окаменела. Девчонка сучила ногами по ковру, как внезапно Лидия ее отпустила, уставившись вниз. Я подхватил Пиону за плечи и отвел подальше от сумасшедшей истерички. Девушка задыхалась и все никак не могла отдышаться.
— Как интересно, — вдруг сказал Лидия совершенно нормальным голосом и так буднично, что я не поверил своим ушам. Она повернулась к нам и скомандовала:
— Отодвиньте кресло, господин инквизитор. И отверните палас.
— Что? — я смотрел на нее, она теперь казалась совершенно вменяемой, как будто и не пыталась минуту назад задушить человека.
— Мне самой это сделать?
Я кивнул Пионе:
— Уходите скорей. — Девушка не заставила себя долго ждать, бегом кинулась к двери, но застыла возле выхода, растерянно обернулась.
Я послушно отодвинул кресло — в таком состоянии с невменяемой глупо спорить, однако недоумевая, уловка ли это очередная или Лидии действительно что-то почудилось… И наконец увидел ту странность, что, очевидно, привлекла ее внимание. Кровавые потеки имелись на кресле, а на полу под ним не было ничего. Я отвернул край ковра: так и есть, ковер положили на плохо замытый от крови паркет, очертания лужи легко угадывались. И крови было много, она намертво въелась в дерево.
— Г-госпожа, простите, — голос Пионы дрожал, но она упрямо продолжила. — Верните мне мой оберег, прошу вас.
Лидия обернулась к ней с насмешливым видом и покачала в руках святой символ на оборванной цепочке:
— Твой?
Пиона смогла только кивнуть, затравленно глядя на нее.
— У тебя нет ничего твоего. Ты — вещь.
Я попытался перехватить руку Лидии, но она проворно отдернула ее и спрятала за спину:
— Немедленно верните ей оберег, не позорьтесь подобной мелочностью! — мне было нестерпимо стыдно за ее поведение и жестокость. Я двинулся к ней, но Лидия, к моему негодованию, демонстративно опустила цепочку себе в декольте:
— Попробуйте забрать, господин инквизитор. А ты запомни. Получишь свой оберег назад, когда станешь моей собственностью. Пошла вон.
Пиона всхлипнула и скрылась за дверью.
— Займемся делом, господин инквизитор, — пресекла Лидия мое возмущение. — У нас не так много времени.
Я схватил ее за плечи, но ударить больную женщину было выше моих сил:
— Если бы вы были мужчиной, видит Единый, я бы…
— Что? Ударили? — ее глаза были непроницаемыми. — У вас представится такая возможность, уверяю вас.
Она вывернулась и присела на корточки рядом с въевшимися следами крови, поковыряла их пальцем задумчиво, растерла на ладони и понюхала.
— Вот значит как. Подойдите же, хватит там стоять. Что думаете?
— Можно подумать, вас действительно интересует мое мнение, — зло ответил я, но присел рядом. — Думаю, что кровь засохшая, и явно давешняя.
— Вот именно, — Лидия выпрямилась, скривилась болезненно и продолжила. — Поскольку крови было много, то вероятно, что предыдущая жертва была убита здесь, а значит…
Она вдруг перескочила на другую тему:
— Вы помните рану? Хотя откуда? Вас же мутило словно… — Лидия осеклась и досадливо махнула рукой. — Рана странная, края неровные, хотя видно, что нанесена одним или максимум двумя резкими ударами…
Я прервал ее, доставая из кармана бумаги:
— Не трудитесь, госпожа Хризштайн, я прекрасно знаю, как выглядит рана.
— Интересно откуда? Вы набрались смелости и посетили ледник позже, без меня?
Я не чувствовал ни капли удовлетворения, только горечь пустоты: