Маша и любовь
До первого тренинга было ещё два дня, я маялась от безделья и тосковала по Никите, и, должно быть, именно это толкнуло меня на поиски приключений. Я вдруг решила за ним проследить. За Никитой, конечно же, киару-то мне зачем? А-а-а, вот опять в мыслях вертится. Вот же ж… А если Никита так и не выйдет из дома? Или наоборот, уже давно ушёл, а я как идиотка буду караулить его у парадной в этой огромной соломенной шляпе и громадных тёмных очках, делающих меня похожей на стрекозу? Не знаю, почему я их купила, поддалась, наверное, общей моде, но теперь вот пригодятся. С другой стороны, сидеть дома всё равно скучно и невыносимо, а так хоть прогуляюсь.
Где-то на периферии сознания маячила мысль, что это может быть опасно, если у Никитоса проблемы, то как бы и мне не вляпаться, но… во-первых, молодости свойственно быть оптимистично-беспечной, а во-вторых… я буду осторожна. Никто даже и не поймёт, что я слежу. Я ведь совсем немножко. Просто посмотрю на него и пойду. А для маскировки возьму с собой альбом для рисования, мне давно пора попрактиковаться в набросках, так почему бы не сделать это у парадной Никиты Рекунова. Тьфу ты. Чего это ко мне повадки киару прилипают? Это ж в его стиле – имя плюс фамилия. Как будто возле него с десяток Марий толчётся… хотя, может и толчётся. Всё же экзотика. Ну и пусть толкутся, мне-то что? Мне не надо.
Собиралась я в приподнятом настроении, не хотелось признаваться в этом, но шанс увидеть Никиту бодрил и будоражил, как и само приключение. Я даже решила, что если за час, пока сижу в засаде у его подъезда и рисую, он не появится, то я зайду навестить. Чисто по-дружески, разумеется. Надо будет только придумать, где оставить эту идиотскую шляпенцию, в сумку она не влезет вообще никак.
По дороге к дому Никиты – он жил всего в получасе ходьбы от меня, а день был чудесно-летним, так что шла я пешком, я боролось с проснувшимся во мне духом авантюризма, который вкупе с и так набиравшей силу манией преследования, требовал провернуть какой-нибудь киношный финт, чтобы уйти от слежки. В магазин там зайти, или в кафе, и выскочить через чёрный ход. Или вскочить в уходящий автобус, в метро нырнуть, в конце-то концов… но я держалась. Потому что за тем, кто один раз улизнул от слежки, будут потом следить куда пристальнее. Так что просто так, из спортивного интереса и неуёмной жажды приключений, нарываться не стоило. Определённо не стоило.
Итак, что бы такое нарисовать? Кусты и скамейку напротив уже нарисовала. Ничего интересного. Хочется рисовать людей, а они появляются редко, всё же середина дня… могу нарисовать Никитоса по памяти, но как-то не вяжется это с маскировкой… может, брата нарисовать? Или Таньку? Или… Вот ведь засада. У меня почти буквально чесалась рука от желания нарисовать синеглазого киару. И, поборовшись с собой ещё несколько минут и воровато оглянувшись – мало ли во-о-он в тех кустах кто-то сидит-подсматривает, я принялась рисовать. Меня словно прорвало. Вот он сидит за столом в приёмной комиссии, вот выгоняет меня из кабинета, а тут наоборот – смотрит сочувственно, а здесь – помогает надеть мне туфельку, а вот – профиль, когда он вёл машину. Я чуть не пропустила объект наблюдения, увлёкшись наброском киару в машине, но всё же вовремя подняла глаза, повинуясь какому-то внутреннему импульсу.
Никитос вышел из подъезда, но вышел не один. Чудом поборола инстинктивное желание вскочить, захлопнув альбом, и окликнуть его, или же броситься следом. Первое было бы, кажется, опасным, а второе – ещё и бесполезным. Никиту сопровождала пара мужчин в серых костюмах, и прошли они к неприметному тёмно-синему автомобилю. В каком-то ступоре я наблюдала, как мой возлюбленный садится в машину на заднее сиденье, и та стремительно уезжает. К такому повороту событий я оказалась совершенно не готова, и лишь когда машина скрылась, я поняла, насколько я тормоз и идиотка. Надо было его всё-таки окликнуть, ну мало ли, что он шёл сам, а не вели его, заломив ему руки, это же ни о чём не говорит! Может, ему пистолетом пригрозили. Или семьёй шантажировали. Ну ладно это, но хоть номер машины могла бы запомнить! А то и записать! Ан нет, стояла, ворон считала… У-у-у! Зла на саму себя не хватает!
И что теперь делать? Бежать в полицию? Нет, не вариант: во-первых, Никитос вроде бы шёл добровольно, во-вторых, я ему – никто, а в-третьих, как знать, не задействована ли тут полиция или ещё какая силовая структура?
Я лихорадочно бросилась звонить Никите. Услышь я, что абонент – вне зоны действия сети, наверное, отправилась бы в полицию или к Никитиным родителям, но в трубке были гудки… и только гудки. Может, ему не разрешают ответить? Или он просто забыл телефон дома? А может, не слышит? Или… или просто не хочет со мной говорить.
Я проскользнула в подъезд – знаю код от домофона, который открывает его, Никитос научил – и, поднявшись на третий этаж, снова нажала на вызов на телефоне и приникла ухом к двери квартиры. Вроде бы там ничего не звонит… И что мне это говорит? А ни черта не говорит. Телефон может быть в квартире без звука, или просто у них тут звукоизоляция хорошая, я как-то не обращала внимания на этот вопрос, пока мы встречались.
Быстро, пока не передумала, нажала на звонок, прослушала заливистую трель – либо звукоизоляция двери так себе, либо звонок уж очень громкий. Выждала, позвонила ещё. Подёргала дверь. И, несолоно хлебавши, отправилась обратно на улицу. А по дороге меня осенило – надо звонить брату.
– Лёшка! – взмолилась я, едва он снял трубку, – соверши ради меня должностное преступление!
Брат у меня молодец. Учится на третьем курсе, но уже подрабатывает, даже, скорее, полноценно работает. Я в этом отношении чувствую себя разгильдяйкой, ибо мои подработки ни в какое сравнение с его регулярной зарплатой не идут. Да, я пока что сижу у родителей на шее, и хоть на одежду и всякие развлечения зарабатываю сама, кормят меня они. Впрочем, зато я училась на бюджетном отделении, а брательник – на платном. Он у меня умный, но раздолбай. И добрый. Сестру и родителей любит. А главное – работает-то он как раз на того оператора, услугами которого пользуется Никитос.
– Иди в пень, – огрызнулся добрый и любящий брат. Но я, естественно, не сдалась.
К чести Лёшки надо сказать, что он очень не хотел идти мне навстречу, убеждал бросить эти глупости, предлагал, что сам позвонит Никите и поговорит с ним – дескать, вдруг я его просто уже достала, и он поэтому не отвечает… Сдался он после этого:
– Вот мы с тобой тут спорим, – сказала я и совершенно искренне всхлипнула, – а его, может быть, сейчас в лес везут, со связанными руками и ногами… ему, может быть, жить всего несколько минут осталось!
Выдавив последнюю фразу, я разрыдалась – воображение у меня хорошее, так что озвученный сценарий я успела прочувствовать, словно он на самом деле происходит, и я точно об этом знаю.
– Диктуй номер, – мрачно буркнул брат и, кажется, добавил что-то ещё не очень цензурное. – Проверю – перезвоню.
Две минуты тридцать девять секунд. Ровно через столько он мне перезвонил.
– Дура ты, Машка, – сказал он, и по тону я поняла, что можно выдохнуть, и всё не так уж и плохо. – Записывай примерный адрес.
Я записала адрес – что-то знакомое, и, едва положив трубку, бросилась смотреть в интернете. Хорошая новость – это недалеко. Плохая – адрес действительно примерный. То есть, выбор у меня как минимум из двух жилых домов, школы и торгового центра. Обновлять информацию Лёшка категорически отказался, так что у меня мелькнула даже мысль отправиться домой… хорошая такая, здравая мысль. Жаль только, что мелькнула и пропала. Я просто прогуляюсь по торговому центру, – сказала я себе. И даже почти в это поверила. Мне ведь давно нужен… зонтик. Да. Точно. Пусть будет зонтик.
Ну, что сказать… зонтик у меня так и не появился. До торгового центра я добралась за двадцать минут, беспорядочно там пошаталась, заглядывая в рестораны и магазинчики, Никитоса, увы, не нашла, что, в общем-то, было ожидаемо, хоть мне и не хотелось этого признавать. Лёха, зараза такая, мои звонки игнорировал, так что я почти смирилась и решила уходить. Впрочем, не удержавшись и завернув в один пафосный магазин на первом этаже – уж очень мне глянулось платье на манекене в витрине. Покупать я его не собиралась – знаю я такие магазины, там любая вещь дороже, чем билет на тот гадкий благотворительный вечер стоит, нет у меня таких денег, нет. И желания тратить столько на шмотки – тоже. Но это не мешает мне их примерить. И то, что продавщицы смотрят на меня, как на земляного червяка, – тоже. Вот странно, да? Явно же они сами тоже не могут позволить себе тут одеваться, а смотрят так, словно магазин принадлежит им. Но это не так. Вот эту чёрную я помню – она раньше на втором этаже в магазине белья работала, и тоже была такой же букой…