Невыразимый эфир (СИ)
— Вы хотите снова пройти через лес? Вы забыли о тех страшных деревьях?
— Ничего я не забыл. Просто я не хочу умереть от жажды. Да не бойся! Я знаю, что зона так или иначе позаботится о нас. Для начала, давай обследуем здание, а там решим, что делать дальше.
Паромщик знал, что воображаемые опасности всегда страшнее, чем реальное положение вещей. Зона казалась кишащей безобразными монстрами и свирепыми существами. Но что, если этот бестиарий, который они успели составить, есть не более, чем проявление самозащиты зоны или предупреждение об опасности? Если же это не так, паромщик сомневался, что он и далее сможет защитить девушку от всего. Однажды он замешкается, или зверь окажется хитрее, чем люди. Это всего лишь вопрос времени. Пока они шли к зданию, он всеми силами старался прогнать эту мысль и почти утратил бдительность. На вопросы он теперь отвечал односложно, и его внезапная отчужденность пугала девушку.
Заросли редели, уступая место ненавистному асфальту, чья черная растресканная поверхность напоминала старую змеиную кожу. Они вышли прямо к серым стенам. Вблизи здание было похоже на выгнутый хребет, на спинные шипы ушедшего под землю динозавра, схваченного в момент агонии и так застывшего навеки. Паромщик сразу узнал строение. Это был бункер, сооружение, призванное защитить от невидимого излучения во время световых войн (если прибегнуть к выражению, бывшему в ходу у городских мистиков). Часть стен покрывал густой беловатый мох; то здесь, то там выступала ржавая арматура. Здание венчала жесткая конструкция, состоящая из квадратных ячеек, соединенная с крышей металлическими опорами. Радар слегка поворачивался, и все сооружение имело вид совершенно фантастический. Тревожную атмосферу усиливала царящая здесь ватная тишина. Сгоревшие остовы автомашин ржавели на асфальте, вздыбившемся от воздействия времени. Чуть поодаль громоздились какие-то бетонные блоки, пронизанные и оплетенные узловатыми корнями растений. К сетчатому ограждению ветер прибил грязные листки бумаги. Повсюду валялся хлам — электрические провода, книги на неизвестном языке, пустые бутылки, ящики, у которых одну из стенок заменяло выпуклое стекло, какая-то электроника, рваная одежда, опять пластмассовые детали, механизмы из пластика, смятые короба — ветхое наследие прошедшей эпохи, как будто человек, пройдя здесь, не оставил после себя ничего, кроме неприглядной осыпающейся кучи мусора. Мерзость запустения убивала все другие краски. Зона была чудесна, но ее очарование полностью исчезало, стоило лишь обнаружиться следам человеческой индустрии, всегда ничтожным и жалким.
Обойдя кругом огромное здание, после получаса поисков путники наконец обнаружили приоткрытую дверь. За ней стоял глубокий мрак; лучи солнца будто не желали входить в этот провал. Вход располагался в правой стороне высоченных железных ворот — настоящий портал, покрытый ржавчиной, в центре которого угадывалось полустертое изображение красной звезды. Паромщик швырнул внутрь камень; он с резким грохотом ударился о стены, породив нескончаемое эхо. Мужчина вздохнул. В задумчивости он обхватил пальцами свой квадратный подбородок, колкий от трехдневной щетины. Девушка уже знала и этот жест, и эту манеру кривить губы, отчего его загорелое лицо приобретало слегка свирепое выражение. Паромщик пристально взглянул на нее.
— Я пойду осмотрю бункер. Все вещи я оставлю с тобой, возьму только фляги. Жди меня здесь. Я постараюсь вернуться как можно быстрее. А ты пока встряхни от пыли наши вещички. Не знаю, откуда она берется, но она везде. Если со мной что-то случится, тебе придется искать фабрику самой.
— Будьте осторожны, — сказала она с дрожью в голосе.
— Мне понадобится свет. В этой крысиной норе ничего не разглядеть.
— Ваш карманный фонарик, — напомнила она.
— Батарейки приказали долго жить еще когда мы выбрались из канализации. Надо поискать что-нибудь еще, чем можно светить. Здесь настоящий базар, и если приложить смекалку… Да вот же, глянь-ка!
Паромщик наскоро соорудил факел, обмотав обрывки ткани вокруг метлы из кокосового волокна — она валялась со сломанной рукояткой среди щебня и осколков тротуарной плитки. Он еще раз проверил фляги и прицепил к поясу запас материи, смоченной машинным маслом, чтобы поддерживать пламя факела во время своих блужданий в потемках.
— Пожелай мне удачи.
— Будьте осторожны, — повторила она.
— Да, мамочка.
Он засветил самодельный факел от зажигалки, шагнул в проем, из которого несло сыростью, и медленного пошел вперед. Свет пламени отражался в черных лужах застоявшейся воды, от этого по шероховатым стенам бежали смутные тени. Хлюпающий звук его шагов резонировал от кафельной плитки. Миновав короткий вестибюль, паромщик сразу почувствовал, что воздух стал более холодным и спертым, словно он попал в какой-то погреб. От ощущения комка в горле он не мог глотать и то и дело сплевывал. Паромщик осмотрел помещение, в которое попал, но не обнаружил ничего похожего на раковину, и даже ни единой трубы. Пусто. В этой первой комнате водопровода не было. Он двинулся дальше по длинному коридору, который, постепенно сворачивая, вывел его в большой зал с колоннами. Здесь царил дикий беспорядок; от сквозняков огонь факела тут же загудел. В темноте мало что можно было различить. Тут и там, в невероятном хаосе, валялась какая-то незамысловатая мебель. Паромщик решил подняться по лестнице, проклиная строителей, которые так запрятали водопроводную систему. Он прошел мимо маленькой комнатки с окнами, затянутыми плющом. Дневной свет едва проникал сюда. Оказавшись в следующем темном помещении, он продолжил поиски более методично, ощупывая каждый сантиметр стены. Наконец, в соседнем зале он обнаружил этот чертов водопроводный кран — в углу, над разбитой раковиной. Краник выглядел целым и изгибался над пустой мойкой, как лебединая шея. Паромщик повернул большую медную ручку, покрытую патиной, и — о чудо! — свежая вода, пенясь, хлынула шумным потоком. Напор был так силен, что паромщик забрызгал свои штаны и обувь, и без того грязную. Он засмеялся, и смех его стал еще громче, когда он услышал, как его хриплый голос эхом отразился от бетонных стен и щербатой кафельной плитки. Он несколько раз прополоскал пустые фляги, чтобы вымыть из них заразу, возможно попавшую с болотной водой. Факел еще горел, но паромщик тем не менее добавил к нему два больших лоскута ткани. Язык пламени взметнулся вверх, как сорвавшийся с цепи зверь. В этом помещении, погруженном во тьму, которую едва мог рассеять неверный свет самодельного факела, чем-то очень неприятно пахло. Паромщик решил, что наверное от постоянной сырости здесь все покрылось плесневым грибком. Подобно гангрене, время и пустота постепенно разъели дерево и пластиковые покрытия. Все прогнило в этой тьме. Паромщик вновь прицепил к поясу наполненные фляги. Довольный, он похлопал по ним ладонью и уже намеревался пуститься в обратный путь, как вдруг заметил в углу, около лестницы, ведущей вниз, пластмассовый язычок круглого переключателя. Паромщик подумал: а вдруг здесь имеется автономный источник электропитания — какой-нибудь генератор, батареи которого до сих пор сохранили остатки заряда. Он повернул выключатель; тишина. Ничего не произошло. Когда он попробовал во второй раз, плафоны тускло вспыхнули и загорелись бледным неоновым светом, мигая и потрескивая. Где-то в глубине здания завыла механическая система вентиляции. В ноздри паромщику ударил невыносимый запах. Через пять секунд — вряд ли больше — свет погас, времени едва хватило на один вдох, но за это мгновение взору его предстала груда человеческих тел, дюжина искалеченных полусгнивших останков. Сквозь мертвую обнаженную плоть местами проступали кости, а мутные глазные яблоки почти полностью исчезли во впадинах орбит. Кое-где копошились крысы. Словно коровьи туши на некой чудовищной скотобойне, три тела покачивались на крюках, приделанных к потолку. На противоположной стене, за миг до того, как свет погас, паромщик успел увидеть кроваво-красные буквы, из которых сложилась малопонятная фраза. Он прочел несколько неразборчивых слов: жаль, что ей придется умереть. Надпись исчезла и возникла вновь, подобно зловещему пророчеству.