Хабаров. Амурский землепроходец

В своё оправдание Францбеков был вынужден написать челобитную в Сибирский приказ, в которой пытался хитрить и оправдываться. Оправдания получились неуклюжими и совсем не убедительными. В приказе им не очень поверили, и вернули только малую часть конфискованного — две тысячи рублей, а все меха занесли в казну и незамедлительно отправили в Москву. Лишился Францбеков обнаруженных у него в доме кабальных записей и наличных денег. Они стали достоянием казны для выплаты жалованья служилым людям и на текущие городские расходы.
Большой интерес Акинфова, вступившего в должность воеводы, вызвала экспедиция Хабарова, именно для ознакомления с его деятельностью он послал на Амур Сабельникова. Тот успел подружиться с Хабаровым, и, возвратившись в Якутск, подробно доложил о своих амурских впечатлениях новому воеводе. Впечатления были самые положительные.
Акинфов подробно расспрашивал каждого из казаков и промысловиков, вернувшихся с Амура. Не оставлял он своим вниманием и тунгусов, побывавших на этой реке. Однако расспросами воевода не удовлетворился, а решил послать к Хабарову ещё одного своего человека, Никиту Прокофьева.
   — Возьмёшь трёх человек и отправишься к Ерофею Хабарову, — распорядился он.
   — Дозволь спросить, что я должен делать у Хабарова? — спросил его Прокофьев.
   — Многое, Никитушка. Узри своими глазами и доложи мне, каково состояние пути с Лены на Амур. Густо ли заселены его берега. Каково расстояние между поселениями. Как люди Хабарова справляются с преодолением водных путей. Сколько времени занимает весь путь по Амуру от истоков до устья. Коли сумеешь, составь чертёж — каково течение сей великой реки. Понятно тебе, Никитушка? Коли всё понятно, Бог тебе в помощь.
Отправившись в путь и выйдя из Лены в её правый приток Олёкму, Прокофьев смог убедиться, что здесь-то и начинается трудная часть пути. Как Олёкма, так и её приток Тугир были извилисты, порожисты, с частыми мелями и перекатами. В острожке на Тугирском волоке Прокофьева и его спутников встречал казачий десятник.
   — С благополучным прибытием, государевы люди, — произнёс он высокопарно, приветствуя прибывших. — Долго ли плыли по Олёкму и Тугиру?
   — Кажись, месячишко и ещё пять дней. В Якутске нас посадили на малый, плоскодонный дощаник.
   — Правильно поступили. Прежде, когда дорога была не изведана, пускались в плавание по Олёкме на больших дощаниках и застревали на каждой мели, на каждом пороге. Не приведи Господь такого. Теперь к этому пути приноровились.
Десятник ещё долго распространялся о коварстве порогов Олёкмы и Тугира, потом накормил путников ухой и вызвался проводить их через волок до амурского притока Урки. Его сопровождал молодой парень, вооружённый луком.
   — На обратном пути поохотимся на куропаток, — пояснил десятник.
Весь путь через перевал и по реке Урке до её устья занял восемь дней. Там, где водораздельный перевал упирался в берег Урки, стоял сторожевой пост — изба, в которой обитали несколько казаков, подчинявшихся начальнику острожка на Тугирском волоке.
Невдалеке от сторожевой избы корабелы рубили на берегу большой дощаник. Уже заканчивали обшивку бортов. Другой дощаник покачивался на воде вблизи берега, который, как оказалось, доставил мастерам необходимое снаряжение и паруса для строящегося дощаника и намеревался возвращаться на свою постоянную стоянку в устье Зеи.
   — Вовремя застали нас, — приветливо воскликнул старшина корабельной команды, — коли к Ерофею Павловичу путь держите, будем попутчиками.
Хабаров встретил нового посланца воеводы приветливо, принял его по полному чину, устроил гостям щедрое угощение с амурской рыбой. Потом завязалась оживлённая беседа Ерофея Павловича с гостем. Хабаров показал Никите Прокофьеву набросок чертежа, выполненный им собственноручно. На чертеже широкой извилистой линией изображался Амур с его важнейшими притоками и отмечены условными кружками крупнейшие поселения. Ерофей Павлович развернул кусок пергамента на столе и, проводя указательным пальцем по линии, обозначавшей Амур, от его верховьев до устья, давал пояснения.
   — Вот здесь, в устье Зеи, мы находимся сейчас... А это река Бурея, как и Зея, впадает в Амур слева... А это правый амурский приток Сунгари. Течёт сия река по Богдоевым землям. Сейчас в низовьях реки богдоевых людишек не видно. Мы беспрепятственно подымались вверх по Сунгари. А это река Уссури, тоже правый амурский приток. А далее Амур поворачивает на север. Кончаются земли, населённые даурами и дючерами. Далее обитают натки и гиляки.
Хабаров прервал свой рассказ, что-то вспомнил. Потом ткнул пальцем в кружок, начертанный на амурском берегу ниже впадения Уссури.
   — А вот на берегу сей протоки было наше зимовье, — продолжил он. — Здесь мы выдержали яростный бой с богдоевым воинством. Выдержали и заставили ворогов отступить.
Ерофей Павлович незаметно увлёкся рассказом об ачанских мартовских событиях, вспомнил детали боя, умелые действия пушкарей и торжество победы русских, заставивших маньчжурское войско обратиться с большими потерями в бегство. Потом порекомендовал Никите Прокофьеву совершить плавание вниз по Амуру, зайти в Сунгарийское устье, побывать в туземных селениях, ознакомиться с местоположением Ачанского городка. Для сопровождения Прокофьева Ерофей Павлович выделил одного из ближайших своих помощников Чечигина.
Возвратившись из плавания по Амуру, Прокофьев возобновил расспросы Хабарова.
   — Воеводу интересует, богат ли тот край драгоценными рудами, серебром и золотом, — спросил Никита.
   — Несомненно. Сведения на сей счёт имеются. Но главные богатства скрыты в недрах Забайкалья, на реке Нерчи, — ответил ему Хабаров.
   — Сообщу об этом воеводе. А коли ему будет угодно, снарядим поисковую группу.
   — Правильно поступите.
Перед отъездом в Якутск Прокофьев договорился с Хабаровым взять у него и доставить весь ясачный сбор. А в помощь ему Ерофей Павлович выделил из своего отряда трёх человек для охраны.
Тем временем до воеводы Акинфова дошло известие, что на Амур, или в Даурию, как называли в то время Приамурье, назначен дворянин Дмитрий Зиновьев. Акинфов знал Зиновьева по Сибирскому приказу очень поверхностно. Это был человек какой-то незаметный, предпочитавший оставаться в тени и не лезть, как говорится, на первый план. На Амур его назначили, очевидно, временно, пока не будет сформирован для несения службы крупный отряд во главе с сановным и влиятельным человеком. Тем не менее Акинфов, будучи человеком предельно осторожным и дисциплинированным, не счёл возможным посылать какие-либо свои распоряжения на Амур. Даурия теперь оказалась чужой вотчиной. Пусть новый воевода или исполняющий обязанности воеводы распоряжается там на свой лад.
Ещё не ведая, пользуется ли влиянием Зиновьев в Сибирском приказе или нет, Акинфов решил оказать ему услугу. Он послал навстречу Зиновьеву своих людей с советом следовать на Амур по Олёкме, не заходя в Якутск. Акинфов предлагал Зиновьеву воспользоваться услугами проводника, хорошо знающего дорогу.
В Илимске произошла встреча Зиновьева с бывшим якутским дьяком Стеншиным. Встреча эта не была для дьяка неожиданностью. Ещё в Якутске он получил сведения, что на Амур направляется с войском исполнять обязанности воеводы Дмитрий Зиновьев. Стеншин располагал сведениями, что Зиновьев — человек подозрительный, недобрый, корыстный,— и настроить его против Ерофея Павловича Хабарова будет нетрудно. А настроить хотелось, ох как хотелось дьяку Стеншину, имевшему кляузный, мстительный характер. Похоже, что желание отомстить Францбекову, изгнанному из Якутска и потерявшему большую часть награбленного, стало делом жизни бывшего дьяка. Не мог он простить бывшему воеводе крутое обращение со своей персоной, доходившее до рукоприкладства в арестантской избе. В деятельность Хабарова на Амуре Стеншин особенно не вникал, но считал его сообщником Францбекова, а сообщнику тоже можно мстить.
В Илимске, преодолев трудный участок пути по Ангаре и Илиму, Зиновьев остановился на отдых. Местный воевода для именитого гостя отвёл специальную избу рядом со своей воеводской. Зиновьев сопровождали полторы сотни московских стрельцов. В пути ему удалось набрать столько же людей в городах Тобольского разряда: в Верхотурье, Туринске, Сургуте, Тюмени, Тобольске. Все эти люди получили хлебное жалованье на текущий 1652 год и денежное — на 1652 и 1653 годы. С ними была достигнута договорённость именно на этот срок, по его истечению годовальщики имели право вернуться с Амура в свои города. В Восточной Сибири Зиновьев присоединил к своему отряду ещё 30 охочих казаков Верхоленского и Балаганского острогов. Со всеми своими людьми, численность которых достигала 330 человек, Зиновьев направлялся на Амур.