Хабаров. Амурский землепроходец

   — Да я ведь, Ерофей Павлович, пошутил, — ретировался казак.
   — Шути да знай меру, — ответил Хабаров внушительно и обратился к толмачу. — А пленника отпусти на все четыре стороны. Пусть идёт к своим и передаст им: мы де не с войной пришли, а с миром. И негоже князьки поступают, негостеприимно. Сможешь это сказать пленнику?
   — Попытаюсь.
Дауры ушли от острожка вниз по Амуру и быстро растворились в дальних просторах. Осаждённые, изголодавшиеся и исхудавшие, вышли из острожной избы. Кое-кто даже прослезился. Кто-то запросил: «Хлебца бы, братцы...» Дружина Попов не удержался и бросился к Хабарову, чтобы обнять его.
   — Вовремя пришёл на помощь нам, Ерофей Павлович. Мы уж всякую надежду на спасение стали терять.
   — А вот это напрасно. Надежду никогда не следует терять, даже если вам придётся тяжко, зело тяжко, — ответил на это Хабаров.
Ерофей Павлович дал команду щедро накормить голодных людей, вызволенных из осады.
Исследование подлинных источников позволяет установить, что никакого боя у стен русского острожка вблизи Албазина с приходом отряда Хабарова не происходило. Дауры, осаждавшие острожек, завидев русский отряд и напуганные залпами в воздух, не решились вступать в бой и в панике разбежались. Вот, например, одно из свидетельств на сей счёт, оставленное служилым человеком Иваном Седельниковым: «И пришёл к Албазину Ярко Хабаров. И увидел Албаза государевых людей и из Албазина побежал, городок покинув. И они с Яркой в Албазин вошли». Здесь, как мы видим, нет ни слова о военном столкновении. Острожек осаждали не только люди Албазы, но и дауры некоторых других князьков. Все они были обращены в бегство.
Совершенно иную картину рисует воевода Францбеков в своей отписке царю Алексею Михайловичу. По его словам, отряд Хабарова овладел Албазином в результате кровопролитного боя, стоившего даурам многих убитых. Это явное преувеличение, по всей вероятности, вызвано стремлением воеводы похвалиться перед царём.
Обратив противника в бегство, Хабаров разместил отряд в Албазине. Вместе с тем он организовал погоню за бежавшими вдоль Амура даурами. За ними отправилась группа охочих промышленных людей под предводительством Третьяка Чечина и Дуная Трофимова. На следующее утро отряду удалось настичь дауров у городка, принадлежавшего князьку Атую. Но при приближении русских дауры подожгли городок и, оседлав коней, ускакали дальше по Амуру, при этом второпях бросили большое стадо домашнего скота, доставшееся русским. Стадо в качестве добычи пригнали в Албазин.
Никакого столкновения с даурами здесь тоже не происходило. Однако, упоминая об этом эпизоде в отписке в Москву, Францбеков снова бахвалился военными подвигами, утверждая, что при преследовании дауров произошёл бой, в котором «много даурских людей побито». Документы более надёжные, чем отписка Францбекова, опровергают факт столкновения русского отряда с даурами.
Наступила зима 1650—1651 года. Хабаров разместил свой отряд в Албазинском городке, построенном по тому же образцу, как и Лавкаев городок. За его стенами находились жилые юрты и хлебные склады с большими запасами. В Албазине отряд провёл семь месяцев. Постепенно, терпеливо Хабаров налаживал отношения с даурскими князьками, убеждая их принимать российское подданство и платить ясак. Для его сбора Ерофей Павлович высылал в даурские поселения небольшие группы сборщиков. Не забывал он при этом задабривать князцов и старост поселений подарками, всячески подчёркивая свою заинтересованность в установлении добрых, дружественных отношений с ними. При каждом удобном случае Хабаров и его ближайшие помощники напоминали даурам, особенно их князцам, что русские могут быть единственной для даурского народа реальной защитой от набегов воинственных южных соседей.
Зимой 1651 года по велению Хабарова группа его сподвижников направилась на запад. В составе группы были служилый человек Третьяк Чечигин, есаул Василий Поляков, толмач Константин Иванов и с ними десять промышленных людей. Группа достигла того места, где сливаются воедино Шилка и Аргунь, образуя Амур, а потом, поднявшись вверх по льду Шилки, побывала в местах расселения дауров и тунгусов, которых удалось убедить принять российское подданство и дать в аманаты своих людей. При их посредничестве была сделана попытка склонить к принятию русского подданства даурского князца Дасаула и тунгусского — Гантимура.
Направлял Хабаров своих людей и в улусы Лавкая, Албаза и Шилгинея. Непростые отношения с этими князьками постепенно наладились. От них поступали аманаты.
Главным занятием отряда в зимнюю пору был соболиный промысел. Рядовые промысловики из отряда Хабарова надеялись, что за верную службу их рано или поздно поверстают в казаки, и они станут не просто вольными охочими людьми, а служилыми казаками на государевом жалованье, что значительно улучшит их материальное положение.
Зимой Ерофей Павлович также был занят строительством Тугирского острожка, который мог послужить промежуточной базой на пути из Якутска на Амур. Хабаров привлёк в качестве строителей два десятка промышленников. Место для острожка было выбрано на реке Тугирь, притоке Олёкмы. До Тугирского острожка можно было плыть на речных дощаниках. Здесь дощаники оставляли, так как для дальнейшего пути на Амур они становились слишком громоздкими. В летнюю пору в острожке пересаживались на лодки и в них продолжали путь по верхней Тугири, перетаскивали лодки вручную через перевал и, спустившись с него, попадали в бассейн Амура. Если на Тугири путников заставала зима, то дальнейший путь они преодолевали на лыжах.
   — Хорошо бы заселить берега Тугири пашенными крестьянами. Для начала направить бы сюда десятка два семей, — делился Хабаров со своими близкими.
Иногда он принимался подсчитывать, сколько он остался должен Францбекову. Долг был всё ещё велик, даже возрастал. В счёт его погашения Ерофей Павлович отправил в Якутск свою долю соболя, добытого на промысле. После долгих и мучительных размышлений, он всё же решился распродать участникам экспедиции снаряжение, инструмент и другое имущество по завышенной цене. Он готовил себя к болезненной и недружелюбной реакции со стороны промысловиков и казаков, долго собирался сообщить о своём решении отряду и в конце концов, собрав сход, объявил:
   — Други мои, наверное, я вас не порадую. Вынужден сказать... Дело вынуждает...
   — Чего уж там... Не томи, говори, Ерофей, — перебил есаул Поляков.
   — Дорого нам обходится снаряжение, вооружение. Я весь в долгах. Не знаю, как и выпутаться из долговой кабалы. А ведь этим снаряжением, вооружением пользуется каждый из нас. Почему только на мои плечи взвалили сие тяжкое бремя? Давайте обсудим вместе, как нам всем найти из этого выход...
   — Что предлагаешь, Ерофей? — спросил Третьяк Чечигин.
   — А вот что... — Хабаров замолчал на мгновение и после проговорил: — делаю, други, это вынужденно. Хочу распродать вам отрядное имущество, оружие, плотницкий инструмент, косы, серпы, ещё кое-что. Пусть теперь всё сие принадлежит не отряду, а каждому из вас.
   — Дорого ли возьмёшь, скажем, за серп или пищалину?
   — Цены не я устанавливаю. Воевода.
   — Каковы цены? Назови.
Хабаров замялся — цены на все предметы, подлежащие торгу, воевода устанавливал завышенные. Когда огласил цены, среди людей невольно раздался ропот, отражавший изумление и недовольство. Кое-кто, не скрывая своей неприязни к воеводе, ругал Францбекова матерными словами.
   — Ему набивать карманы, а нам гнуть на него спину! — выкрикнул Чечигин.
   — Посмотрите вперёд, — пытался увещевать людей Ерофей Павлович. — Вас ждёт знатная добыча. Амурский край богат пушниной. Потерпите малость, потом все расходы восполните.
   — Как же... Две трети добычи забираешь себе. А нам — с гулькин нос! — дерзко выкрикнул Чечигин.
   — Не скрою. Приходится так поступать, чтобы покрыть задолженность воеводе, — спокойно ответил Хабаров.
Спор продолжался долго и казался бурным и напряжённым. И всё же промысловики и купцы молча смирились. Некоторые сразу стали приобретать казённое имущество, вооружение, снаряжение, плотницкий инструмент. Другие поступали так после раздумий. Расплачивались с предводителем отряда не очень охотно. Чаще ограничивались долговой распиской. Хабаров снаряжал в Якутск гонцов с партией пушнины и отпиской воеводе. Францбекова он извещал, что предложение его в отряде приняли, хотя и неохотно, со скрипом.